Что ж, яблочко от яблоньки, как говорится…
Отец Ольги уверял меня в том, что он – друг моего отца. Хороша дружба. И Ольга – вся в отца.
Впрочем, каждый протокол бы заверен эспером: «Подлинность информации подтверждаю. Николаев А. А.» И печать с гербом империи, изображенном на щите. А Артемий Михайлович напрямую друга не оговаривал.
Все косвенные улики были против отца.
Вывод по сохранившимся записям телефонных разговоров: надлежащий контроль не осуществлен.
И странно, куда делась запись того разговора, что слышала Яра? Та, где отец категорически запрещал проводить испытания.
Или вот… Павел Петрович Шереметев, отец Матвея, утверждал, что в последнее время Иван вел себя нервно. О причине он не упоминал, но посчитали, что нервничал отец из‑за готовящегося покушения.
Те, кто мог бы свидетельствовать в пользу отца, погибли на полигоне. Те, кого там не было, либо ничего не знали, либо строили предположения.
Единственный документ, который я посчитала достоверным – это расчеты, доказывающие, что взрыв ракетного топлива произошел из‑за ошибки в формуле. И – вновь косвенная улика – ошибки намеренной. Так как в дублирующем документе из института ядерной физики этой ошибки не обнаружили.
«Иван не мог так ошибиться, его подставили». Кажется, кроме меня, Павел Шереметев – единственный, кто сомневался в виновности Ивана Морозова.
Михаил Савельевич Бестужев, отец Савы, в деле не фигурировал вовсе. Он имел отношение к производству ракет, но к нему у следствия вопросов не возникло. Экспертиза подтвердила, что взорвавшаяся ракета соответствовала всем нормам, чертежам… короче, была исправна.
Интересно, как они это определили? По пеплу? По оставшимся отчетам?
Полагаю, императора легко убедили в том, кто виновен в случившемся. Многие упоминали о конфликте между Всеславом Михайловичем Романовым и Иваном Морозовым. Какой‑то неприятный разговор, случившийся во время приватной встречи где‑то за полгода до взрыва на полигоне. В деле, естественно, никаких подробностей, только упоминание, как возможная причина ненависти Ивана Морозова к императору. И навряд ли его императорское величество мне о том расскажет…
Благодаря тому, что я занималась мнемотехникой, удалось запомнить все имена, упоминающиеся в деле отца. Из них я и составила свой список. Встретиться с каждым – и поговорить. Напрямую или как‑то иначе, в зависимости от обстоятельств. Мне нужно докопаться до истины.
Имя матери стояло в этом списке первым, потому что она могла знать о том, что случилось на самом деле. Как минимум, о конфликте с императором. Я не стала бы встречаться с ней из‑за родственных связей.
В деле я нашла и приговор, и распоряжение императора относительно имущества Ивана Морозова и предписание членам его семьи, и отказ матери от дочери Яромилы. И ни одной причины кроме той, о которой упомянул император.
Проклятие рода. Дед был против моего рождения, уговаривал мать сделать аборт. Он видел смерть своего сына, как‑то связанную со мной. Пророчество сбылось. И я должна была умереть, но…
Вмешались боги. Мара, Святогор, Велес, Лель. И, что интересно, здесь о них… слышали. Но давно позабыли. Основная религия – православие, и бог один – Иисус. Почему они вмешались? Загадка. Но не привиделась же мне Мара. И две разных жизни.
Теперь, можно сказать, третья началась.
Я вздохнула, взглянув на себя в зеркало. Может, и правда, прогуляться? Поискать кулинарию, купить на ужин какой‑нибудь винегрет, пожарскую котлету и что‑нибудь жутко вредное. Например, пирожное. Нет, лучше торт, его надолго хватит. К тому же, Карамелька непременно присоединится к пиршеству.
Или вещи разобрать? Хотя смысла в этом нет. Переложить все из чемоданов, собрать сумку – это я и позже успею.
Взгляд упал на ключи, лежащие на столе. Машина! Вот чем я сейчас займусь.
Бордовый внедорожник я нашла быстро. Он стоял у подъезда, номера совпадали с теми, что назвал Сава. И ключ подошел. В бардачке лежали документы на мое имя. Полный бак. Чистый салон.
Все же любопытно, чей подарок. Мальчишки могли скинуться и купить мне эту машинку, а свалить все на Александра Ивановича. Но ведь они его предупредили, если так, и правды я не узнаю. Можно, конечно, припереть их к стенке, но… зачем?
Мотор тихо заурчал, машина плавно сдвинулась с места. Куда бы съездить?
– Куда нам надо, Карамелька? – спросила я у химеры, улегшейся на сидении рядом со мной.
– Мяу, – ответила она.
– Вот и я думаю, что мяу… – задумчиво произнесла я.
К зданию академии службы безопасности меня не подпускали.
– А нечего там своей аурой светить, – говорил Сава. – Потом система выявит совпадение, сравнит картинку… и все, прощай маскировка.
– Серьезно? – удивлялась я. – Или прикалываешься?
– У Александра Ивановича спроси.
Я не поленилась, спросила. Убедилась, что Сава не врет. И на территорию академии не заходила. Но теперь‑то можно? Я уже Ярик, а не Яра.
Академия занимала целый квартал. Учебные корпуса: основной и новый, построенный недавно. Спорткомплекс. Стадион. Библиотека. Общежитие.
Машину я оставила на соседней улице. Спящую Карамельку укрыла ветровкой, что прихватила с собой. Потопталась перед главным крыльцом. На двери висело расписание работы приемной комиссии. Осмотрелась, размышляя, войти в здание сейчас или отложить до завтра, как и планировалось. И заметила знакомую машину.
Матвей и Сава вышли из внедорожника, едва я к нему подошла. Сава, довольный, как слон, лучезарно улыбался. Матвей вроде бы хмурился, но эмоции от него шли теплые.
– Ну? – спросила я.
– Мы поспорили, и я выиграл, – сообщил Сава.
– Кто выиграл, я поняла, – фыркнула я.
– Понял, – поправил меня Матвей.
Надо тщательней следить за речью.
– А спорили на что? – Я раздраженно повела плечом. Не люблю ошибаться.
– Так на тебя. Я сказал, что первым делом ты сядешь в машину и примчишься сюда.
– Насчет машины я не спорил, – уточнил Матвей. – Но куда поедешь, не знал.
– Ну, я за вас рад. Развлекайтесь дальше.
– Да ладно, Ярик. – Сава меня остановил. – Мы, можно сказать, уже познакомились. Теперь можно и сходить куда‑нибудь втроем. Отметить.
– Знакомство? – уточнила я. – Абитуриента и старших курсантов?
– Зануда, – сказал Сава.
Заметив, что с нами поравнялся какой‑то парень, я громко произнесла:
– Спасибо, что подсказали. Хорошего дня!
Саве и Матвею ничего не оставалось, как позволить мне уйти.
Торт в кондитерской я выбирала с особым тщанием.
– Девушке? – спросила меня продавщица. – Можно добавить надпись…
– Тете! – отрезала я, забирая коробку.
А на улице поискала взглядом машину Матвея. Я предсказуемая? Видимо, не настолько, чтобы догадаться, чем я буду ужинать. Или не я, а Карамелька. Мне‑то еще испытание проходить, какой, к черту, торт!
В холодильнике обнаружился небольшой запас продуктов. И победу разума над эмоциями я отметила яичницей с помидорами. Это блюдо очень любил Николай Петрович. Он говорил, что оно напоминает ему о доме.
Глава 5
В приемной комиссии моему появлению, похоже, не сильно обрадовались.
– Почему так поздно? – недовольно поинтересовался молодой мужчина с усиками. – Сегодня последний день. Если с документами что‑то не так, исправить не успеете.
– Надеюсь, что с ними все в порядке, – сдержанно ответила я. – Так получилось. Обстоятельства, знаете ли…
Это Сава посоветовал не выеживаться.
– В комиссии преподы сидят. А память у наших преподов хорошая. Ты ему ляпнешь что‑нибудь, а он тебе через пару лет припомнит на экзамене. Эсперов среди них нет, это слишком ценный ресурс для такой работы, так что будь вежлива, улыбайся, и неважно, что ты при этом чувствуешь.
С моими документами, действительно все в порядке. Их сам Александр Иванович… подделывал. Или кто‑то другой по его личному приказу. Он же сказал, что далеко не все преподаватели в академии в курсе, кто я такая.
