Слуга Государев. Тетралогия (СИ) - Старый Денис

Девушка зарделась. Раскусили её хитрость.

– И сама так умею. Токмо печи тут нет! – пробурчала Анна.

Я улыбнулся. А вот Игнатка, которого так я называть никак не мог… Игнат посерьёзнел.

– Поди, девка, погуляй! – строго сказал шут.

– Тут моя воля! – не стерпел я.

– Так я что? Я ничто, я никто, и звать меня не треба! – отреагировал Игнат, кривляясь. – Поснедал, да и пойду, побегаю, яко жеребчик.

Но быстро вновь сменил личину и стал серьёзен. Усмехнулся и обратился ко мне:

– Ну негоже, чтобы Аннушка разговор наш услышала, – сказал шут.

– Иди, Анна! – подумав, сказал я.

Игнат дождался пока девушка уйдет, и несразу начал разговор.

– Прошу тебя, мил человек, не забижай девку! Натерпелась она. Ты первый муж, к кому она сама подошла. А до того… – Игнат не договорил, махнул рукой.

Да я уже и догадывался, что такую красавицу, да ещё бесправную, всенепременно обижали. Это было видно по поведению Анны, когда я её целовал – и в первый раз, и во второй. Отзыв на мой поцелуй от девушки был отнюдь не невинным. И смотрела она на меня таким взглядом, как будто точно знала, что я сейчас могу сделать. Знала и боялась.

Раньше это не было столь очевидным, но теперь, после слов шута Игната, всё стало на свои места. Безусловно, жалко девку. То, что может приносить радость, а, порой, и счастье, для неё стало угрозой и мукой. Но, может быть, это можно ещё изменить.

– Ну? Ты же кликал меня не праздно? – Игнат тем временем перешёл к делу.

– Расскажи, что знаешь, а коли не ведаешь, так узнай, что обо мне молвят бояре, – сказал я.

И остановил на Кульгавом свой взгляд, изучая реакцию мужика.

Порой даже очень большое дело может зависеть от того, получится ли распознать эмоции собеседника в самом начале разговора. И я видел сейчас – старый шут не смутился. Даже слегка ухмыльнулся. И это вполне может означать, что не только я попросил Игната об услуге.

– Что, я не первый? – взаимно усмехнулся я.

– Прозорливый! Не гляди, что её нет! – сказал Игнат.

– Так добрая мысль редко лишь к одному приходит, – высказался я с претензией на мудрость.

– Добрая ли то мысль? – задумчиво произнес шут.

Да‑а, надо было провентилировать вопрос собственной осведомлённости ещё раньше. И шут этот ведь мелькал ранее перед глазами. Но всё был других одеждах, без колпака шутовского – я и не признал.

А ведь из истории я знаю, что шуты при дворе Алексея Михайловича имели особый статус. Да и раньше что‑то похожее бывало. Они могли говорить всё, что вздумается, ходить там, где заблагорассудится. И, что важно, этих людей никто не воспринимал всерьез. Ну, или почти никто, если учитывать, что идея обратиться к шуту возникла не только у меня.

– Сколь же серебра хочешь за слова свои? – напрямую спросил я.

– От тебя много не возьмёшь, – будто разочарованно говорил Игнат.

– Верно ли знаешь? – сделал я очередной намёк.

– Неужто столь много с усадеб ограбленных взял? – мужик явно показывал мне: про дела, мол, твои знаю, и не только про ратные.

Цену набивал. Но, что‑то кажется мне, что он не столько о серебре говорит, сколько о чём‑то спросить или попросить хочет взамен своих услуг.

– Ну? Говори, чего хочешь! – потребовал я.

– Аннушку до себя примешь. Коли сам ожениться на ней не пожелаешь, то я понимаю. Но справишь ей мужа доброго. Об том, кабы девицу тебе отдали, у царя али у царицы просить надо. И серебра мне потребно боле, можешь верить. Сам должником тебе буду, – сказал старик.

– Лучше было бы серебром… – задумчиво сказал я.

Стоит ли просить у тех, кто сильнее тебя? Как гласит известная мудрость: нужно подождать, пока сами дадут. Можно было догадаться, что как только приближусь к царю, сразу же пойдут различные просьбы. А я не собирался хоть кому угождать, если только не для собственной и не для державной выгоды. Лишний раз о чем‑то просить государя – это обесценивать себя.

– Иначе нельзя? – спросил я.

– Она раба государя! Более того скажу – Анну думали Петру Алексеевичу предложить, кабы он с девками наловчился быть. Уж больно справная и пригожая. А мне она, как дочь родная, – сказал Игнат и резко погрустнел.

Час от часу не легче. И когда это должны были Анну вот так даровать царю? Ведь молод же ещё, сущий ребёнок. Ну и нравы! Или я не замечал нравы из будущего? А сильно ли большая разница?

– Обещать не стану, но сделаю, что смогу, – ответил тогда я, чтобы развеять его грусть.

Я ещё, наверное, с минуту смотрел на дверь, в которую только что вышел очень странный персонаж. Шут Игнат больше всего напоминал мне знаменитого по романам Александра Дюма французского королевского шута.

Шико также был мудрецом с колпаком на голове – и с языком, что помело. И французский шут, и его нынешний коллега из России примечают многое, умеют анализировать и делать выводы. Они – такая база данных, что, наверняка, любой боярин позавидовал бы их осведомлённости.

По крайней мере, то, о чём мне поведал Игнат, было не просто важно – архиважно. За такие сведения – это именно я его должник, а не наоборот. И такому человеку из тумана долги нужно обязательно отдавать.

– Что, полковник, по молодости своей не разумеешь, что ты боярам потребен, токмо лишь пока оборону держишь, – только лишь минут десять назад говорил мне Игнат.

– Кабы сие не разумел, не искал бы встречи с тобой, – отвечал я старику.

– Так и я по очам твоим вижу, что не прост ты. Токмо то, что я скажу, штука острая – и меня убить может.

Старик посмотрел на меня пытливым взором. Словно прозвучал вопрос, и можно было ждать ответа.

– Мне незачем тебя выдавать, – ответил я.

– Не токмо сие услышать желал я. Ещё и о том, что буде на то воля Господня, и ты останешься серед бояр, землю получишь… – старик вновь давал мне возможность самому додумать, чего он хочет.

Мне было несложно.

– Я смогу дать тебе работу. На земле, – догадался я, к чему клонит Игнат, видимо, уставший от тяжести шутовского колпака с бубенцом.

– Вижу, умён… Так слухай…

Я сидел и думал. Что же можно сделать в свете открывшихся обстоятельств?

Ведь меня уже завтра могли бы скинуть с пьедестала. Причём сложно успеть подстелить перину при этом – как бы не в навозную кучу нырнуть.

Переоценил я систему сдержек и противовесов. Видно, своей активностью и тем, как быстро взял столь немало власти, побудил даже противников объединиться против меня.

Хорошее это дело – согласие боярского триумвирата, ну или временное перемирие с Нарышкиными. Плохо, что это я оказался катализатором их примирения.

Дело в том, что несколько выпали из виду полки иноземного строя. Да, перед самым бунтом их, волей воеводы Хованского, отправили… да просто отправили. Сказали, мол, идите в Коломну или ещё куда‑нибудь, да и всё. Ну, чтобы там учение производить или харчеваться.

Но, видимо, Матвеев или кто‑то другой из бояр подсуетился, и уже с самого начала бунта, или даже перед ним, части полков пришёл другой приказ – возвращаться.

На данный момент в России более десяти полков рейтаров. Эти доспешные конные стрелки всё ещё представляли немалую угрозу для любой армии мира. И они могли считаться одной из опор престола. Цари кормили рейтаров и соединения других воинов, обеспечивали всем необходимым, выделяли земли, различного рода довольствие. И делали это, как правило, без особых задержек.

И теперь сразу три таких полка стоят и ждут приказа войти в Москву. Игнат не знал точно, почему именно этого приказа ещё не последовало. Об этом он не услышал в разговорах бояр.

Ну, несложно догадаться, учитывая то, что всё‑таки стало известно шуту. Все ждали первого штурма Кремля и рассчитывали на то, что именно во время этого штурма и войдут рейтарские полки в Москву. И тогда бунтовщики явно начнут колебаться. А скорее всего, так и вовсе грянет повальное бегство.

Чем же плохо? Для кремлёвского гарнизона, казалось бы, и вовсе козырь. Вот только заход рейтаров оказывался ещё и противодействием мне.