Слуга Государев. Тетралогия (СИ) - Старый Денис

Бояре небезосновательно посчитали, что такая сила перекрывает все мои возможности. Значит, меня можно отстранять – если повезёт, то с выдачей благодарностей. А скорее всего, выдадут мне разве что не заложенное природой отверстие в теле.

И что тогда делать? Как сказал бы мой дед: «Что делать? Снимать трусы и бегать!» Он так всем говорил, и даже соседке. Хотя я по малолетству не сразу понял, что дед не извращенец, и на самом деле не хочет видеть гигантские телеса бабы Фени. Что это – приказка.

Но вот въелось же в память! Впрочем, я заметил, что сейчас всплывают такие знания и воспоминания, которые и не думал, что имеются. Словно база данных прокручивает файлы. И это порой мешает сконцентрироваться.

– Патриарх… Обещался? Вот пусть и поможет мне, – принял я решение, как можно попробовать обойти интригу бояр с рейтарами.

Придётся отдать одно из писем владыке за это. Жалко, но тогда он поймёт, что, оказывая те или иные услуги, может вернуть себе преступный архив. Авось, станет более энергично станет помогать. А там и втянется, что за уши не оттащишь.

Так что поспать мне было не суждено. Ничего, должен же когда‑то закончиться этот цейтнот. Потом отоспимся. Иногда нет никакого смысла ложиться спать, когда уже время явно перевалило за полночь. Я пошёл на свой наблюдательный пункт.

Как минимум, чтобы своими глазами увидеть, как боевой монах, посланный патриархом, удаляется прочь – туда, где, по всем данным, должны находиться рейтарские полки.

Монах‑то был с моим посланием. С пламенной речью, которую я бы должен был сам произнести перед рейтарами. Но даже если они просто прочитают те слова, то должны проникнуться.

Нас утро встречало рассветом… А еще и штурмом. Кульминация бунта была близка.

– Бабах! – уже в который раз прозвучал выстрел из пушки, установленной напротив Боровицких ворот Кремля.

– Бам! – ударила та ядром по самим воротам.

А вот это нам уже было не нужно. Восемь выстрелов до того или пришлись по стене, или вовсе вспахивали брусчатку возле ворот. А сейчас бунтовщики попали. Значит, не стоит исключать, что попадут и в следующий раз. Пристрелялись, паразиты.

– Всеми пушками – пали! – отдал я приказ.

«Всеми»? Это я лихо обозначил всего лишь две пушки, что были в нашем распоряжении на этих воротах.

– Бабах! – почти одновременно выстрелили орудия.

С первого же залпа мы накрываем одну из осадных пушек противника. Долго же мы терпели эти обстрелы! Полчаса громыхала эта пушка и ещё соседняя. Мы не отвечали. Так, только могли изредка выстрелить из ружья.

И бунтовщики поверили, что здесь им ничего не угрожает – и можно подтянуть оружие поближе, чтобы бить практически вплотную. По сути, этого мы и ждали. А две крепостные пушки были пристреляны, ещё когда осуществлялись дерзкие вылазки для ограбления усадеб.

– Любо! – прорычал стоящий рядом со мной Гора.

Действительно, получилось очень неплохо. И теперь противник вновь в замешательстве, где же ему совершать основной удар. Возле Спасских ворот атаковать Кремль неудобно. Там рядом собор Василия Блаженного. И он в значительной степени затрудняет возможные штурмовые действия.

Так что наилучшим вариантом были Боровицкие ворота. Сюда бунтовщики и подтянули орудия. А гляди‑ка, и здесь им никто красную дорожку не стелет.

– Пойдём! – сказал я Горе, а после, будто бы вспомнив, отдал ещё приказ сотнику Алексею Драбатому: – Пушки нынче же оттащите на середину от Спасских ворот.

– Будет сделано, полковник, – с улыбкой радости на устах сказал Алексей Матвеевич.

Все радовались, как будто бы уже победили. А я не разделял всеобщего ликования. Причём мои мысли поглощало не то, чем закончится вяло идущий штурм, а чем закончится вся эта история для меня. Да и противник был настроен явно серьезно. Бой будет трудным, во всему видно. Да и чуйка моя…

Глава 14

Москва

14 мая 1682 года

Перед самым началом штурма посланный патриархом человек вернулся. Полковники рейтарских полков, сказал он, поцеловали крест и даже написали свои имена на бумаге. Они соглашались подчиниться некому полковнику Стрельчину, наставнику государя.

Будем надеяться, что в этом времени крестоцелование, особенно по личной просьбе Патриарха, ещё что‑то да значит. По крайней мере, уговор был таким, что как только в воздух взметнутся стрелы с разноцветными ленточками, рейтары начинают входить в город.

Более того, в той бумаге, что я передавал полковникам, отдельно написал: дескать, бунтовщики – ещё те хитрованы и могут от чьего‑нибудь лица попробовать отдать приказ рейтарам.

Так что конным стрелкам стоило бы обращать внимание именно на те сигналы, что исходят из Кремля. Отрядить людей, которые смогут даже без подзорной трубы в затаённом месте наблюдать за Кремлём, не представляется сложным.

Уж не знаю, переиграл ли я бояр, но то, что у них гладко задуманное не пройдёт, – уже факт. Да и не думаю, что полковники рейтар так уж заинтересованы меня скинуть. Да они и вовсе не знают, кто я такой. Может быть, думают, что кто‑то из ставленников боярских. Но раз крест поцеловали, клятвы дали… Да и не преступник я, чтобы меня арестовывать.

А когда будет победа в наших руках, так и вовсе будет очень опасно возводить напраслину на меня.

– Как мыслишь, отчего бунтовщики столь медленно идут? – спросил меня Григорий Григорьевич Ромодановский.

– Только единое: у них был расчёт на то, что ворота проломят, – отвечал я воеводе.

Не то чтобы Ромодановский ходил за мной хвостиком. Но оказывался почти всегда там, где был и я. И нет, меня это нисколько не раздражало, напротив. Видел я тут и Языкова, и Матвеева – на стене.

Однако получалось так, что я по сию пору словно бы прикрывался авторитетом военачальника Ромодановского. А он, словно своего ученика, постоянно тестировал меня, то и дело задавал вопросы. Но стоит отдать ему должное, в неуместное время Григорий Григорьевич ко мне не лез.

– Отбей сей приступ, и я буду на твоей стороне! – сказал тихо, почти что прошептал Ромодановский.

Он похлопал меня по плечу. Я и это стерпел. Не очень приятно такое панибратское отношение. Между тем я же видел, что Григорий Григорьевич решил сделать ставку на меня. Можно и простить его за отношение как с подчинённым.

Не сильно ли я всё‑таки берега путаю? Подчинённый ведь я и есть. Правда, всё равно хотелось бы в ответ похлопать. Хорошенько так приложиться к мощному плечу воеводы. Ну ничего, всё будет.

– Идут! С лестницами идут! – закричали рядом, со стены.

Я тут же взял подзорную трубу, отчего‑то единственную в Кремле, и взглянул в сторону Китай‑города. Так и есть. Китайгородские ворота открылись, и оттуда посыпались бунтовщики.

Они пока не шли на приступ – они выстраивались вдоль стены. И не было ещё ясно, где будет нанесён главный удар. Или же я неправильно оценил силы противника, и они решили штурмовать Кремль со всех сторон, где это только можно.

– Всем молчать! – приказал я.

Приказа послушались все. Даже Матвеев, который стоял чуть в стороне и со снисходительным видом взирал на всё происходящее. Не только мне было интересно, что же там сейчас будет выкрикивать бунтовщикам главарь всей этой кодлы – и хотелось прислушаться.

Перед выстраивающимися для приступа стрельцами гарцевал конь Хованского. Уже другой конь – прежнего‑то я подстрелил.

– Не воны, а вы с правдой идёте. Сего дня некогда злостно убили царевича Димитрия… – дальше было плохо разобрать, бунтовщики стали волноваться.

– Не допустим! – среди общего гомона отчётливо слышались возгласы.

– Там богатства, они – ваши! – подняв руку и этим жестом удивительно быстро успокоив толпу, выкрикнул Хованский.

– Язык вырву ему, собаке сутулой! – прорычал Ромодановский.

А не так чтобы сильно глупо стелил Иван Андреевич Хованский. Уповал на две главные болевые точки стрельцов. С одной стороны, доказывал им, что правда на стороне бунтовщиков. С другой стороны, обещал несметное богатство. Чем же не мотивация для боя?