Оракул с Уолл-стрит (СИ) - Тыналин Алим

Я мог незаметно удалиться, но решил рискнуть. В конце концов, Элизабет могла стать ценным союзником. Или опасным противником. В любом случае, лучше держать ее ближе.

— Мисс Кларк, — произнес я, приближаясь к ней. — Какое приятное совпадение.

Она обернулась с выражением идеально сыгранного удивления, хотя что-то подсказывало мне, что она заметила меня еще раньше.

— Мистер Стерлинг! — воскликнула она с улыбкой. — Вот уж действительно неожиданность. Разве вы не должны быть на Уолл-стрит, создавая или разрушая состояния?

Из ее сумочки я заметил торчащий уголок блокнота репортера и кончик карандаша. Элизабет никогда полностью не выключала журналистское чутье.

— Даже финансисты иногда нуждаются в пище для ума, — ответил я, указывая на книгу в ее руках. — «Паника 1907 года» Юджина Нойеса? Серьезное чтение для ланча.

— Исследую исторические параллели, — она слегка пожала плечами. — История имеет тенденцию повторяться, особенно когда дело касается финансовых рынков и человеческой жадности. А вы? Что привело финансового вундеркинда в столь пыльный угол интеллектуального мира?

Я заметил, что она использовала термин «вундеркинд». Совсем недавно именно так она охарактеризовала меня в статье в «New York World», где разбирала мои успешные рекомендации по акциям RCA. Статья лестная, но с заметным подтекстом подозрений о том, как мне удается делать столь точные прогнозы.

— Ищу книгу об экономических преимуществах сельскохозяйственных отраслей, — уклончиво ответил я, решив скрыть истинную цель визита. — Клиент интересуется инвестициями в этот сектор.

Я снял с полки книгу «Финансовые крахи и их предвестники» профессора Гарвардского университета Чарльза Бакстера. Это работа, которую я действительно хотел изучить. Бакстер один из немногих авторов, предсказавших кризис 1920–1921 годов и теперь высказывающий осторожные опасения о текущем буме.

— О, Бакстер, — Элизабет кивнула с уважением. — Его экономическая школа не слишком популярна на Уолл-стрит. Слишком много предостережений в эпоху всеобщего оптимизма.

Она сделала паузу, внимательно наблюдая за моей реакцией.

— Вы ведь не разделяете этот всеобщий оптимизм, не так ли, мистер Стерлинг?

Первый пробный выпад. Элизабет слишком умна, чтобы не заметить моего аномального поведения. Молодой брокер, чьи рекомендации выглядят слишком консервативными для периода бычьего рынка, но неизменно оказываются верными.

— Я предпочитаю осторожный оптимизм, мисс Кларк, — ответил я, выдерживая ее взгляд. — Рынок, несомненно, растет, но разумная диверсификация никогда не бывает лишней.

— Диверсификация… — задумчиво повторила она. — Интересно, что ваши недавние рекомендации для клиентов Прескотта включали существенное увеличение доли золотодобывающих компаний. Некоторые могли бы счесть это перестраховкой.

Я постарался не показать удивления. Ее информированность о моих рекомендациях свидетельствовала о наличии источника внутри фирмы. Возможно, кто-то из младших сотрудников или кто-то из клиентов. Это требовало повышенной осторожности.

— Золотодобывающие компании сейчас торгуются с дисконтом к их реальной стоимости, — я сохранял спокойный тон, — а диверсификация по отраслям всегда основа разумной инвестиционной стратегии.

— Конечно, — согласилась она, но ее глаза говорили, что мое объяснение не убедило ее полностью. — Знаете, здесь есть небольшой кафетерий на втором этаже. Возможно, вы составите мне компанию за чашкой кофе? Обещаю не цитировать вас без разрешения.

Последнюю фразу она произнесла с тонкой иронией. Я улыбнулся.

— С удовольствием, мисс Кларк. Хотя должен признать, что немного опасаюсь оказаться на страницах «New York World» в качестве аномального пессимиста.

— Называйте меня Элизабет, — сказала она просто, направляясь к лестнице. — И не беспокойтесь о публикациях. Я сейчас работаю над гораздо более масштабной историей, чем странности отдельных брокеров.

Кафетерий представлял собой уютное пространство с десятком столиков, расположенных между стеллажами с литературой по искусству. Большинство столиков пустовало. Сейчас будний день, и немногие могли позволить себе затяжной перерыв на обед.

Мы заняли столик в углу, откуда открывался вид на улицу. Официант принял заказ. Кофе для меня и чай с лимоном для Элизабет.

— Итак, — начала она, расположив блокнот на столе, но не открывая его, — как вы оцениваете текущее состояние рынка? Чисто гипотетически, конечно. Не для публикации.

Я задумался, насколько откровенным могу быть. Элизабет опасна своей проницательностью, но именно эта проницательность делала ее потенциально ценным союзником.

— Рынок находится в состоянии эйфории, — сказал я, осторожно подбирая слова. — Мультипликаторы P/E многих компаний превышают исторические средние на сорок — пятьдесят процентов. Маржинальная торговля достигла беспрецедентных объемов. За последние три месяца сумма маржинальных кредитов выросла с трех с половиной до почти четырех с половиной миллиардов долларов.

Я сделал паузу, наблюдая за ее реакцией. Элизабет не делала заметок, но я видел, что каждое слово запечатлевается в ее памяти.

— Старая песня. И это вас беспокоит? — вроде бы небрежно спросила она.

— Скажем так. Исторические прецеденты не вселяют оптимизма. Перед паникой 1907 года, если мы обратимся к книге, которую вы выбрали, наблюдались похожие признаки. Чрезмерная спекулятивная активность, ослабление банковских стандартов, неоправданная уверенность в вечном росте.

Принесли наши напитки. Элизабет добавила в чай тонкий ломтик лимона и продолжила:

— И все же большинство экономистов и финансистов говорят о «новой эре». Президент Кулидж заявляет, что «дела Америки — это прежде всего бизнес», и обещает дальнейший беспрецедентный рост.

— История показывает, что когда все согласны с одним прогнозом, обычно происходит нечто совершенно противоположное, — заметил я.

— Интересная позиция, — Элизабет наклонилась вперед. — Особенно для молодого человека, который делает карьеру в самом сердце этой спекулятивной машины. Прошу прощения за прямоту, но как вы совмещаете свой скептицизм с работой, которая, по сути, подпитывает этот ажиотаж?

Вопрос ожидаемый, но все равно попал в точку. Как объяснить мои действия, не раскрывая истинных мотивов?

— Я считаю, что мой долг перед клиентами — помочь им защитить их капитал и приумножить его с разумными рисками, — ответил я. — Никто не знает точно, когда закончится текущий рост. Возможно, рынок продолжит расти еще год или два. Но разумная осторожность никогда не бывает лишней.

— Хммм, — Элизабет откинулась на спинку стула, изучая меня. — Знаете, что меня интригует, мистер Стерлинг? Ваши рассуждения звучат как слова человека, прожившего несколько рыночных циклов. Но вам, если мои источники не ошибаются, всего двадцать два года. Откуда такая мудрость?

Я почувствовал внутреннее напряжение, но внешне сохранил спокойствие.

— Я много читаю историю финансов. И, возможно, у меня просто более консервативный взгляд, чем у большинства моих ровесников.

Я решил перехватить инициативу:

— А как ваше новое расследование? Что-то связанное с «масштабной историей», как вы выразились?

Элизабет на мгновение замолчала, словно взвешивая, сколько может рассказать.

— Я исследую некоторые… интересные финансовые структуры, — сказала она наконец. — Компании, которые не очень любят появляться на страницах газет. Холдинги, инвестиционные трасты, организации, оперирующие за пределами обычного публичного рынка.

Я замер на месте. Неужели она тоже заинтересовалась Continental Trust?

— Звучит интригующе, — сказал я, стараясь не выдать своего волнения. — Что-то конкретное?

— Пока рано говорить, — она осторожно улыбнулась. — Но есть одна организация, чьи операции кажутся необычайно прибыльными и необычайно непрозрачными. Они специализируются на создании сложных корпоративных структур, позволяющих обходить определенные нормативные ограничения.