Чудесные рецепты крестьянки-самозванки (СИ) - Мельницкая Василиса

Пока Афанасий был занят утренними процедурами хозяина, я успела приготовить кое-что еще по рецепту из скита. Жрица-настоятельница страдала больной печенью, а поесть любила, поэтому ей часто готовили что-то вкусное и не вредное. Например, блинчики из гречневой муки, жаренные на сухой сковороде. Тертая морковь, чуть припущенная на пару, горсть изюма — и готова сладкая начинка.

Афанасий взглянул на блинчики скептически, однако выслушал мои торопливые объяснения. И без возражений отнес блюдо в столовую.

Через пару минут Владияр Николаевич потребовал меня.

— Доброе утро, — поздоровалась я, войдя в столовую.

— Доброе? — Он взглянул на меня хмуро. — Как скажешь. Это что?

Пальцем он ткнул в миску с кашей.

— Овсянка, Владияр Николаевич, — ответила я, как можно спокойнее.

Внутри все дрожало от напряжения, но я старалась не выдавать беспокойства. Как-то это… унизительно, что ли? Когда твоя судьба зависит от каши.

— Не похоже, — сварливо сказал он.

— Зерно смолото в муку, сварено на молоке, — терпеливо пояснила я. — От этого полезные свойства не пропали. И ягодки… для вкуса.

— Ягодки, значит, — с непонятной угрозой в голосе произнес Владияр Николаевич.

Сейчас, когда солнце заливало столовую, я заметила, что у него нездоровый цвет лица, с едва заметной желтизной. А еще он определенно похудел. Нет, я не видела его раньше, но одежда на нем висела, и, значит, раньше он был шире в плечах. И взгляд…

Я с трудом его выдержала. И не было в нем ни гнева, ни угрозы. Меня словно полоснуло тоской — черной, бездонной. И это при том, что глаза у Владияра Николаевича голубые, светлые. Такие глаза… и наполнены тьмой, без капельки чистого света.

Я нервно сглотнула, а Владияр Николаевич, не отрывая от меня взгляда, отправил в рот ложку каши. Прожевал. Проглотил. Лицо его вдруг стало удивленным, как у Митьки, когда он нацелился капризничать, а повода не нашлось.

Я поняла, что перестала дышать. Афанасий тоже замер. Только большие напольные часы тикали, отмеряя время.

Тик-так. Тик-так.

Владияр Николаевич шумно выдохнул и принялся за еду. Я взглянула на Афанасия. «Мне уже можно уйти?» Он отрицательно качнул головой.

— Полагаешь, блины…

Я вздрогнула. Увлекшись переглядами с Афанасием, не заметила, как Владияр Николаевич доел кашу.

— Они на гречневой муке, — поспешно произнесла я. — И без масла. Вам такое не навредит.

Владияр Николаевич взял в руки нож и вилку, отрезал кусочек, уставился на оранжевую начинку. Хмыкнул. Подцепил кусочек вилкой и съел его.

Я вновь сглотнула.

— Принята, — обронил Владияр Николаевич. — На испытательный срок. Посмотрим, что еще ты умеешь готовить.

— С-спасибо, — выдавила я.

И, наконец, повинуясь жесту Афанасия, удалилась на кухню. А там, рухнув на табурет, заплакала, утирая лицо передником. Глупо, конечно, ведь я сама выбрала такую судьбу. И надо бы проверить, как там Митя, а не лить напрасные слезы.

— Ты чего? — удивился Афанасий, появляясь за спиной. — Тебя же не выгнали.

— Это от радости, — буркнула я, поднимаясь.

Признаться в том, что плачу от унижения, я ни за что не смогла бы. Никогда. Никому.

Глава 10

Митя спал, устроившись на диванчике, и крепко обнимал во сне мягкого медвежонка. Такую игрушку он увидел как-то в руках у мальчика, встреченного нами на улице, попросил ее в подарок. Тогда я и узнала, что такая покупка мне недоступна. И даже не из-за цены. Мягкого набивного медведя можно было привезти из-за границы или выписать по почте оттуда же, и никак иначе.

Я обошла замок, выстроенный из кубиков, чуть не наступила на машинку и, наклонившись, пощупала Митин лоб.

— Заболел? — шепотом спросил Афанасий.

Он ходил за мной по пятам с тех пор, как застал меня плачущей на кухне.

— Нет. Он рано просыпается, и может заснуть чуть позже. Я проверила на всякий случай, лоб холодный, — так же тихо ответила я.

Из сундука, стоящего в углу комнаты, Афанасий вынул легкое одеяльце и подал его мне. Я укрыла Митю, и мы вышли из детской.

— Не хочешь будить? — Афанасий прикрыл дверь в комнату.

— Пусть поспит.

— А я хотел предложить ему прогуляться. Тут недалеко есть толкучка, не чета московским, помельче, но готовое платье купить можно. Или ткань. Ты шить умеешь?

Я отрицательно качнула головой.

— Только вышивать. Крестиком. Еще вязать умею. Шитью меня учили, но я к нему неспособная.

— Все одно, поездку придется отложить, — сказал Афанасий.

— Зачем? Поедем сейчас. Заодно продукты купим.

— А как же Митя? — удивился он. — Не боишься оставить его одного? Он же еще маленький.

— Это у господ дети под присмотром нянек до школы, а то и дольше, растут, — усмехнулась я. — А мы с голоду померли бы, если б Митька за мою юбку держался. Пошуметь он может, коли заиграется, но не испугается, если меня не найдет.

Кажется, я хорошо вошла в роль. Вру складно, Афанасий определенно мне верит. Однако Митя, и правда, мог оставаться один дома, если я отлучалась на час или два. На всякий случай, я оставила ему кружку молока и сладкую булку на детском столике у окна. Булки, еще горячие, откуда-то принес Афанасий. И когда успел…

На рынок мы поехали на ведомобиле.

— Хозяин не будет против? — спросила я, усаживаясь.

— Кто-то должен заниматься хозяйством, — ответил Афанасий. — И он вполне может обходится без меня.

— Нет, я о ведомобиле. Рынок далеко? Пешком не дойти?

— Близко. — Афанасий завел мотор. — Это мой ведомобиль.

Он улыбнулся, потому как я изумления не скрывала и, должно быть, выглядела презабавно.

— Я тоже там был, — сказал он. — Не герой, но помог, чем смог. Это награда. На ведомобиле быстрее обернемся.

«Там» — это где Владияр Николаевич увечья получил? Что ж, тогда понятно.

В лавке готового платья я не без труда нашла одежду подходящего размера. Наряды попроще шили на стандартную фигуру, и юбки были мне малы в талии, а блузки — в груди. Но все же кое-что отобрала, включая белье, чулки и всякие нужные мелочи. Оплатил мои покупки — неожиданно — Афанасий.

— Я рассказал хозяину, почему ты осталась без вещей, — невозмутимо произнес он, едва мы вышли из лавки. — Он велел купить тебе все необходимое.

— Из жалования вычтет? — нахмурилась я.

— Навряд ли. Он богат, может себе это позволить.

Обувную лавку мы посетили, и я обзавелась парой крепких ботинок. А вещей на Митю не нашли.

— Пользуйся тем, что есть, — сказал Афанасий.

— Но это неправильно, это чужое, — возразила я.

— Это просто не успели отдать бедным, — отмахнулся он. — Считай, отдали.

На рынке первым делом я посетила мясной отдел, выбрала пару куриц и кролика, кусок нежирной телятины и хороший шмат свинины. В молочном перепробовала домашние сыры и творог, но осталась недовольна и решила, что буду делать их сама. Афанасий сказал, что есть договоренность с молочницей, следовательно недостатка в молоке не будет. Еще купила свежих овощей, фруктов и ягод. Топленого маслица взяла и бутыль ароматного подсолнечного.

Заодно выяснилось, что свежий хлеб можно покупать в местной булочной, а свежую рыбу чуть ли ни каждый день возят в тележке по улицам поселка.

Уборку дома я отложила на завтра. Времени едва хватало, чтобы приготовить обед, причем в двух вариантах. Суп — для всех, на курином бульоне. Тушеного кролика с пюре — для хозяина. Жареную свинину с картофелем и овощами — для Афанасия. Из ягод сварила кисель. Суп заправила гречневой крупой и овощами.

А Митька… Он моего отсутствия не заметил, как я и предполагала. Проснулся, поел — и уселся рисовать, обнаружив в ящике стола цветные мелки. Его я покормила супом, остатками картофельного пюре и кусочком вареной курицы.

Вот только после обеда он раскапризничался, запросился гулять, и Афанасий вызвался пройтись с ним до озера через лес.

— Вас же тут знают. Наверняка, кто-нибудь поинтересуется, откуда у вас ребенок, — возразила я.