Путь к славе (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

Вроде самые тяжелые условия службы — но ведь молодые годы кажутся самыми счастливыми… Потом, правда, жена настояла на переводе — тогда Алексей и попал в первую мотострелково-пулеметную бригаду; после нескольких лет службы взводным доверили роту. Дали семейное жилье из двух комнат, какие-никакие удобства, дети понемногу подрастали — и жили Кудасовы уже в городе. А там и театр, и библиотеки, и кино показывают, и школы, и кружки всякие для подростков, и нормальный детский садик… В общем, зажили — как люди зажили.

И вот вдруг — война. И первый бой, и густой минометный обстрел… И думаешь ты уже не о повышение! И даже не о том, выполнишь боевую задачу или нет, сколько врагов убьёшь… Нет, ты мучительно гадаешь — когда же мина влетит в твою ячейку, что сразу станет и могилкой? Сколько ещё секунд жизни тебе отущено?

Или всё-таки пронесёт…

Так до конца и не пришедший в себя танкист, чье имя Алексей не успел спросить, сидел с широко открытыми глазами — и всем своим видом демонстрировал если не полное спокойствие, так полное безразличие уж точно. Разок заглянув в лицо смерти, выбравшись из горящего танка и оставив в гибнущей машине обреченных товарищей (бывших ему едва ли не семьёй), танкист теперь отрешенно ждал собственного конца… Но сам капитан так не мог, ему нужно было сделать хоть что-то! Хоть как-то побарахтаться…

Впрочем, осознание бесполезности ответной стрельбы в настоящий момент мешало ему встать и дать в сторону фрицев пару-тройку очередей. Ведь если Кудасов кого и заденет за полкилометра, то разве что случайно — зато пушечно-пулеметные трассы танков (у них-то оптика!) и осколки мин обязательно достанут ротного.

Осталось разве что помолиться… И капитан, слышавший молитвы лишь от своих деда с бабкой в раннем детстве, неожиданно для себя вновь перекрестился — и негромко, но с чувством попросил:

— Господи, дай мне еще хотя бы разок увидеть семью, проститься с детками… Господи, дай мне сегодня уцелеть, дай еще разок на детей взглянуть…

Кудасов не знал слова молитв — ну разве что «Спаси и Сохрани». А потому он просто говорил от сердца, просил о самом сокровенном… И кажется, был услышал. Потому как минометный обстрел вдруг резко прекратился — словно по команде!

Впрочем, почему «словно»? Сквозь вой падающих мин капитан не слышал гул двигателя «единички». Да и прорезиненные траки панцера не издавали металлического лязга… Но теперь ротный четко слышал — и даже чувствовал приближение танка. А чуть приподнявшись над уцелевшей частью бруствера, наполовину снесенного близким взрывом мины, он увидел «единичку».

Подобравшуюся к окопам на сто метров, даже чуть ближе…

Но танк пошел в атаку не один — редкой цепочкой вперед наступают также уцелевшие германские мотопехотинцы. Человек под семьдесят, никак не меньше… Они приблизились под прикрытием минометного огня — а обстрел закончился лишь только тогда, когда возникла угроза задеть осколками своих же зольдат.

— Рота! К бою!!!

Алексей уже не успевал провести перекличку и посчитать уцелевших людей. Он понимал лишь, что какое-то число красноармейцев наверняка уцелело — однако выживут они лишь в том случае, если остановят германскую атаку.

Понимал капитан и другое — времени поднимать людей у него нет, нужно как можно скорее дать отпор! А там последуют его примеру младшие командиры, наиболее решительные бойцы… Нужно лишь показать этот пример.

— Отделенные, поднимайте людей! Стреляйте целясь!

Последнюю команду капитан отдал, взгромоздив трофейные машиненгевер на бруствер; торопливо нажал на спуск… Молчание. Проверил предохранитель, нажал на спуск еще раз! Но боек лишь вхолостую клацнул. Технически сложное и капризное, такое опасное и скорострельное немецкое оружие отказалось работать после того, как его засыпало землей.

— Твою же ж…

Капитан аж похододел — но тут, отрезвляя его, грохнул выстрел «авээски» Шитюка. Сергей целился тщательно — и первым выстрелом уложил одного из пулеметчиков, несущего МГ-34 со вторым номером… Немцы по цепочке, синхронно залегли, словно репетировали; вновь ударила пулеметная очередь танка, нащупывая одинокого стрелка. Но Сергей целился сквозь узкую бойницу в бруствере и не спешил со вторым выстрелом.

Он рассчитывал ударить наверняка…

Чуть придя в себя, капитан бросился по ходу сообщения в сторону ячейки Саши Семёнова. Перепрыгнув через насыпь, образовавшуюся на дне окопа после взрыва мины-восьмидесятки, ротный добрался до стрелка — и отшатнулся, едва сдержав рвотный позыв.

Мина угодила точно в окоп бойца, изрешетив осколками тело красноармейца. Все же поборов себя, Кудасов поднял засыпанную землей трехлинейку с уже примкнутым штыком — и крепко покоцанным прикладом. Проверил затвор, выщелкнув уже досланный патрон… Безотказная винтовка конструкции Мосина работала, ствол был цел — и, недолго думая, капитан снял с павшего ремень с патронными подсумками.

Патроны Семенову уже не понадобятся…

— Рота, к бою!!! Стреляйте, если хотите жить…

Сам капитан лег животом на стенку хода сообщения, примостив ложе винтовки на бруствере. Быстро прицелился, выстрелил… И практически сразу в его сторону ударил пулемет залегшего на земле расчёта — вспоров землю у головы командира. Кудасов нырнул в окоп, после чего передернул затвор винтовки, досылая новый патрон… Ячейки стали понемногу оживать одиночными, пока ещё редкими выстрелами трехлинеек, открыл огонь расчет Антюфеева — но тотчас в его сторону потянулись трассы спаренных пулеметов «единички». Маленький танк (танкетка!), вооруженный лишь двумя машиненгеверами, все же очень неплохо поддерживает мотопехоту огнём… Но не теряются и германские зольдаты. Немцы наступают очень грамотно, под прикрытием своих пулеметов — короткими рывками по десять, пятнадцать метров; сперва одно отделение, потом другое, третье… А скорострельные МГ-34 и трофейные польские «Зброевки» создают такую плотность огня, что головы не поднять! И даже если целиться сквозь узкие бойницы в бруствере — то прежде, чем успеваешь зачесь рывок мотопехотинцев и поймать врага на мушку, немец уже успевает залечь… Впрочем, кто-то все же попадает, верно подгадав очередной рывок противника — или достав его на земле, если лежащий немец не оказался в мёртвой зоне.

Но сколько всего этих попаданий под плотным огнем германских «машиненгеверов»⁈

Неожиданно для капитана на правом фланге вдруг зарокотал «Максим»! Уцелевший расчет взвода лейтенанта Малкина открыл фланкирующий огонь с пистолетной дистанции всего-то в полсотни метров… Считай кинжальный! Подготовленные пулеметчики поймали момент рывка ближнего к ним отделения — и выкосили его практически целиком в считанные секунды… Ведя ровную строчку кучно бьющих пуль от зольдата к зольдату.

Но ответ не заставил себя ждать — грохнула одна, вторая германская пушка; спустя несколько секунд последовало еще два выстрела. И если первые осколочные снаряды легли чуть в стороне, то третий врезался в бруствер пулеметного гнезда, раскидав расчёт. Увлекшиеся стрельбой бойцы слишком поздно решились сдернуть «Максим» вниз…

Не успели.

— Примкнуть штыки к винтовкам, приготовить гранаты! Бросаем по моей команде! У кого есть — бейте «лимонками»!

Капитан уже понял, что остановить подобравшихся вплотную немцев стрелковым оружием не удастся. Германцы упрямо прут вперед, не считаясь с небольшими потерями — разве что на левом фланге их группы возникла заминка из-за станкового «Максима»… Но хорошо подготовленная мотопехота вермахта должна поддерживать танковые тараны, прорывы эшелонированной обороны — и ее зольдат учили на совесть, отрабатывая их действия до автоматизма. Потому-то немцы так успешно наступали вперед, прикрывая друг друга точным пулеметным огнем… Последний шанс их остановить — это пусть в ход гранаты.

Вот только немцы выучены обращаться со своими простыми в использовании и удобными для броска «колотушками» получше красноармейцев…

Собственные «лимонки» капитан потратил в схватке с германскими мотоциклистами. Взять же оставшиеся М-24 у добитых разведчиков Кудасов не догадался — да и не успел: ведь затрофеили такие «ценные» машиненгеверы… Что совершенно бездарно отказали в бою.