Из-за ветра послышался хряск, два выстрела и длинный крик. Дыхание Северина перехватило. Из окна кто-то выпрыгнул, запутался, упал. Затем поднялся и помчался прямо на Северина. Любовница, которую он должен убить!
Джура заученным жестом положил пистолет на локтевой сгиб левой руки, нацелился, опустил пальца на крючок и затаил дыхание. К нему большими прыжками неслась белая волчица, не зная, что бежит навстречу своей смерти.
Вдох-выдох, вдох-выдох. Цель на мушке.
Волчица приближалась. Ее встретил выстрел.
На мгновение Северина ослепило. Волчица резко остановились, подняв снежную пыль. Попал!
Прошла долгая секунда. Зверь не шевелился – видимо, шок от ранения. Еще секунда... Хищник замер и не падал. Тогда Северин смутился: пуля попала, он знал это наверняка, но волчица стояла, а на ее белом меху не проступило ни капли крови. Сквозь снежную ряску их взгляды на мгновение встретились, а потом она бросилась в лес.
Северин судорожно начал перезаряжать пистоля. Он знал, что бесполезно, уже поздно. Волчица сбежала, а он не выполнил приказ. Промазал! Как можно промахнуться на таком расстоянии? Между ними не было и десяти шагов.
– Северин!
От хижины бежал окровавленный отец, на бегу сбрасывая с себя одежду.
– Где?
- Побежала в лес, я...
— Ошибся?
- Попал!
- Серебром стрелял?
Внутри Северина заледенело, словно хуга ворвалась прямо в внутренности. Игорь все понял с его лица и мазнул кровью – чьей? - по губам.
— Собери вещи в дом и жди там.
В приказе была только раздражительность.
Игорь прыгнул вперед, словно собрался нырнуть щучкой в сугробы. Мгновенно очертания его тела расплылись, почернели, и на снег встал большой черный волк с белым холкой. Словно съевший солнце подумал Северин и немедленно обругал себя за неуместное воспоминание.
Волк длинными прыжками исчез между стволами.
Северин обхватил лицо обеими руками и застонал. Все испорчено! Как он мог забыть о такой очевидности как серебряные шары?! Почему не упомянул о них, когда заряжал пистолет? Ему это даже в голову не пришло! Он все делал, как всегда, заряжал оружие заученными движениями, напыщенный болван, потерял клепку от счастья, надулся индюком, не думал ни о чем другом, как попадет, как не разочарует...
Попал. Разочаровал.
Надо было собрать родительские вещи быстрее, чем их заметите снегом. Северин быстро подобрал нижнее, брюки, разорванную рубашку, сапоги, черес. Окровавленный серебряный нож с деревянной рукояткой. Оглянулся вокруг, выглядывая, ничего не пропустил. Побрел к хижине, не попадая в следы отца, проваливаясь в снег до середины бедра.
Все время Захар учил его стрелять обычными чугунными пулями, а отец, десять лет охотившийся на других обратных, даже и подумать не мог, что его сын зарядит оружие свинцом.
Полный, бесспорный, ужасающий провал.
В хижине под печкой лежал труп с пробитым шаром плечом и перерезанным горлом. Его голову некоторое время держали в печке, из-за чего волосы исчезли, кожа обуглилась и потрескалась, а лицо превратилось в черную гротескную маску. Глаза треснули, губы исчезли, сквозь трещины, укрывшие обожженные щеки, просматривали зубы. Вокруг головы кровавым нимбом расплылась лужа. От тошнотворной вони жженой кожи, плоти и волос Северина чуть не выкрутило — хорошо, что он почти ничего не съел. Джура положил родительские вещи на стол и поспешно отвел глаза.
Небольшая охотничья избушка. Печка, скамья, стол и несколько стульев. Даже покутья нет. Небогатое сокровище жителей разбросано вокруг: пара книг, разбитые тарелки с жареным клубнем и соленьями — ужинали, когда Игорь пришел по их душе. Северин поднял разряженные родительские пистоли, возложил к остальным вещам.
Хотелось вопить от чувства собственной ничтожности. В приступе ярости он копнул стену. Сопляк, разгильдяй, оболтус! Упустить такой случай! Удар, еще удар. Недаром. Шут. Единственный шанс доказать себя — и так опозориться.
Беспощадно ковыряясь, Северин взял в руки отцовский черес. Клямы на нем давно не протирали, от времени и непогод все три потускнели, а особенно серебряная. Северин принялся протирать их платком, потому что не мог сидеть без дела.
Серебро понемногу приобрело первозданный вид. Сверкало золото с очертанием Мамая, сидевшего по-турецки с бандурой в руках. Ох, как Северин мечтал получить эту скобу! Но после такого позора разве он достоин вступить в Орден? Теперь даже думать о таком нельзя. Чистить чужой черес, остаться вечным джурой — вот и все, что он заслужил после этой ночи.
Северин ждал долго. Клямы сияли, как новенькие. Огонь в печке почти погас, вспыхнула тьма и холод, дувший из разбитого окна, но Северин не решался подойти подбросить дров. При неопределенном свете казалось, что тело дернется и схватит его, как только он приблизится.
– Ты просто мертвяк, – сказал Северин громко.
Не помогло. Юноша проклинал себя последними словами, но пересилить страх покойника не смог. Сегодня была ночь сплошного проигрыша, триумф его несуразности.
Наконец раздался скрип снега. У дверей оно превратилось в шаги человека. Некоторое время Игр стоял во дворе, обтираясь снегом после превращения.
Он вошел в хижину и, не обращая внимания ни на тело, ни на сына, стал одеваться. Северин не выдержал:
– Догнал?
— Вьюга замела следы и запах, — процедил Игорь.
Молодой человек сжал кулаки. Белая волчица сбежала. Из-за его ошибки!
- Отец, я...
— Жди здесь.
Игорь скрылся в дверях и вскоре вернулся в полном наряде, ведя лошадей.
– Поехали.
Джура молча покорился.
Хуга рыдала вокруг. Северин тер глаза, предательски набухшие слезами, пытаясь убедить себя, что это от ледяного ветра. Никогда раньше он не испытывал такого отчаяния. Даже когда услышал о смерти мамы.
В корчме все спали, некоторые в зале на лавках — далеко за полночь. Игорь жестом приказал ждать у двери, заперся в комнате с Захаром и долго с ним разговаривал. Потом оба перешли на крик и кричали так громко, что джура услышал:
— ... чему еще мог научить казначейский червь?!
— Может, учил бы собственного сына сам?
И снова неразборчиво. Северину хотелось провалиться сквозь землю.
Через несколько минут отец вышел, бросил его взглядом и бросил:
— Надеюсь, в следующей встрече у тебя будет что-то, кроме скобы на чересе.
Лучше бы он его ударил.
Игорь Чернововк сбежал по лестнице и оставил корчму.
- Ты как, казаче? — баки Захара до сих пор гневно топорщились.
– Я все испортил, учитель. Любовница ренегата убежала из-за меня.
Северин сбросил опанчу и кожуха прямо на пол. Захар за такое вычитывал, но сейчас сказал другое:
— Это не твоя вина, Северин. Я считаю...
- С меня никудышный характерник.
– Тогда с меня никудышный учитель.
- Я так не считаю...
— Тогда не было глупостей! Игорь свалил на тебя большую ношу.
— Учитель, не надо ободрять. От этого становится только ужаснее.
– Я и не ободряю, – Захар хотел было набить трубку, но вместо этого швырнул ее на кровать. — Не смей картаться из-за этого случая!
— Забыть серебро, Захар, как я мог забыть серебро? — Джура обхватил голову руками.
— Северин, разве ты не понимаешь? О серебре должен был позаботиться он! Твоей вины нет, что тебе кажется! При всем уважении к Игорю он не свят. Как ни один из нас. Много нарушений ему простили за смерть Ольги... И не в последнюю очередь благодаря тому, что его учитель, известный тебе Иван Чернововк, есаула куреня назначенцев.
Северин навострил уши. Такого Захария никогда не говорил.
– Я понимаю, что отец для тебя герой и идеал. И я не отрицаю этого! Игорь предан делу мести, он не способен жить иначе. Его единственный смысл – охота, вычеркивание имен из списка. Месть стала его жизнью, понимаешь?
— Отлично понимаю.
– Из лучших соображений, которыми стелется дорога в ад, Игорь взял тебя на опасное дело, к которому ты не был готов – и не позаботился о твоей готовности. Если бы Игорь воспитывал джуру, он отнесся бы к этому совсем иначе. Но на выбранной им тропе нет места для джуры.
