Судя по выражению лица Екатерины Дмитриевны, она не очень-то верила в мои слова. Хотя и хотела этого. А я же тем временем искривил силовые линии и мысленно произнес необходимое заклинание, само собой возникшее у меня в голове. Внешне ничего не изменилось. Но я знал, что в это самое мгновение в тридевятом мире Запределья демон по имени Вертен замер в оцепенении, а его дух яркой искрой метнулся сквозь чернильную тьму. Едва заметной в свете дня бесплотной тенью он возник у самых ворот особняка Голицыных в Санкт-Петербурге. Поджав чешуйчатые лапы, он завис в воздухе почти в сажени над землей и принялся терпеливо ждать появления своей новой хозяйки.
Подав фрейлине руку, я подвел ее к проходу «тайной тропы» и указал внутрь, туда, где уже начала свой бег светящаяся дорожка. Ступив на нее, Екатерина Дмитриевна замерла. Потом обернулась и сказала со смутной улыбкой:
— Прощайте, камер-юнкер… Желаю вам удачи.
Я слегка поклонился. Удача не бывает лишней, но сейчас я полагался целиком на собственную силу, величину которой я буквально только что начал осознавать. Когда понял, что могу подстраивать реальность под собственные нужды. Могу соединять миры и формировать магическое поле по своему усмотрению. Могу призывать и отзывать демонов Запределья силой мысли. Могу оплести всю Землю «тайными тропами», которые никогда не будут исчезать и смогут существовать вечно. Могу управлять самим временем… управлять временем… временем…
С глухим хлопком проход за спиной Екатерины Дмитриевны закрылся. Я резко развернулся к Насте.
— Мы тоже уходим, — сообщил я.
Настя захлопала глазами.
— Но… Куда⁈
— В Петербург. Однако, сначала заглянем в Светозары, я должен кое-что проверить.
Видя, что она медлит, я схватил ее за руку и потянул за собой, направившись прямиком в бревенчатую стену бани.
— Сумароков… — Настя попыталась вырваться, но это ей не удалось. — Да куда ты меня тащишь, медведь чертов⁈
Когда бревна стены были всего в нескольких дюймах от моего лица, посреди них внезапно открылась «тайная тропа», на которую мы и вступили, ни мгновения не задерживаясь. Пройдя по «тропе» с десяток шагов, мы вышли посреди двора нашего имения в Светозарах, под недоуменным взором моей матушки, дающей какие-то хозяйственные наставления прачке Маланье.
— Алешка? — пробормотала матушка удивленно. — Анастасия Алексеевна… что у вас за вид? Как же так? Почему вы здесь? Что-то случилось⁈
Последний вопрос она задала уже достаточно громко, с волнением. Почти выкрикнула, подавшись ко мне всем телом. Маланья попятилась, чтобы не мешать мне подойти к матери, а затем сломя голову кинулась в дом.
— Все в порядке, матушка, вам не следует волноваться, — я поторопился взять матушку за руки и прижать их к своей груди. — Мы пришли ненадолго, только выяснить один вопрос…
Матушка отняла у меня свои руки и принялась растирать запястья, поглядывая хмуро.
— Какой еще вопрос? Что ты снова задумал эдакого, Алексей Федорович? Ох, боюсь я, что навлекут на Светозары беду твои проделки! Как бы плохого чего не вышло.
— Все самое плохое уже случилось, матушка. Потому я и явился, что хочу все исправить… Скажите, ваши магические способности еще остались в силе, или же нет их уже?
Матушка застыла в состоянии онемения, не понимая сути моего вопроса. Медленно перевела взгляд на свои руки, потом снова подняла его на меня.
— Я должен это знать, матушка… Это важно…
Матушка прищурилась. Обычно это означало недовольство ее всем происходящим, но теперь мне в этом виделось в основном удивление. Звонко щелкнув пальцами, она оттопырила мизинец и указательный с большим пальцы, ожидая, видимо, что из них сейчас выскочат молнии и затрещат, рассыпая искры, прямо перед моим лицом.
Но ничего не произошло. Скривившись, матушка повторила жест. Однако и в этот раз результат оказался тем же самым.
— Что такое? — прошептала она, рассматривая свою ладонь, словно вся проблема таилась именно в ней. — Я не понимаю? Что это означает?
— Это означает, что магии в этом мире больше не существует, Настасья Алексеевна, — с легким поклоном пояснила ей Настя. — Ваш сын все-таки набезобразил, сам того не понимая. И никому не ведомо, к добру ли это или же к худу.
Лучше я и сам объяснить не смог бы. Уж не знаю, как матушка отреагировала бы на такую новость, но в этот миг из дома выбежали все мои сестры и обступили нас со всех сторон. Олюшка повисла у меня на левом плече, Санечка повисла на правом, и только Лизанька встала чуть в стороне, немного насупленная.
— Алешенька! — зашептала мне на ухо Санечка. — Ты не поверишь: у меня дар пропал. Совсем. Мой «уголек» больше не хочет загораться, как будто обиделся на меня. А я ведь и не сделала ничего дурного! Или сделала? А, Алешенька?
Освободив руки, я чмокнул ее в ухо и потрепал по волосам.
— Ты ни в чем не виновата, Саня, — сказал я. — Ты главное помни: все будет хорошо. Запомнила?
— Запомнила! — закивала Санечка.
— Повтори.
— Все будет хорошо.
Я повернулся к Олюшке.
— Теперь ты повтори.
— Всё будет хорошо, — с серьезным видом повторила она.
— Молодца!
Я медленно подошел к Лизаньке. Она пристально и слегка исподлобья смотрела мне прямо в глаза. Тогда я взял ее за руки. Сказал проникновенно:
— Лизанька… Лиза-Лиза-Лизавета… У тебя тоже все будет хорошо. Пройдет немного времени, и у тебя родится мальчик, ты назовешь его Федором. Он вырастет крепким парнем, станет генералом. Всего у тебя будет восемь сыновей, и для каждого из них он будет примером. Ты будешь очень счастлива…
Я отпустил ее руки и отступил назад.
— А ты как будто прощаешься с нами, Алексей Федорович! — с подозрительностью сказала матушка. — Не желаешь ничего нам рассказать?
— Позже расскажу, — пообещал я. — Обязательно вернусь и все расскажу с подробностями. А покуда я должен идти…
Я поклонился матушке в пояс. Небрежным взмахом руки открыл «тайную тропу», кивнул притихшей Насте, и мы вместе ступили на «тропу». Не оборачиваясь, двинулись вперед, туда, где терялась во мгле светящаяся дорожка.
Поначалу мы шли молча, я слышал лишь громкое Настино дыхание. Она то и дело отставала и тогда ей приходилось торопливо нагонять меня мелкими шажками. Но идти рядом со мной у нее получалось недолго, и уже скоро она вновь оказывалась за спиной.
Приотстав в очередной раз, она недовольно крикнула мне в спину:
— Сумароков, может быть, ты объяснишь мне, куда мы так торопимся?
Я приметил, как впереди вспыхнула искорка открывающегося выхода и помотал головой.
— Нет времени рассказывать, мы уже почти на месте. Но ты сейчас и сама все поймешь.
— Пойму что⁈ — спросила Настя с нотками раздражения в голосе.
Вместо ответа я указал на распахнувшийся впереди выход. Звуки снаружи внутрь все еще не поступали, и казалось, что все там происходит в полнейшей тишине, но и без того было ясно, что бушует там настоящее сражение. Нет, грохота пушек и треска ружейных выстрелов покуда не доносилось, но зато отчетливо было видно, как взметается кверху земля от угодивших в нее ядер, как летят во все стороны щепки и кувыркаются раненные, как подпрыгивают крыши на приземистых зданиях казарм, когда в них попадают пушечные снаряды.
Повсюду метались люди в гвардейской форме, кто-то беззвучно стрелял из мушкета, кто-то так же беззвучно падал на землю, получив невесть откуда прилетевшую пулю. Несколько раз прямо мимо открывшегося выхода «тайной тропы» с криком пробегали растерянные люди, но нас они пока не видели — я все еще удерживал «тропу» в пограничном слое Запределья, недоступном для наблюдения обычным людям. Нас не могли видеть, но и мы не могли сойти с «тропы». Впрочем, я не собирался надолго оставлять подобное положение вещей. Я просто ждал нужно момента.
— Сумароков, это же казармы, — недоуменно сказала Настя. — Ты все-таки решил вернуться? Постой… Это же ты!
Последние слова она буквально прокричала, указывая пальцем на человека, стоящего неподалеку от казармы. Человек был одет в черный с золотыми петлицами камзол, а на боку у него висела длинная шпага.
