Она уже была в красном пальто и белой шапке, с шарфом вокруг шеи. Сумка и папка художника стояли на ее убранной полке.
– Я рад, что есть кому вас встречать.
– Я тоже рада. Мои хорошие друзья.
– Тем более здорово, когда есть хорошие друзья.
– Да.
– И оба влюблены в вас?
Она открыто улыбнулась ему:
– И как вы угадали?
– Элементарно.
– В этом случае я вам полностью верю.
Поезд встал, всех немного тряхнуло. Она вытащила из кармашка красного пальто сложенный в несколько раз листок.
– Что это? – спросил он.
– А ты догадайся – ты же догадливый.
Они как-то мгновенно перешли на ты – потому что нужно было расставаться.
– Твой телефон.
– Все верно. Думала, отдавать – не отдавать. Позвони, если что.
– На обратном пути? Если не брошусь с обрыва в Тихий океан?
– Ага. Если выплывешь.
– Сейчас ты вернешься и что будешь делать?
– Я выспалась – поеду в мастерскую. Венька подбросит. У меня небольшая мастерская в центре города от союза художников. А идей уже полно! Приму душ, сделаю омлет, выпью кофе и буду работать.
– Похвально.
А по вагону уже затопали и те, кто выходил, и те, кто встречал. Два мужских голоса наперебой говорили, ища «рыжую художницу».
– Пока, – уже с сумкой через плечо, сказала Маша. Она подошла к его верхней полке, сжала его руку. Он не удержался и поцеловал ее ладонь. – Потом она шагнула к двери и выглянула наружу: – Я тут, мальчики!
– Пока, – подтянувшись и ложась спиной на подушку, кивнул он. – Может, еще увидимся.
– Может быть, – сказала она.
Но синие глаза ее были печальными, и даже веселые огоньки не спасали. У порога она послала поцелуй одними губами, чтобы не скомпрометировать себя, вышла и закрыла дверь. «Привет, Манька!» – завопили там. «Привет, старушка!» Он не стал выглядывать в окно – было ни к чему. Сосед по верхней полке недовольно заерзал – тут бы утром всласть подрыхнуть, а крики, крики.
Он не подавал вида, но черной тоской залило его сердце. И спустя минут двадцать поезд тронулся, и уже леса за окном потекли быстро, а черная щемящая тоска все никак не проходила. Только новыми волнами заливала его, подкатывая к горлу. Заложив руки за голову, он смотрел в потолок. Что-то забубнила соседка внизу, началась утренняя перекличка с мужем.
Он понял, что один час такого соседства сведет его с ума. Если бы Марии не было, села бы она в другой вагон, если бы не пробилась сюда, к нему, в его непогоду, в его замять, во тьму солнечным лучом, не осветила его сердце, он бы и внимания не обратил на этих соседей, как не обращал внимания на других пассажиров, с кем так щедро делил пятачок пространства и воздух этой дорожной камеры. Но побывав на самом краешке рая, вдохнув ароматов от сада эдемского, он больше не хотел оставаться в аду.
Спрыгнув с полки и надев тапки, он вышел из купе и отправился искать проводницу. Следующая остановка была через два часа, стоянка две минуты, и дальше – к последнему морю. Он перебросил полотенце через плечо и пошел умываться. В туалете, покачиваясь в такт идущему поезду, долго смотрел в зеркало. Лицо с острыми привлекательными чертами он взял с портрета одного католического святого, смуглая кожа была ровная и гладкая, как у юноши, только пара волевых морщинок рассекали ее между бровей, пронзительные глаза, густая шевелюра с яркими седыми прядями. Сейчас это было модно, и не поймешь, твоя эта седина или бутафорская. У него была своя. Он ее заслужил и ничего не хотел менять. Он мог бы позировать для обложек мужских журналов. Он улыбнулся своему отражению: мог бы, но делать этого не стоило.
Через два часа, собранный, он стоял с двумя чемоданами и сумкой через плечо в тамбуре. Маленькая станция, длинный заснеженный домишко с надписью «Боровое». Тут он вышел, направился в кассы, купил билет в обратную сторону, до большого города, но уже на электричку, и через час сел на нее, но уже на другом пути; бросил чемодан и сумку на пустующее кожаное сиденье и рухнул на него сам. Скрутил с купленной в буфете фляжки коньяка крышку, сделал пару глотков, закусил шоколадом… Электричка, весело посвистывая, уже торопливо несла его назад – откуда он только что приехал и куда не мог не вернуться.
2
Он стоял у дверей небольшой художественной мастерской, располагавшейся на первом этаже хрущевки. Все, как она и сказала. Узнать, где живет Мария Велесова, труда не представляло. Но предварительно звонить он не стал. Вдруг она вновь передумает и ответит ему: нет, не приезжай. Ни в коем случае. Он бы не пережил этого. А так он поставит ее перед фактом. Правда, могут быть еще и другие факты, например, что он застанет ее с одним из этих пареньков. Ну да черт с ними. Встретив ее, упустить уже было невозможно. Чемодан и сумку он оставил внизу под лестницей. Не пугать же человека с порога?
Он поглубже вдохнул и позвонил три раза. Дверь открыли довольно быстро.
– Ну, кто что забыл? – спросила она с ходу.
Она стояла в махровом банном халате с полотенцем-тюрбаном на голове, от нее пахло мылом и шампунем, свежестью, влагой и женским теплом. В руке она держала тюбик крема.
– Ты после душа?
– Да.
– От омлета что-нибудь осталось?
– Нет, – покачала она головой. – Я сначала съела с ребятами омлет, а потом отправила их и пошла в душ.
– Я соскучился – сказал он.
– Я так и поняла, – кивнула она. – Проходи.
– Чемоданы. – Он поднял указательный палец. – Сейчас. – Слетал вниз, прихватил чемоданы, вернулся, переступил порог, поставил поклажу в коридоре. – Ну вот, теперь можно закрывать.
Она закрыла дверь и привалилась к ней спиной.
– Это так неожиданно, знаешь. Даже, я бы сказала, дерзко.
– Знаю, – кивнул он. – Я не доехал до Тихого океана. Я сошел на полдороге, на станции «Боровое», пересел на электричку и приехал к тебе.
– Да, – улыбалась она, – вижу. И так бесцеремонно? Без звонка.
– Я побоялся, что ты откажешь мне.
– Верю. И я могла бы.
– Поэтому я решил сделать сюрприз.
– И он удался.
– Иди ко мне.
– Сам иди ко мне.
Он подошел, бесцеремонно зачерпнул ее махровый халат от колен, скомкал его у бедер, потом у ягодиц и целовал ее – в губы, шею, ключицы, плечи, с которых уже спадал халат…
– Это слишком смело, слишком, – шептала она.
– И слишком дерзко…
– Да, и слишком дерзко…
– И бесцеремонно…
– Как ты угадал?..
– Зато так восхитительно, – отвечал он.
А потом поднял ее, обхватившую его ногами и руками, и понес на первое увиденное ложе – на лысый диван художницы, щедро заляпанный красками…
Очень скоро она прошептала:
– Господи, какой ты молодец, что вернулся… Я так хотела этого… Мечтала об этом. Но думала: вряд ли. Этот чудак доберется-таки до Тихого океана и, чего доброго, утопится в нем. – Он уже смеялся ей в плечо, а она, все еще не отпуская его из любовного замка, продолжала: – И так и останется волнующим воспоминанием в моем разыгравшемся воображении. Но чудак оказался вовсе не таким чудаком, а очень даже земным мужчиной, так просто променявшим свою мечту на женщину.
– А вот тут ты не права, – прошептал он ей на ухо. – Моя мечта – ты. Это тебя я искал, за тобой ехал на край света. И вот, нашел…
– Ладно, ответ принимаю. Ну так что, сделать тебе омлет?
– Конечно. Я бы сейчас и поросенка съел. А уж омлет – только облизнуться…
Через полчаса они ели на ее крошечной, но очень милой и уютной кухне. Мария, уже в другом халате, коротком, шелковом, но все еще с тюрбаном на голове, отпивала из бутылки пиво и с улыбкой смотрела на него. А он, тоже отхлебывая пиво, улыбался и смотрел на нее.
– Как все миленько у нас вышло, это же надо, – усмехнулась она. – Прямо как в сказке.
– Верно, как в сказке, – кивнул он.
Она добралась под столом ступней до его колена.
– Классно, что ты приехал.
Он прихватил ее за пятку и пальцы.
