"Фантастика 2025-178". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Насута Екатерина

– Ты кто? – грозно спросил тот.

Но Крымов уже вытащил руку из-за спины:

– Конь в пальто.

И выстрелил двумя ампулами в сильное и тотчас собравшееся в пучок мускулов тело охранника. Одна ампула попала в бедро, вторая в грудь. Миклуха сразу ослабел, покачнулся, процедил грязное ругательство и бухнулся на колени.

– Твой хозяин дома? – спросил Крымов.

Он постарался запомнить эту звериную физиономию, с ненавистью глядевшую на него, потом открыл дверь, прихватил бугая за шиворот и вволок его в прихожую.

– Терем-теремок, – пробормотал Крымов. – На вас скотча не напасешься. – Вытащил из сумки моток и крепко стянул руки и ноги уже отключившегося охранника. Из наплечной кобуры забрал пистолет, из кожаного сапога нож и все это бросил в свою сумку. – Не соврал Пантелеев – меня не ждали. Ладно, теперь за работу. Но кто такой Федька, и что у него за смена?

Крымов бесшумно ступил на первый этаж, осмотрелся, затем, еще осторожнее, поднялся на второй. Вот тут ему и открылся полутемный зал в багровых тонах с масками – «страшными», как о них отозвался Пантелеев. Это были настоящие идолы – и все они походили друг на друга, словно это место представляло собой какой-то фамильный склеп или галерею, или и то и другое. Косматые чудовища смотрели на Крымова – или высеченные из дерева в полный рост, или только торсы, или только одни головы. Но у всех пробивались на патлатых головах рога или небольшие рожки, и все смотрели с дикими и мерзкими усмешками, с искренним чувством превосходства, а то и презрения, как веками и тысячелетиями, верно, взирали языческие боги на простых смертных, поклонявшихся им и приносивших им жертвы – птиц, животных, людей…

Странный это был дом – тихий и молчаливый, ни тебе человеческих голосов, ни смеха, ни веселого лая любимой собаки, и только одна мелодия едва касалась слуха детектива и становилась все громче и отчетливее по мере того, как Крымов преодолевал один марш за другим. И особенно теперь, когда стоял на третьем этаже у закрытых дверей. И когда он, держа в руке пистолет, нажал на золотую рукоять и осторожно потянул створку дверей на себя, то понял, что слышал: это был умиротворяющий шум леса. Птицы пели на все голоса, гулял ветер в кронах деревьев, шумно отзывалась листва на каждый порыв, где-то в отдалении дятел упрямо долбил кору, и кукушка неумолимо отсчитывала кому-то годы жизни. И тот, кому она отмеривала этот срок, кажется, должен был жить вечно.

В центре слабо освещенной комнаты в огромном кресле сидел хозяин дома – спинка трона была повернута к выходу. Крымов видел только его руки на подлокотниках, края рукавов халата и одну кисть, на пальцах которой сверкали перстни. Да, это определенно был владелец престранного дома на заднем дворе птицефабрики, и сейчас под музыку леса он медитировал.

Вся комната представляла собой один большой экран. И в летящей панораме то и дело появлялись одни и те же образы, как видно, наиболее любимые хозяином и дорогие ему. Высеченный на вековом дереве лик страшного и одновременно привлекательного лесного божества; он был выдолблен в стволе векового дуба. Калитка из бронзы с пятью розами в листьях и шипах. Широкий ручей с круглым мосточком через него – поток словно разделял два мира, а мосток соединял. Избушка, похожая на охотничий домик. И наконец, та арка из двух сросшихся дубов, под которой они проехали с Лолой еще вчера, прибыв в этот загадочный край Чернышей.

Крымов стоял и слушал, и музыка леса обволакивала его, завладевала им. Еще немного – подхваченный ее ветром, он вспорхнет и полетит к неведомым далям. Андрей понял, что сейчас невольно поддается гипнозу. Стоило немедленно прекратить этот эксперимент над собой – собраться и положить ему конец.

– Что, Миклуха, ты опять засмотрелся? – мечтательно произнес низкий голос приятного тембра. – Знаю: этот мир прекрасен!

Андрей глухо откашлялся в кулак, привлекая к себе внимание, нарочито выдавая себя. Но оказался недостаточно убедителен.

– Миклуха, – отчасти рассеянно обратился человек в кресле к вошедшему. – Федька все сделал? Отправил кур на дальнюю опушку? Проследил, что их забрали?

– Надеюсь, куры – это просто куры, а не секс-рабыни? – спросил у спинки кресла детектив. – А то я буду волноваться, а когда я волнуюсь, то становлюсь опасным.

И тотчас кресло повернулось к нему, да так быстро, что Крымов даже отступил на шаг – на него смотрело чудовище. Нет, это был обычный человек в золотом халате, но с устрашающей черной бородой, такой же долгой, как у старика Черномора, и с длинными черными кудрявыми волосами, вьющимися и уложенными по плечам. Такая же буйная растительность была и на его груди, которую вальяжно открывал золотой халат. На крупном смуглом лице хозяина дома разместились зеркальные очки – зоркий Крымов даже увидел свое отражение в них. Два отражения! И каждое держало в руке по пистолету. А еще у хозяина были сладострастные жирные губы.

– Кто вы? – спросил хозяин.

– Дед Пыхто. А вы, Август Самсонович, и впрямь Косматый, – немного нервно усмехнулся Крымов. – Чудный прикид. Вам бы в кино сниматься.

– Кто вы, говорите, – потребовал хозяин. – Вы совершили вторжение в чужой дом, а это преследуется по закону.

– Да вы законник? Ого! – не сдержался от реплики Андрей. – Интересно, где же пресловутый Леший проходил юридическую подготовку? В сельскохозяйственном институте?

– И где Миклуха? Судя по тому, что он пропустил вас…

– Ваш цепной пес в отключке, проспит до утра. На него не надейтесь, – морщась, покачал головой Крымов, – нейтрализован основательно. Но Федька меня интересует – кто это?

Музыка леса продолжала звучать в этой комнате, сменялись панорамы, пробегали отблески света, то лучи прорывались сквозь тучи, то вдруг темнело небо и начинал шумно нарастать летний дождь, подавляя звуком стихии все остальные звуки.

– Вырубите ваше кино, – попросил Крымов. – Оно меня отвлекает.

Хозяин дома нажал на кнопку в кресле, и все ушло – и музыка леса, и картины, помещение стало обычной комнатой с приглушенным светом.

– Так-то лучше, – сказал детектив.

– Теперь мне понятно, – кивнул хозяин. – Вы тот самый путешественник, которого привела к нам шлюха с дредами. Да? – улыбнулся хозяин. – Лола? Маленькая развратная девочка Лола?

Он подался вперед, как будто хотел встать, но тут Крымов был неумолим:

– Сидеть!

Косматый испуганно откинулся назад на спинку кресла – так с ним еще не разговаривали.

– Как скажете – сижу.

– Вот именно: как скажу. Так, еще раз, кто такой Федька? Я не хочу, чтобы у меня кто-то оставался за спиной. Услышу шаги – пристрелю.

– Федька – никто, работник птицефабрики, слуга. Приносит самых жирных кур к нам в дом, вот и все.

– А еще относит их на опушку?

– Да, а еще относит их на опушку.

– Зачем?

– Занадом. Это благотворительность. Он относит их на опушку и ждет, когда кур заберут.

– Кто?

– Те, о ком я забочусь. А что, нельзя?

– Кто эти люди?

– Да какая вам разница? Кому хочу отдавать кур, тому и отдаю. Я целый детский дом спонсирую. И помогаю голодающим, между прочим. Кто вы такой? – повысил он тон. – Мне уже сказали, что за мной по пятам идет охотник, но какой охотник? Если вы бандит, тогда одно дело, но если вы представитель власти, тогда…

– Не валяйте дурака, Август Самсонович, по фамилии Косматый. Несколько часов назад ваш купленный участковый Пантелеев подослал ко мне наемного убийцу, я его устранил. Затем я побывал в доме у самого Пантелеева, где насладился галереей фотографических работ на тему «моя большая сексуальная оргия». Там вся ваша компания: Печорин, Самозванцев, Задорин и Кац, все те, кого вы однажды еще мальчишками вывели из леса и с кем теперь устраиваете ваши оргии в доме Печорина.

По мере того как Андрей говорил, лицо хозяина дома буквально деревенело.

– Я тут не шутки пришел шутить. А потом в доме участкового Пантелеева, вашего шестерки, на меня напал он сам и уже хотел разделать на куски и выбросить в озеро, как и Лолу с дредами, кстати, скормить рыбам, чтобы все шито-крыто было, но не вышло. Пантелеев обезножен и лежит в подвале. Сейчас сюда едут две бригады из Царева – крутить вам руки и отправлять в тюрягу. Суд будет долгим, срок – до седых волос. А за вашей гоп-компанией еще и убиенная Ксения Петухова, как я понимаю, числится.