— Ядерная война, — сказал Виталик.
— Спасибо, кэп. Кто с кем? Кто начал? Как предотвратить?
— Все со всеми. Начали не мы. Хрен его знает, — он тяжело и хрипло дышал, и, наверное, надо было дать ему передышку, но, к сожалению, у меня не было на это времени. — Чапай, ты пойми, это, сука, бесполезно. Только в кино можно настучать по кумполу одному конкретному человеку и этим сразу все исправить, к хренам. В реальной жизни все немного сложнее.
— Так что было-то?
— Сначала было много локальных конфликтов по всему миру, — сказал Виталик. — Европа, Ближний Восток, Африка. Латинская Америка. На Балканах опять полыхнуло, евреи традиционно бомбили арабов, все такое. Люди зверели, красные линии потихоньку сдвигались, менялись сферы влияния, мировую экономику штормило, как мою бывшую после бутылки «мартини», но в целом как-то еще удавалось удерживаться в цивилизованных рамках. Ну, относительно. ООН, сука, выражала озабоченность, отдельные лидеры, как правило те, от которых ничего не зависело, призывали к миру, другие, чьи решения хоть на что-то влияли, лицемерно соглашались на словах, а на деле продолжали гнуть свою линию, но система, худо-бедно работала, а потом Китай полез возвращать себе Тайвань и известная всем субстанция таки попала на вентилятор, после чего нас всех и забрызгало, к хренам.
— С этого момента поподробнее, — попросил Петруха.
— Ну, сначала ребятам тоже удавалось удерживаться в рамках приличия, — сказал Виталик. — Ракетные обстрелы, налеты беспилотников, все такое. Даже от ковровых бомбардировок удерживались. А потом Народная Освободительная Армия отправилась высаживать свой десант, а там, как на грех, мимо совершенно случайно американская авианосная группа проплывала.
— Заблудились, наверное, — сказал Петруха.
— Так оно и было, — заверил его Виталик. — В общем, случился замес, в результате которого много корабликов, в том числе и очень больших, отправились на дно, и рыбы стали сыты и довольны. Дальше эскалация только нарастала и ее было уже не остановить, а тут, как назло, в США случились очередные выборы, на которых победила одноногая негритянская женщина нескрепной, сука, ориентации, что и в самих штатах части народа не сильно-то и понравилось, и в воздухе ощутимо запахло новой гражданской войной. Ну и она не придумала ничего лучше, чем поднять ставки где-нибудь подальше от своих границ, и отправила чуть ли не весь Тихоокеанский флот к берегам Китая, и тем это тоже не сильно-то и понравилось, и случилась еще одна мощная заруба, после которой флота у сторон практически не осталось, и пришлось от морского боя к более захватывающим игрищам переходить. В итоге случился обмен ядерными ударами, Тайвань, сука, утонул на хрен, но ты же понимаешь, что суть вопроса-то на самом деле была уже отнюдь не в Тайване, а часть ракет упали на Дальнем Востоке. На нашем Дальнем Востоке, Чапай.
— И мы в стороне не остались, — сказал Петруха.
— Ну а как мы могли остаться в стороне? — спросил Виталик. — Мы ответили, потом нам ответили, потом, когда стало понятно, что уже можно, все всем ответили, и принялись решать давно наболевшие вопросики силовым порядком, а у кого ядерных бомб не было, те тоже у стенки стоять не захотели и полыхнуло уже по всему, сука, шарику, и вот мы здесь.
Он закашлялся, и пока он был занят, я пытался уложить в голове ту страшную картину, которую он мне открыл, но укладывалась она плохо. Конечно, я всегда знал, что люди идиоты, но никогда не думал, что до такой степени.
— Так что, несмотря на то, что ты хороший парень, Чапай, и я неистово уважаю твое желание все исправить, ничего у тебя, к хренам, не выйдет, — сказал Виталик, справившись с приступом кашля. — Нельзя просто вернуться в девяностые и там это как-то остановить, хоть ты массовые расстрелы устрой, потому что, если глобально, то оно не в девяностые началось, а гораздо раньше. Дело ведь не в каких-то отдельных исторических личностях, дело в самой человеческой природе, Чапай, а ее за десятилетие не изменишь. Если это вообще, сука, возможно. Один вон попытался, и того распяли, а это ведь были еще не самые людоедские наши времена. Ну, если сравнивать с тем, что потом было.
Я мог понять пессимизм человека, живущего в постапокалиптическом мире, сражающегося за консервы и вынужденного отстреливать крысопауков, но разделять этот пессимизм я, разумеется, не собирался. Не бывает абсолютно безнадёжных дел, бывают только люди, которые слишком рано опускают руки. И раз уж я вписался в эту историю, я должен довести ее до конца.
Ну, или сдохнуть, пытаясь, что тоже вариант.
— И что ты посоветуешь? — спросил я. — Как бы ты поступил на моем месте?
Виталик снова закашлялся, прикрыв рот ладонью, и когда кашель прекратился, и он убрал руку, на пальцах была кровь.
И на губах тоже.
— На твоем месте, Чапай, я бы отвалил и дал мне помереть спокойно, — сказал он.
Вот черт.
Во всей этой неразберихе, дыму и попытке укрыться от следующего вертолетного налета я и не заметил прореху на его кожаном плаще. Цвет уж больно удачный, да и темная рубаха, надетая под ним, маскировала дыру, и крови на темной ткани почти не было видно.
А крови было много. Я осторожно расстегнул плащ, отвернул в сторону пропитанную кровью рубаху и увидел несколько пулевых отверстий в очень неприятном даже для профессиональных медиков месте. А профессиональных медиков поблизости не наблюдалось, и вряд ли мы успеем дотащить его до базы, где бы она ни была, а без операционного вмешательства жить Виталику осталось недолго.
— Аптечка есть? — спросил я. Кто его знает, может быть, в бездонных карманах его плаща завалялась хотя бы пачка бинтов и несколько шприцов с обезболом.
— В машине осталась, — сказал Виталик. — Мы, сука, в бой вступать не планировали.
— Что ж ты бронежилет не надел? — поинтересовался я, раздеваясь в намерении использовать свою футболку в качестве перевязочного материала.
— Не люблю я эти штуки, — сказал Виталик. — Дышать в них тяжело.
Я оголил торс и принялся разрывать свою футболку на полосы.
— Не стоит, Чапай, — сказал Виталик. — Это не та жизнь, за которую стоит цепляться.
— У тебя там люди, — напомнил я. — Ты не имеешь права просто вот так взять и умереть.
— Я там не главный, о людях есть, кому позаботиться, так что просто отвали, — сказал он. — Тебе нужна была информация, ты ее получил. А теперь оставь меня в покое.
— Чапай, — позвал Петруха, пытавшийся перевернуть Виталика на бок.
Я посмотрел, куда он показывает, и… в общем, там все было плохо. В спине бородача было еще несколько отверстий, совсем не связанных с теми, что были спереди, и два из них были проделаны довольно внушительным калибром, и как только я их увидел, то сразу понял, что Виталик не жилец. Конечно, может быть, медицина будущего творит чудеса, но где мы и где та медицина? Даже если нам удастся все это перебинтовать, на что моей футболки точно не хватит, Виталик все равно умрет от внутреннего кровотечения, и, скорее всего, сделает это в течение нескольких минут.
Так что я решил уважить его просьбу и отказался от попыток реанимации. Если человек хочет умереть спокойно, это его право, в конце концов.
Вы же понимаете, что если бы существовал хоть малейший шанс его спасти, я бы не остановился. Но таких шансов не было. Я видел много полученных в бою ранений, куда больше, чем мне бы хотелось, и понимал, когда уже нет смысла бороться.
Было даже удивительно, что он все еще жив. Любой другой человек, не обладающий его запасом прочности, умер бы еще по дороге сюда.
— Наверное, настало время для моей последней речи, — сказал Виталик, когда мы аккуратно положили его на место и запахнули плащ. — В которой я должен призвать вас отомстить за меня люто и кроваво, или, напротив, отказаться от этой мести к хренам, потому что, наверное, оно того не стоит, и надо жить своей жизнью, а не множить количество насилия в этой, сука, вселенной. Но я не буду этого делать, потому что знаю, что вы в любом случае поступите так, как посчитаете нужным.
