Михайла на подворье Ижорских своим хоть и не был, а псы все одно на него брехать не стали.
Знакомый.
Не составило труда ему на подворье пройти да вплотную к стене терема подойти с той стороны, где не было никого. Забор только.
А там…
Поплескать из кувшина на стену да огнивом чиркнуть – дело несложное. Минута – и пламя поползло, занялось, медленно, ровно нехотя, промороженные бревна гореть не хотели. Но земляное масло осечек не дает.
Занялось постепенно…
Закричали люди, побежал кто-то, забились, заржали кони на конюшне, залились лаем промахавшие все собаки…
Михайла за суетой наблюдал с насмешкой. Ему только ждать оставалось, совсем немного еще подождать.
Он и подождет, тут, рядом… кто там его в темноте ночной увидит? Да еще когда пожар рядом…
– Горим, православныи-и-и-и!!! – завизжал кто-то.
– Ратуйте!!!
– АИ-И-И-И-И-И-И-И!!!
Пожар разгорался все сильнее, шум и гам тоже нарастали, никем не замеченный Михайла скользнул в двери терема боярского. Понимал он, все сразу не прогорит, холопья да слуги тушить кинутся, а боярин…
А боярин о самом ценном как раз и позаботится. А Михайла ему и поможет. С радостью.
* * *
Кого не ждала увидеть царица Марина, так это боярышню Устинью. На локтях приподнялась на кровати, змеей зашипел:
– Ты-ы-ы-ы-ы!
– Я, Марина. – Устя ее более не титуловала царицей. Ни к чему. Поняла это рунайка, еще злее оскалилась:
– Пролезла, гадина? Под Борьку метишь?!
– Ты мне и так должна, дрянь. – Устя тоже церемониться не стала. – Сама знаешь, за кого.
– За братца твоего малахольного? Пусть спасибо скажет, что дочиста его не высосала!
– Я тебе сейчас спасибо скажу. – Устя руку подняла и к Марине развернула. – Так скажу, что тебя не в монастырь – на погост понесут. Думаешь, не справлюсь?
Устя знала: на ее ладони сейчас разворачивается зеленая веточка, шевелит листиками… Марина передернулась, под себя ноги подобрала.
– Волхва!
– Смотри-ка, узнала. А что ты хотела, на нашей-то территории?
– Вашей?! Недолго ей вашей-то быть осталось! Нас жрецы потеснили – и вас потеснят!
– Потеснили. – Устя прямо в глаза Марине поглядела. – Ответь прямо – ламия ты? Верно? От них ваш род пошел?
Марина так зашипела, что у Устиньи и сомнений не осталось.
– Догадалась?
Устя только плечами пожала.
Монастырская библиотека много чего хранит. И про женщин-ламий в том числе [80].
Устя, когда о них читала, и не думала, что так-то бывает. Ан – вот? Живое, не вымершее…
– Говорят, ваши предки жили на склонах горы Парнас. Давно. Полулюди – полузмеи. Это уже неправда, так?
– Жили. Да, змеями не были. – Марина прищурилась. Убила б она ту волхву! Но… когда она сама все знает? Ведь просто для подтверждения спрашивает, это хорошо видно! А так Устинья уж все для себя решила.
– Но жизнь и кровь высасывали.
– И это было. Могли понемногу с человека брать, тогда надолго хватало, могли сразу выпить.
– Крови вам для этого не надо было.
– Нет, только первый раз – попробовать, привязать.
– Бориса не ты привязывала.
– Нет, не я.
– У ламий есть хозяин?
– Он не хозяин. Имя не назову, иначе смерть. А так… могу сказать, что он не хозяин. Это сотрудничество. И ему что-то, и мне…
– Что ему – вряд ли тебе ведомо. Власть… так или иначе. А вот что тебе, я догадываюсь… трон, корона… Только как ты хотела все получить, если ребенка нет? Даже и девка родилась бы, никогда б бояре не согласились на такое. Бунт полыхнул бы!
– Да.
– Тогда – как?!
Марина зубами заскрипела.
Устя руку ближе к ней протянула.
– Как ты думаешь, если я просто до тебя дотронусь? Я ведь сейчас очень хочу так поступить! Я проводница ЕЁ силы! Богиня через меня этого хочет… чтобы и следа тебя, погани, на земле росской не осталось!
– Не надо!
– И мне того хочется… Говори, гадина! Чтобы себе подобную зачать, вы людей до дна осушаете! Думаешь, не поняла я, к чему ты стрельцов набирала? Ты бы их до дна в нужный момент выпила!
– Догадливая.
– Читала я о вас, и рассказывали мне. А вот чтобы мальчишку родить, что ты сделать хотела? Вы ведь и такое можете! Я знаю! Говори!
– Узнать хочешь?
– Хочу.
– Не пожалей потом! Чтобы мальчишку родить, мы ищем! Вот такую, как ты! Одаренную!
– Только чтобы она пользоваться своей силой не умела, верно?
Марина оскалилась, глядя, как белеет соперница.
– Именно. Ищем, потом ждем, чтобы затяжелела она. И ритуал проводим. Цена жизни моего сына – смерть твоего ребенка в материнском чреве.
– И бесплодие. Мое, потом, верно?
– Если ритуал правильно пройдет. И твоя смерть – в конце. Через пару лет.
– А если неправильно пройдет?
– Тогда у меня девка будет. Но девку я и так получить могу, просто выпить побольше жизней – и зачать.
Устя кулачки сжала покрепче.
Не кинуться, не вцепиться, не взвыть раненой волчицей…
– Одаренные потом и не помнят о таком, верно?
– Там и не надобно многое. Или ты себе навоображала чего? Там два рисунка нужно сделать, на твоем животе и на моем, это на пять минут дел. Остальное все сила дополнит.
– Не только. Недоговариваешь.
– Не только. Силы много влить надобно, мне бы снова все эти мужики понадобились…
– А может так быть, что ничего не получится?
– Может. Хочешь, скажу, что для этого надобно?
– Что?
– Чтобы не я, а ты своего ребенка убила. Так его возненавидела, что нерожденному смерти пожелала. Убила б своего, а умер – мой! Ваша-то сила от нашей недалеко ушла, тот же клинок, то же копье…
Устя лицо руками закрыла.
– Гадина… что б ты сдохла в монастыре!
– Сама такая…
Сил у Устиньи больше не было на разговор. Развернулась да и вышла.
* * *
Не прогадал Михайла.
Когда снаружи заорали вовсе уж дико, что не удается терем потушить, не вытерпел боярин.
Пока еще можно, за самым ценным ринулся.
И Михайла за ним.
Риск большой, конечно, да ведь и выигрыш какой! Опять же, сразу не займется такая громада, это дыма больше… Михайла и сам тому помог, пару горстей серы добавил, пока не видел никто. А с нее и дыму, и едкий он, и пакостный… Отравиться им легко можно.
Так что Михайла лицо тканью мокрой замотал.
Заодно и не узнает его никто лишний.
А вот у боярина такой защиты не было. Ровно кабан в камыши, вломился Роман Ижорский в одну из горниц, к половице кинулся, на себя потянул.
Открыть успел.
А вот достать содержимое – нет.
Михайла его за волосы схватил да горло ножом и перехватил, ровно овце какой. А как иначе-то?
Нельзя боярина в живых оставлять, он за добро свое такой розыск учинит, небо с овчинку покажется.
А так и боярина нет, и захоронки его тоже нет, а была ли она тут?
Поди сыщи потом.
Кровь потоком хлынула, и в ухоронку, и на ларец… не рассчитал Михайла чуточку. Да что та кровь?
Тело неподъемное в сторону спихнуть ногой, руки в тайник запустить и выдернуть на себя небольшой ларчик. Пусть в крови… скользкий, зараза! Ну так кольцо на крышке есть, за него подцепим. Тяжелый, сволочь.
Плащ на него накинуть да и ходу отсюда! Чего он тут забыл?
Через окно, конечно, не через дверь. Покамест все позади терема суетятся, и вроде как не затухает пока огонь. Хорошо хоть на другие дома не перекидывается… Потушат ли?
А Михайлу то и не волновало. Не его беда!
Уже в трактире, в комнате, которую снимал он, сгрузил Михайла свою добычу на стол.
Ларчик небольшой, пожалуй что пол-аршина в длину будет, да и в ширину таков же [81].
В глубину чуть поболее, может, еще пядь добавилась. Крышка плоская, замок…
Замок есть!
Михайла зубами скрипнул, да чего тот замок открывать? Не умеет он с ними, не дано! А вот к петлям подобраться куда как проще.
