В Люберцы.
Которые никогда не меняются.
Глава 56
Перед тем, как выйти к людям, мне следовало избавиться от автомата, но я не мог сделать этого на глазах у молодежи.
Конечно, молодежь конца девяностых «калашниковым» не удивишь, даже модернизированным, и со временем он просто растворится в воздухе, отправившись в свое время, но к чему мне плодить нездоровые сенсации?
Я их и так уже достаточно наплодил.
Спиной я буквально чувствовал направленные на меня взгляды, но предпринимать, ясное дело, никто ничего не решился. Чувак, разгуливающий с «калашом» по люберецкому пустырю, скорее всего, псих с напрочь уехавшей крышей, и молодёжь должна понимать, что связываться с таким явно не стоит.
Потому что шансы на то, что чувак, разгуливающий с «калашом» по люберецкому пустырю, окажется обычным (и весьма благоразумным) физруком, путешествующим во времени, крайне невелики. Настолько невелики, что местные пацаны о такой вероятности даже задумываться не должны.
Девяносто девятый, черт побери.
Шесть лет. Какого черта прошло целых шесть лет? Почему эти чертовы возвращения работают именно так? Почему я не вернулся раньше, пусть не в тот же день, когда отбыл, но хотя бы через неделю или около того? За шесть лет тут могло измениться примерно все…
И где, черт побери, Петруха? Его в какой момент выбросило? Он уже здесь или только на подходе? И если здесь, то как давно?
Убедившись, что молодежь осталась где-то далеко позади и уже не видит, чем я занимаюсь, я спрятал автомат в высокой траве (надеюсь, рассосется) и двинул к жилым домам.
Больше всего мне хотелось зайти к Ирине, она и жила тут недалеко, но это, черт побери, было шесть лет назад, шесть очень долгих и трудных лет назад, и теперь, вполне возможно, у нее новая жизнь, семья и все такое, и я для нее существую только в качестве забавного воспоминания…
А идти-то мне было и некуда. Так-то, конечно, дела были, нужно было выяснить, вернулся ли Петруха, связаться с Виталиком, выйти на контакт с профессором Колокольцевым, и выяснить, достроил ли он свою машину времени, но все это лучше было делать утром, чтобы не беспокоить людей в столь поздний час. А пока… квартиры у меня здесь, скорее всего, уже нет, а если и есть, то там меня наверняка ждет очередная засада, а желание пострелять в плохих парней я оставил в не столь отдаленном будущем.
Я на самом деле не особенно люблю стрелять, но плохие парни встречаются на моем пути с завидным постоянством, никак не желая применить его в какой-нибудь другой области, и когда это случается, рука сама тянется к пистолету.
Как, например, она потянулась сейчас, когда рядом со мной остановился черный внедорожник с затонированными окнами.
И то правда, я уже минут двадцать, как в снова в Люберцах, а меня все еще не попытались убить…
Дверь внедорожника открылась (это они зря, надо было стрелять через стекло, хоть какой-то элемент внезапности), я чисто не рефлексах ткнул ей навстречу пистолетом и едва не отстрелил нос выпрыгнувшему из машины Петрухе.
Ну ладно, насчет «чуть не отстрелил» я слегка преувеличиваю, конечно. Я всегда готов к неожиданностям, особенно к неприятным, но все же контролирую ситуацию, и риски пристрелить кого не надо обычно минимальны (хотя и не равны нулю).
Я убрал ладонь с пистолета, и мы обменялись крепким рукопожатием.
— Давно вернулся?
— Уже полгода как, — сказал он. — А вот ты заставил понервничать.
— Само так получилось, — сказал я.
— Покрошил их всех в капусту?
— Не успел.
— Теряешь хватку, Чапай?
— У меня было-то всего полчаса, — сказал я.
— Полчаса там и полгода здесь? — недоверчиво сказал Петруха. — Откуда бы такая разница?
— Само так получилось, — снова сказал я. — Может быть, мой темпоральный страховочный трос слишком растянулся. А может быть, дело в том, что я изначально не местный.
— Ну да, феномен физрука никогда не стоит сбрасывать со счетов, — сказал он. — Садись, поехали к Колокольцеву.
— Как вы меня здесь нашли? — спросил я.
— Место встречи изменить нельзя, — сказал он. — В смысле, точка выброса у тебя не меняется, так что мы с парнями просто сняли квартиру здесь неподалеку, чтобы прикрыть тебя в случае чего. А то после прошлого твоего возвращения, сам помнишь, что было.
— Помню, — подтвердил я.
— А как в этот раз? — поинтересовался Петруха. — Если что, мы можем помочь закапывать. У нас и лопаты с собой.
— Хотя я лично от земляных работ вообще ни разу, сука, не тащусь, — сказал Виталик, который, как оказалось, все это время сидел за рулем внедорожника. — Что, Чапай, получается, что ты за меня так и не отомстил?
— Еще отомщу, — машинально пообещал я.
— Мое сердце исполнено горечью, а душа — печалью, — сообщил Виталик. — И, кстати, мы уже будем куда-нибудь ехать, или вы тут до утра стоять намерены, к хренам? Вы не думали, что какая-нибудь хроногнида вас уже с крыши выцеливает?
Устами Виталика глаголила истина, поэтому мы с Петрухой забрались на заднее сиденье, а Виталик ударил по газам и стартанул с места с пробуксовкой, прямо как я люблю.
— Ну, с местом-то все понятно, — сказал я. — А время вы как подгадали?
— Мы уже три года, как выяснилось, способны отслеживать все подозрительные флуктуации пространственно-временного континуума, — сказал Петруха. — Спасибо профессору Колокольцеву и нашему общему другу Виталику, который занимается программным обеспечением всех процессов и разработал алгоритмы поиска.
— Ого, — сказал я.
— Мой отец всю жизнь потратил на борьбу с хронопидорами, — сказал Виталик. — И я собираюсь довести это дело до логичного, сука, конца.
— В общем, пока нас не было, ребята сильно продвинулись, — сказал Петруха.
— Отслеживание отслеживанием, — сказал я. — Отслеживание, это, конечно, хорошо, но как обстоят дела с практической стороной вопроса?
— Чисто технически проблем нет, — сказал Петруха. — Мы можем зашвырнуть человека… ну, практически куда угодно, исключая времена динозавров, наверное. Энергии этот процесс жрет целую уйму, но проф же на территории оборонного завода сидит, там с подключением никаких проблем отродясь не было. А то, что район пару раз без света оставляли, так это ничего страшного, полчаса можно и в темноте посидеть.
— Или полдня, — сказал Виталик. — Впрочем, это был эксцесс, такого больше повториться не должно. А если и повторится, то тоже ничего страшного, если учесть, какие цели мы, к хренам, преследуем.
— Возможности, в общем, есть, — сказал Петруха, но голос его при этом был совсем не веселый.
— И в чем тогда сложность? — подыграл я.
— Сложность, Чапай, в том, что мы понятия не имеем, куда все это великолепие на хрен применить, — сказал Виталик. — Чтобы не напортачить, и ситуацию спасти, а не усугубить. Бабочек в прошлом много, сам понимаешь, и если раздавить не ту, то хрен его знает, что вообще произойдет.
— Мы в отделе Х, как ты помнишь, прямо противоположным занимались, — сказал Петруха. — Следили, чтобы никаких перемен не было, а это куда проще, потому как направление уже задано и тебе остается только его придерживаться. Теперь же выяснилось, что это в корне неверное направление и надо бы с него свернуть, но мы понятия не имеем, где может быть подходящая развилка.
— Надо тщательно дозировать вмешательство, как я понимаю, — сказал Виталик. — Историческая инерция — страшная сила, и просто так эту махину не подвинешь, значит, толчок должен быть достаточно сильный, чтобы выбить ее из колеи. И в то же время, не настолько мощный, чтобы выбросить ее, сука, в кювет. Смекаешь, физрук?
— Смекаю, — сказал я. — И что вы уже пробовали?
— А ничего мы, сука, не пробовали, — сказал Виталик. — Старшее поколение перестраховываться изволит.
Местному Виталику было лет тридцать. Он был умеренно и весьма аккуратно бородат, пивное пузо еще не давало о себе знать, он сквернословил, как его отец, и, что самое главное, он все еще был жив, и осознавать это было приятно.
