И саблей махнул сразу же.
Только вот куда ему с Борисом было справиться? Государь хоть и старше брата был, оружием владел не в пример Федору. Отбил клинок так, что у Федора едва рукоять не вывернулась из руки, сталь о сталь зазвенела.
– Я, Феденька. Что тебя сюда ночью привело?
Федор и таить не стал, мало ему было брата убить, еще и выговориться хотелось, и на труп плюнуть. Он бы и ногами попинал брата, да вот беда – не получается.
– Ты у меня все отнял! Трон, страну, любимую… НЕНАВИЖУ!!!
– Потому и убить меня пришел, ровно тать, в ночи?
Борис клинок в очередной раз отбил, глазами сверкнул, Федор нападал, ровно бык, пер вперед, не оглядываясь и не задумываясь, грязь из него так и лилась, долго ж копилась, вот и вырвалась.
– Я должен на троне сидеть! Я!!! А ты Россу в прошлый век тащишь, ты не понимаешь ничего, мы можем с Франконией да Лембергом вровень встать, а ты…
– Устя?!
Михайла, пока Федор на брата нападал, ничего не видя, по сторонам смотрел. Не верил он, что Устинья мужа надолго оставит, не в ее характере такое. Рядом она, наверняка.
Вот и углядел.
Стоит тень светлая рядом с занавесью, шаг сделает – и из виду скроется. А глаза сияют зеленью, яркой, лесной, искристой…
– Чего тебе, Ижорский, надобно?
Федор на эти слова тоже обернулся, ровно на секунду спиной к Михайле оказался повернут, а тому больше и не потребовалось.
– УСТЯ!!! Сюда иди! НУ!!!
А больше и не успел он ничего сказать. Захрипел, выгнулся…
Михайла от царевича отскочил, клинок оставил, да и чего его выдергивать? Ножей он с собой десяток взял, на всех хватит.
Федор на пол опустился… глаза навыкате, кровь изо рта плеснулась… Он уже понял, что проиграл, что предали его, понял, КТО предал, и Михайла не отказал себе в маленьком удовольствии:
– Устя тебя, царевич, с самого начала ненавидела. И я тоже…
С тем Федор в вечность и ушел. И сколько ж ненависти на его лице было, мог бы – зубами б загрыз! Но Михайле было все безразлично.
Он вперед шагнул, руки в стороны развел:
– Государь, в палатах сто рыцарей Ордена Чистоты Веры, скоро они здесь будут. Бежать тебе надобно.
– Откуда знаешь? – Борис абы кому верить не собирался, тем более человеку, который в спину бьет.
– Их сюда Истерман привел, по просьбе Любавы. А еще в порту они есть и в казармах стрелецких, чтобы никто тебе на помощь прийти не успел.
– Гадина! – Устя не сдержалась.
Борис ругаться не стал, Михайле в глаза посмотрел жестко, холодно. Хоть и совпали его слова с тем, что уже ведал государь, а только…
– Тебе я почему верить должен?
– Не верь, государь. Я тебя и сам ненавижу. – Михайла прямо в глаза Борису посмотрел. – Устя соврать не даст, она мне люба, а ты нас обоих ее лишил. Федор на ней жениться хотел, да и я о ней мечтаю с первой встречи нашей. А ты… Верно Федька сказал: Устинью ты у нас обоих отнял.
– И что ж тебе сейчас вмешаться повелело?
– Она тебя любит, государь. Тебя убьют – она погибнет. Я сначала хотел ее увезти, а потом и понял, смысла в этом нет. Можешь меня потом казнить, все одно мне жизнь не в радость будет, а сейчас… уйди отсюда, Бога ради! Ведь придут, убьют…
– Уже идут, – прислушалась Устинья.
Борис плечами пожал, к стене подошел, коснулся, к Михайле спиной не поворачивался предусмотрительно, глядел так же строго.
– С нами пойдешь или тут останешься?
Михайла и думать не стал.
– Я первым пойду, вы за мной.
И в потайной ход шагнул. Понятно, государь ему спину не подставит, а Устя… она следом за ним шагнула, плеча коснулась:
– Спасибо тебе, Михайла.
Обернуться бы сейчас, обнять ее, любимую, недоступную, поцеловать, о чувствах своих сказать…
Михайла себя силком сдержал, фыркнул в темноте:
– Давно мне Федьку убить хотелось, боярышня, сейчас удалось – вот и ладно.
Он не видел лица Устиньи, но точно знал – она улыбается. Молча они по лестнице вниз спускались, Михайла за стену держался и знал, что за ним Устя идет… Можно даже вообразить на секунду, что одни они в ходу потаенном. А потом по ушам вой резанул, дикий, истошный, даже в потайном ходе он слышен был.
Так воет волчица, утратившая своего волчонка.
* * *
– Бой во дворце!
Варвара к царице вихрем влетела.
– Бой?!
Любава удивлена была. Она все верно сделала, она знала. Но… Кто?!
– Не знаю, чужаки какие-то, их главного я ранее не видела никогда! Любушка, что делать-то?!
Любава долго не раздумывала.
Ежели бой… кто-то прознал об их планах, кто-то предусмотрел. Кто-то сюда людей привел! И это уже после того, как ее заклятье легло.
Может этот кто-то Борьку упредить?!
А ведь… и может! И Борька удрать успеет! Тогда Любаве к нему идти, да не одной, а с рыцарями, чтобы ему не спастись…
А почему Любаве, так и это понятно. Кто еще-то ходы потайные знает? Она да Федька, да сам Борька, может, еще и Устька… Руди и тот не поможет, она сама ему все тайны не раскрывала, не вовсе ж она дура?
И десяток рыцарей при ней…
– За мной идите. Варька, а ты давай к Ксюхе, мало ли что этой дуре в голову взбредет, ежели вдруг проснется.
– Хорошо, Любушка.
Кивнула Любава да и к выходу поспешила.
Борьку перехватить надобно, когда не спит он. А защитников его – убить! И Устинью убить, очень Любаве не нравилась одержимость сына этой гадиной.
Но когда влетели они в покои государевы…
Неладное Любава еще на подходе заподозрила, два тела стрельцов в коридоре увидав, а когда в покои вошла, в спальню…
Из сотен, из тысяч людей она бы сына своего узнала.
Лежал на ковре ее Феденька и был безнадежно мертв: убит кинжалом под лопатку.
Тут-то и взвыла Любава, остаток разума теряя. Жаль только, что сообразительность не делась никуда, оглядела она комнату взглядом острым да и приметила пару капель крови у потайного входа.
И открыла его.
– Туда! Туда они ушли…
В потайной ход кинулись рыцари, за ними Любава полетела, на Федора она даже и взгляда лишнего не бросила, да и к чему?
Сын ее?
Не просто сын, а планы ее на трон Россы, на власть, на деньги, почести, все прочее, что корона несет с собой, право казнить и миловать, изгаляться над людьми, как ей пожелается, самодурствовать и своевольничать. Не Федору ж ее останавливать!
Ему дай игрушку какую, он в нее играть и будет… та же Устька! Все с нее наперекосяк пошло, своими руками удавит Любава эту гадину!
Не сына она жалела и оплакивала, планы свои загубленные. И мстить не за Федора будет. Сейчас-то и убьет она Бориса… Ан не все потеряно будет! Объявлено, что Ксюха беременна, что Устька беременна… Ну так в родах и умрут негодяйки, а ребенка Любава сама воспитает! Надобно только Устьку поймать! Ксюха-то точно не беременна…
Ничего, не уйдешь, мерзавка! На глазах у тебя Борьку прикончу, сердце ему сама из груди вырву! А ты любоваться будешь… НЕНАВИЖУ!!!
* * *
Две дружины резались – только звон стоял.
И рыцари Ордена – противник серьезный, но и дружину себе Божедар подобрал не из последних, те с кем только переведаться не успели! И с кочевниками, и с таежным народом, и с жителями далекой страны Катай, и с разбойниками резались, и пиратов ловили…
Всякое было.
Рыцарям более привычно было иное.
Когда на коне да с копьем, со щитом на врага летишь, конно и оружно, и враг сразу боится, потому что свою смерть видит. На коне рыцарь практически непобедим.
Но и без коня рыцари себя в обиду не дадут. Умеют они и пешими воевать, и всяко.
И оружие у них хорошее, и доспехи, пусть и не полный доспех сейчас на каждом – кольчуга, поножи да наручи, шлема нет даже, но и того достаточно умелому воину.
И жизни они свои продавали дорого.
А только и Божедар на оружие для своих людей не скупился, и готов был он врага встретить. А вот рыцари не готовы.
Они-то пришли сюда перерезать беззащитных… Ладно, может, и было бы небольшое сопротивление, случись, как они хотели, но большая часть россов полегла бы сонными, после ведьмина колдовства. Так бы, сонными, их и взяли в ножи.
