— Серый, ну чем закончится? — это Санек, деловой до мозга костей, даже сейчас прикидывает риски. Прямо вижу по глазам, как работает счетная машинка в его башке.
— А я говорю: раздавят их к хуям! — Копчёный грохает кулаком по моему столу. Я осторожно придерживаю руками тяжелое пресс-папье из зеленого малахита. Оно у меня больше для понтов, а не для дела, но если разобьется, будет жалко.
— Погоди ты, — Штырь отпивает прямо из горла. — А если эти, из Белого дома, всё-таки…
— Нет никаких «если»! — обрывает его Китаец. — Я только что с Садового, там БТРы идут колонной. Десантура. Всё, кина не будет — электричество кончилось!
Нам приносят мясную нарезку и несколько видов сыров с медом. Плюс свежий багет — благо напротив офиса на прошлой неделе открыли французскую пекарню. Братва тут же набрасывается на хавчик. Едят прямо руками, жадно, облизывая пальцы. Смотрю на них — вроде взрослые мужики, все при деле, у каждого свое направление в нашем уже совсем немаленьком бизнесе, а сейчас как пацаны во дворе. Глаза горят, руки трясутся. Страшно им. Мне, впрочем, тоже страшно, хоть и знаю, чем закончится все.
К нам присоединяется Йосик, жмет всем руки и тянется за стаканом. Подрагивают пальчики у финансиста нашего, тоже нервничает изрядно.
— Я уже и чемоданы собрал. Если Ельцин проиграет…
— Не проиграет, — я в сомнении смотрю на стакан с вискарем, который мне набулькал Карась. Все-таки такой день! Могут позвонить из Кремля, надо быть трезвым. Или там, в Кремле, Ельцин и Ко уже и сами накатили?
— Почему не проиграет? — мы все-таки чокаемся с братвой, я совсем не по правилам, залпом, выпиваю вискарь. Он теплой волной устремляется вниз. Поднимаю глаза — все внимательно на меня смотрят. Знают, кто к нам приезжает играть в покер на второй этаж.
— Ночью генерал Макашов пытался взять штурмом Останкино. Чтобы Руцкой мог обратиться к нации. И у него ни хера не вышло — отряд Витязь там кучу верховников покрошил. А это значит что?
— Что? — жадно спросили пацаны.
Карась разливает по новой.
— Спецура за Ельцина, — пояснил я. — Так бы они генералу красную дорожку расстелили, а потом еще в Кремль проводили. Но нет. Была бойня.
Эта, в общем-то, нехитрая мысль с трудом заходит в головы братвы. А вот Йосик все сразу понял и прямо лицом посветлел. Небось, уже мысленно распаковывает чемоданы.
— Поехали, — решаюсь я.
— Куда? — не понимает Штырь.
— К Белому дому. Сами там все посмотрим.
Парни на секунду затихают, а потом Китаец расплывается в глупой улыбке:
— А поехали! У меня как раз ещё две бутылки в машине!
Заебись! Только этого мне не хватало… Но включать заднюю уже возможности нет — братва толкается в дверях.
Спускаемся к парковке. У подъезда три шестисотых «мерса» и «Гелик» Карася. Плюс два «Широких» охраны. Моей и Йосика.
Рассаживаемся — я с Китайцем, остальные по своим тачкам. Мой водитель Коля смотрит вопросительно.
— На Новый Арбат, — командую я — Только включи мигалку, чтобы обозначить себя. А то еще пальнет кто случайно
Едем кортежем — шесть машин, все с блатными номерами, с сиренами. На первом же блокпосту нас все-таки тормозят. Молоденький лейтенант, поправляя Калаш на плече, заглядывает в окно:
— Господа! Нельзя туда…
Китаец достаёт пачку баксов:
— Командир, мы только глянем. Обратно через полчаса.
Глаза лейтенанта становятся квадратными. Прямо в ступор впал — небось впервые видел столько баксов в пачке.
— Но у меня приказ!
— А господин Франклин очень просит. — Димка ловко пересчитывает долларовые купюры. Просто профи!
Лейтенант мнётся, но деньги берёт. Машет рукой, и нас пропускают через оцепление.
Новый Арбат непривычно пустой. Только военные грузовики и редкие санитарные «рафики». Сворачиваем к бывшему Калининскому мосту — и тут я их вижу. Два Т-72, хоботами в сторону Белого дома. Один как раз стреляет — грохот такой, что в ушах звенит. Из дула валят пороховые газы, из башни высовывается какой-то военный и обалдело на нас смотрит.
Мы паркуемся чуть в стороне, в начале моста. Выходим. У Карася в руках пакет со льдом и стаканами, а у Копчёного — сигареты блоками.
Танкисты — совсем пацаны, лет по восемнадцать-двадцать. Чумазые, в промасленных комбезах. Таскают снаряды, переговариваются матом. Один, постарше, с капитанскими погонами, косится на нас настороженно.
— Кто вы такие? И что тут делаете⁈
— Инспекция от Грачева, — вру я, присаживаясь на парапет. — Послали узнать, как у вас тут дела.
Судя по закопченному виду Белого дома, дела были пучком. Что мне и подтверждает капитан.
— Угощайся, командир! — Китаец протягивает капитану почти полную бутылку Macallan. Тот принюхивается:
— Нам нельзя, мы при исполнении…
БААМ! Танк опять стреляет, и мы на секунду глохнем. Что-то сжалось в груди, и как будто сердце остановилось на мгновение. Страшно стало до ужаса, хорошо, что мы пьяные все. Кислый, разрывающий горло пороховой дым ворвался в легкие, и я закашлялся. Вот оно как настоящая война пахнет! Ни в одном фильме не увидеть этого, не почуять дрожи в ногах после выстрела, и не ощутить этого гадостного привкуса во рту. Снаряд разрывается где-то на уровне седьмого этажа, и ответного огня нет. Впрочем, белых флагов тоже нет, а значит, танкисты продолжат.
— Да ладно, — Копченый достает сигареты Мальборо. — Курнуть то вам можно?
— Курнуть можно, — милостиво кивнул танкист. — Но вы, парни, совсем ненормальные. Вон на том доме у снайперов точки. Положили бы вас к херам, и даже разбираться бы никто не стал.
— А зачем это нас класть? — удивились мы.
— А потому что можно, — любезно пояснил танкист. — Из чувства, так сказать, обостренной социальной справедливости. Сейчас на таких машинах приличные люди не ездят.
Йосик тем временем узнает, откуда военные. Кантемировская дивизия.
Танк снова стреляет, и мы все вздрагиваем. Седьмой этаж начинает дымить сильнее, в окнах появились языки пламени.
— Считай, подогнали кантемировским грев, — Копченый присаживается рядом, мы чокаемся стаканами. Прямо под новый выстрел. Уже второго танка.
— Братва, а давай под каждый залп — кто-то говорит тост!
Идея народу заходит на ура. Первым говорит Штырь. Потом Копченый. Это все тюремные тосты. Про то, как «чифирок согревал наши души» и про «вспомним тех, кто мотает свой срок».
Белый дом конкретно так горит — черный дым поднимается в серое октябрьское небо. Интересно, сколько они его так еще долбить будут? Я задаю этот вопрос капитану. Тот уже успел остаканиться у Йосика и пожимает плечами.
— Сколько прикажут. Выстрелов целый Камаз.
Показывает нам на грузовик. Да… Тут можно Верховный Совет сравнять с землей. А ведь где-то там, внутри, люди. Но об этом сейчас лучше не думать. Танк бьёт снова — и мы, не сговариваясь, поднимаем стаканы. Как в каком-то жутком ритуале.
— За Россию! — поднимает тост Китаец.
— За Россию… — эхом отзываются все.
Карась отходит в сторону, говорит по мобильному — наверное, звонит своим, дает указание закрыть казино. Хоть выручка может быть и большой, но сейчас не до ставок на зеро. Чревато.
Копчёный травит армейские байки про свои афганские приключения. Танкисты, те, что свободны — слушают, дымят американскими сигаретами. Капитан, освежив стакан, потихоньку расслабляется, уже и сам истории рассказывает — про училище, про то, как их ночью подняли, как по городу колонной шли, а москвичи из окон выглядывали. «Случайно» задели припаркованную Бэху…
А я стою, смотрю на горящий Белый дом и думаю — вот оно как бывает. Ещё вчера в этих кабинетах законы принимали, а сегодня танки по ним прямой наводкой лупят. И мы здесь, в центре Москвы, пьём виски с танкистами, как на полигоне каком-нибудь.
Штырь притаскивает из машины еще бутылку. Это уже почему-то обычная водка:
— Ну что, ещё по одной?
— Погоди, — Китаец кивает на танк. — Вот ещё разок бабахнет…
