— Гражданин генерал, меня наделила полномочиями Бобруйская префектура, я заберу мародёров и предам их суду, — не унимался Ванькович. — Это наша земля, мсье, это Речь Посполитая!
— Уберите этого шляхтича… Возомнил себе! — сказал дивизионный генерал Вандамм и брезгливо махнул рукой.
Двое солдат сразу же взяли под руки Ваньковича и повели прочь. Генерал был столь раздражен, что мог бы и приказать расстрелять поляка прямо у стены Бобруйской крепости. Еще не успели обжить Бобруйск, еще взрывались подлые ловушки из бомб и веревок, а уже нарисовался гражданский, который требует отдать французских солдат под расстрел. Пусть даже это и выполнение приказа императора Наполеона.
— Бах! — прогремел очередной взрыв где-то в северной части Бобруйской крепости.
— Да сколько же это будет продолжаться? И схватили уже тех стрелков, что расстреливали моих офицеров? — кричал Вандамм.
— Мой генерал, одного стрелка и его помощника. Это он и стрелял, прячась в крепости и ее окрестностях, — сказал адъютант дивизионного генерала.
Глаза Доминика Вандамма округлились.
— Одного? Шестнадцать моих офицеров застрелил один стрелок, пусть и с помощником? Ко мне его привести, лично глаза выколю! — кричал генерал.
— Его помощник ушел, а стрелок, был ранен… Он отстреливался, а последним патроном выстрелил себе в сердце… Оружие со зрительной трубой унес помощник. Было организовано преследование, но русский скрылся в лесу, — потупив глаза говорил адъютант.
— Сколько человек подорвались на русских бомбах в крепости? — сквозь зубы процедил Вандамм.
— Не могу знать, но счет на десятки. Хитрое устройство этих бомб, — боязливо сказал адъютант.
Неожиданно для дивизионного генерала Вандамма, русские с крепости ушли. Ему было предписано обложить Бобруйскую крепость и начать лишь одной его дивизией осадные действие. Точнее, следовало бы сказать, что русские почти ушли. Больших воинских контингентов в крепости не осталось, десять тысяч её защитников оттянулись в сторону Могилёва, но французам все равно сходу зайти на территорию крепости не дали.
Сотня стрелков, из которых десять были с новейшими русскими винтовками с прикреплёнными на них зрительными трубами, создавали впечатление, будто бы в крепости оставалось не менее тысячи защитников. Так что французы и частью испанцы, стали решать, стоит ли начинать штурм, или же и та тысяча русских способна удержать крепость.
Три дня понадобилось Вандамму и командующему Вторым корпусом маршалу Мюрату, чтобы понять: крепость защищает всего-то сотня человек. Просто защитники делают свою работу настолько умело и используют такое вооружение, что способны заменить тысячу хорошо обученных бойцов. Когда же генерал Доминик Вандамм двинул свою дивизию, а также приданные к ней семь испанских батальонов, случилось то, что можно было бы назвать катастрофой.
Как обычно, батальоны вели в бой офицеры, находящиеся либо впереди построений солдат, либо сбоку, но никак не прячась за солдатские спины. Ещё за пять сотен метров от первого крепостного бастиона, невероятно точными выстрелами, защитники крепости занялись уничтожением не солдат, а именно офицеров. На подходе к первому укреплению крепости, которое было в виде равелина, больше половины французских и испанских офицеров были уже убиты или ранены. Немало унтер-офицеров также получили свои пули. А после всё резко закончилось. Никто не стрелял, оставшиеся офицеры наводили порядок в оказавшихся без командования батальонах.
Казалось, что защитники ушли. Отряды польских уланов начали шерстить округу в поисках тех самых стрелков, чтобы покарать русских за дерзость и подлость. Ведь убивать только лишь офицеров — это варварский способ войны. Кому-то из польских комбатантов даже удавалось встать на след русских стрелков, но точные выстрелы, в том числе и с передвижных карронад, быстро остудили горячие польские головы, и уланы уже не так рьяно искали тех, кто укрылся в лесу.
Крепость была взята, генерал Вандамм уже думал, как составлять реляцию, чтобы в меньшей степени себя опозорить. Но тогда когда начались взрывы. Двери, даже окна, частично и мебель — всё было заминировано. Русские использовали доселе неизвестные французам системы гранат, которые, пусть и замедлением в десять секунд, но неизменно взрывались, редко убивая, но часто калеча французских и испанских солдат. Ведь крепость сразу же наводнили оккупанты, не ожидая подлости, никто не стал исследовать помещения на предмет минирования.
— Гражданин генерал, — в кабинет Вандамма зашёл знакомый дивизионному генералу адъютант Маршала Мюрата. — Вам предписание командующего вторым корпусом в срочном порядке выдвинуться в направлении Рогачева. Вы должны спешно, с уланами и преданными вам кирасирами, отправятся к маршалу. В крепости остается гарнизон в один батальон и путь это будут легкораненые.
— В чём спешка, любезный Гийом? — спросил Вандамм, первым делом предполагая, что его ждёт выволочка за то, что генерал открыто потворствует грабежу, насилию и мародерству.
— Лишь только из-за нашей с вами дружбы, любезный Доминик, я могу высказать свои догадки, зачем вы понадобились маршалу, — сказал Гиём Ловаль.
— И? Отчего же вы не говорите? — с некоторым недоумением спросил Ван Дамм.
— Оттого, что вы мне ещё в прошлый раз задолжали, — с укоризной отвечал адъютант Мюрата. — Разве же я не полезен вам? Платите!
С трудом сдерживая недовольство и гнев Доминик Вандамм встал со своего стула, отправился искать собственного адъютанта, который пошёл прогонять прочь представителя префектуры.
Император Наполеон Бонапарт частично сдерживал своё обещание, данное полякам в том, что вся территория, ранее входящая до 1772 года в состав Речь Посполитой, будет вновь отдана польским элитам. Правда, была небольшая оговорка, что ещё должна закончить свою работу комиссия, уполномоченная разъяснить вопрос о Великом Княжестве Литовском. Впрочем, и те, кто ждал возрождения Речи Посполитой, и другие, кто думал о создании Великого Княжества Литовского, на самом деле, не имели никаких шансов на то, чтобы возродить свою государственность.
Наполеон обещал и русским, что отменит крепостное право, что помещики получат такие выплаты при этом, что смогут купить вдвое больше земли и нанять своих же крестьян. Говорить то, что хотят слышать любые политические силы — это та тактика, что была взята на вооружение Наполеоном. Вот только император имел одну цель — это разбить русскую армию и после диктовать условия русскому царю. А какие это будут условия — дело будущего.
Однако префектуры, которые создавались сразу же после занятия союзниками городов и местечек земель бывшей Речи Посполитой практически всегда возглавлялись поляками. Более того, им было разрешено указывать французским войскам на эпизоды мародёрства, насилия и прочего проявления нарушений дисциплины в армии Наполеона. Разрешение такое было получено, однако чёткого приказа подчиняться префектурам всем командующим корпусами и дивизиями не последовало, что давало возможность французским генералам даже арестовывать любых комиссаров и префектов.
Через некоторое время генерал Вандамм вернулся к адъютанту Мюрата, а за спиной дивизионного генерала стоял солдат, который держал увесистый сундук.
— Русских рублей десять тысяч серебром. Это моя плата и за прошлое, и за настоящее, — с раздражением в голосе сказал генерал.
— Вам, мой любезный друг, было бы неплохо оставаться чуть более щедрым. В конце концов, маршал далеко не всё знает о ваших делах, и о разорённых и спаленных уже двенадцати… Или большего числа деревень, которых не досчитаются помещики? Вы вообще знаете, что в ответ на ваши действия все крестьяне из округи ушли в леса, забрав с собой и припасы. Это мужичье уже начало нападать на наших фуражиров. Нам разве мало того, что в этих литовских лесах большое количество русских отрядов? — отчитывал дивизионного генерала Гийом Лаваль.
Дивизионный генерал Доминик Вандамм стоял, словно в рот воды набравший. После того, как императору Бонапарту взбрело в голову действовать на землях Российской империи не как завоеватель, а как освободитель, становится сложно. Ну не хотят те же крестьяне отдавать французской армии скот и зерно. Так что, упрашивать что ли? Вандамм считал, что его солдаты имеют право и какой девице подол задрать и питаться свежим мясом. А как иначе поступать с этими варварами, живущими в устарелой рабской парадигме почитания царя. При этом, как-то не замечалось то, что почитание императора Наполеона не так чтобы и отличалось от того, как русские относятся к своему царю.
