Вот показался передовой отряд французов. Как и докладывала разведка, сам маршал Мюрат шел во главе своего корпуса, демонстрируя свою смелость и решимость. Именно наличие маршала в авангарде корпуса и склонило чашу весов при принятии решения в пользу атаки.
— За Царя и Отечество! — прокричал Давыдов, и двести пятьдесят сабель засверкали в лучах дневного света.
Гусары быстро набирали скорость. Они видели, как их оппоненты, не менее трехсот кирасир стали спешно готовиться к отражению атаки. Вперёд, еще ранее гусар, на позиции перед невидимой в высокой траве, выехали три тачанки, метрах в двухстах от опушки леса телеги с корронадами остановились, их расчёты начали готовить орудие к выстрелу. Атака русских гусар казалась верхом безрассудства. Уже были готовы дать им отпор, французские кирасиры с ухмылками изготовились погнать глупых варваров прочь. Конечно, заряжали свои ружья и спешившиеся французские драгуны. И пусть их было мало, но все верили, что хватило бы и пятидесяти кирасир, чтобы разогнать кучку обезумевших московитов. Вот только никакой рубки Давыдов не предполагал. Он, не достигнув метров ста до неприятеля, разрядил револьвер, и развернул свои две сотни, погнал их прочь, обратно в лес.
Что именно повлияло на то, что и уланы, спешно присоединившиеся к отражению русской атаки, и кирасиры, уже набравшие скорость, рванули за наглыми русскими, было не понять. Вероятно, что настолько французы с поляками были злыми на лесные русские отряды, что при виде гусар, вышедших из леса, рванули мстить за многие свои беды. Или же иное повлияло, например, плохое знание степной тактики с ложными отступлениями, но конная франко-польская лавина направилась к лесу.
И все выглядело так, что французам удастся настигнуть русских, как вдруг…
Гусары порскнули в разные стороны, открывая для взора наступающих франко-польских кавалеристов несколько тяжелых телег.
— Бах! Бах! — раздались выстрелы карронад, выкашивающие первые ряды конных врага.
Часто зазвучали ружейные выстрелы. Стрелки заранее организовали себе огневые точки и теперь работали с двухсот шагов, но чуть сбоку, выбивая не только офицеров, но и тех вражеских всадников, которые могут создать препятствие своим товарищам, скачущим сзади. А колючая проволока стала истинным бедствием для вражеских лошадей. Началась свалка, выйти из которой было крайне сложно. Кони топтали своих наездников, взбрыкивали, падали сами.
— Всиу! — двадцать три ракеты устремились по скоплению врага, прямо туда, где находился командующий корпусом маршал Мюрат.
Гусары не стали терять динамики разгона, а, как и было запланировано, они развернулись и вновь устремились на врага, прямо в сторону опешивших от разрывов ракет передовых отрядов французского авангарда. Враг ошибся… Причем дважды: первый раз, когда сам маршал Мюрат, показывая свою лихость, шел впереди всех своих колон; второй раз, когда решил, что можно разбить наглых русских всего-то превосходящими втрое силами кавалерии. Французы не брали в расчет ракеты, как и карронады. Хотя последние, наверняка, должны были применять другие русские партизаны. А вот ракеты почти все предполагалось использовать для решительного сражения, потому лесные отряды ранее еще никогда не производили ракетные залпы.
— Вперед! — кричал Денис Давыдов, понимая, что у него только один шанс сделать что-то по истине великое.
Сейчас, когда французы были в смятении, когда на их пути возникла до до конца не понятная сила, еще не все осознали, что колючая проволока мешает проходу, вражеская кавалерия оказывалась в стороне от гусар Давыдова и сейчас методично выбивалась, а из земли «вырастали» еще и зубья, мешавшие кавалерии врага устремляться вперед. У Давыдова появилась возможность атаковать самого Мюрата.
— Бах! Бах! — звучали выстрелы.
Гусары поливали противников из револьверов, в ответ прозвучали разрозненные выстрелы от французов, не ожидавших такой прыти от русских. Давыдов слышал свист пролетающих пуль, понимал, что он сегодня недосчитается многих своих братьев по оружию, но он не собирался сворачивать. Между тем, рядом с группой генералов не было более солдат с ружьями, а те, кто уже произвел выстрел, успевали только выставить свои штыки в сторону русских гусар. Подобие каре получилось только вокруг раненного маршала, но частые выстрелы с револьверов выкашивали бреши у солдатского неплотного построения.
Давыдов использовал тактику, которую можно было бы сравнить с той, что применял адмирал Ушаков. Сам майор Денис Васильевич с отрядом из сотни гусар устремлялся вперед, а в это время остальные русские кавалеристы «отсекали» французов от основной сотни, завязывая бои по флангам. В то же время, продолжался разгром французской кавалерии, где меткие и грамотные стрелки выбивали польских улан и французских кавалеристов таким образом, чтобы создавать заторы, не давая врагу возможности организованного выхода из боя.
А следом начался сущий ад для вражеской кавалерии, и без того погрязшей в безумии. Загорелись канавки с горючей жидкостью, которые были по всему тому месту, где франко-польские кавалеристы уже не стремились атаковать, а пробовали выйти из боя. Ржание коней, стоны людей — все зловещие, адские звуки боя усилились в разы.
— На! Руби! Братцы руби! — кричал Давыдов, находясь на острие атаки.
Уже было понятно, что в ноге у майора застряла пуля, но командир рвался вперед. И вот он… Мюрат, не узнать которого просто невозможно, настолько пестро и с перьями любил этот маршал одеваться. Но… спрыгнуть нет мочи, раненая нога и уже хуже получается управлять лошадью.
— Поручик Лосев! — увидев своего подчиненного, закричал на разрыв голосовых связок Давыдов. — Ко мне! Взять к себе маршала. Всем прикрывать поручика!
Русские воины погибали, уже набирал разгон для атаки большой отряд польских уланов. Это генерал Вандамм спешил на помощь маршалу, наконец, разобравшись, что к чему.
— Эх… Братцы, кто может, вперед! Отсекаем от командира француза! — кричал Федор Потрашков, подымая стрелков в атаку.
Да, бессмысленно, если только не иметь шанса взять маршала. В бинокль Федор видел, что Мюрату уже дали по голове, чтобы не трепыхался, перекинули через коня и горстка гусар направилась с ним к лесу. Но метров шестьсот впереди, получиться ли дотянуть Давыдову? А гусары погибали, сдерживали озверевших французов, в прямом смысле подставляясь под сабли, но не давая организовать массовой погони. Вот только кони уже подустали, а лошадь, на которой и везли маршала, и вовсе была вынуждена нести на себе двух человек. Потому по ней и ровнялись гусары.
— Стреляй на ходу по лошадям! — кричал Потрашков, стреляя на бегу из своего ружья.
Стрелки знали, как бить, они вновь устраивали заторы, не давали полякам нагнать русских гусар. Да и кони у преследователей все же, не свежие, как никак, но почти полудневной переход совершили.
— Стоять! Распределить цели! Быть готовым убегать! Прикрывает второй и третий десяток! — раздавал команды Потрашков.
— Всиу! — в небе раздался свист множества ракет.
— Всем отход! — закричал командир стрелков. — Нынче француза остудят и без нас.
Это была последний приказ Федора Потрашкова. Так бывает… Своя же ракета накрыла и его и весь первый десяток стрелков. Но командир успел дать приказ на отступление. И, если бы удар ракетами не был комбинированным, с применением и зажигательной смеси и с кассетами поражающих элементов, то выжили бы стрелки, а так…
Стена из огня выросла перед поляками, которых вел в бой Вандамм. Он намерено чуть отстал перед столкновением, пусть и с горсткой оставшихся русских гусар и стрелков. Трусость спасла генерала. Он смог, пусть и не без труда, но остановить свою лошадь, когда впереди стали прилетать множество ракет. А русские уже ушли в лес.
Именно Вандамм, так как вся свита маршала Мюрата была перебита, взял на себя обязательство организовать погоню. Сотни французских солдат вошли в лес, когда в нем скрылись остатки русских лесных мстителей. Лес прочесывался и то там, то здесь, но раздавались и взрывы и стрельба. Было быстро определено, как именно уходили тяжелые телеги, их даже нагнали, но… Русские устроили засаду и выкосили еще не менее сотни французов.
