Смоленск
2 сентября 1800 года
Прибытие майора Дениса Васильевича Давыдова было триумфальным. Не хватало только дамочек, бросающих вверх свои шляпки при виде низенького, но героического гусара. Денис Васильевич умел себя показать, с его надменным и высокомерным взглядом офицера можно было бы сравнивать только с каким-нибудь польским шляхтичем в период рассвета Речи Посполитой. Только у шляхтича гордыня могла быть на пустом месте, а Давыдов уже войдёт в историю, как русский офицер, разгромивший французский авангард и взявший в плен, пожалуй, самого известного, после Наполеона, военачальника Франции.
Это было что-то невероятное, но именно в подобном событии нуждалась не только русская армия, но и все верноподданные Его Императорского Величества Павла Петровича. Солдаты и офицеры не просто приободрились, они уверовали в неминуемый разгром враге. Ну и первая знаковая победа, когда русскому обществу показали, что есть в армии Отечества и запал и решимость и умения бить врага.
Я не против, если бы маршала Мюрата везли в клетке, которая была бы украшена кружевами и рюшами. Это было бы намного интересней, даже правильно. Однако, дворянская честь, офицерское достоинство — всё это несколько смягчало ситуацию. Вражескому маршалу достаточно было дать свое слово, что не сбежит, и вот он, тут, будто и не пленник, словно это сам Мюрат пленил всю русскую армию.
В перьях, как павлин какой-то, маршал Мюрат въезжал на территорию Смоленского укреплённого района. Он был при оружии и на коне. Несколько опрометчивый ход, всегда нужно предполагать, что враг с оружием — это опасно, даже если вражина дала честное слово. Но майору Давыдову, наверняка, захотелось поиграть в благородство, а офицерское сообщество должно оценить. Ладно, Денис Васильевич победитель, таких не судят, из них делают героев. Но тут, в укрепрайоне, епархия уже других, могли бы генералы и позаботится о безопасности. А Мюрат возьми, да убей Суворова. Это был бы мощный удар по русской армии.
— Богатырь! Словно сошедший с книги о греческих героев! — теребя Давыдова за плечи, говорил Светлейший князь Суворов.
Давыдов был ну очень низкого роста. Даже Суворов был повыше этого «греческого героя». Так что разговоры про то, что Денис Васильевич некий легендарный герой выглядели комично.
— И я оценил лихость и безрассудство вашего офицера. Когда мой император победит вашу армию, я буду просить его оказать достойное внимание пленившему меня офицеру, — на своём родном языке сказал французский маршал.
У меня появилось сложнопреодолимое желание отрезать Мюрату язык. Однако, меня вряд ли бы поняли и даже осудили бы.
— Когда я буду обедать на Елисейских полях в русском Париже, обязательно выпью шампанского за ваше пленение, — сказал я.
— А вы кто? — поинтересовался француз. — Выдумщик историй?
— Я тот, в чьей власти ваша жизнь, мсье петух, — ответил я, посматривая на Суворова…
Вызывающе, надменно, Мюрат так же посмотрел на Александра Васильевича, ожидая, что тот одёрнет меня. Всё же я был в мундире генерал-майора. И по всем понятиям я и вовсе не должен был говорить с маршалом.
— Мсье генерал-фельдмаршал, а почему ваш генерал со мной разговаривает в таком тоне? И не только это я хотел бы вас спросить. Со мной обращались крайнее пренебрежительно ваши лесные бандиты. Пусть после они исправились, но во время пленения были грубы, — Мюрат всё ещё оставался высокомерным и надменным.
— Александр Васильевич, нужно этого павлина посадить в клетку, — сказал я, при этом строго посмотрел на Суворова.
У нас был разговор с князем, что моя отставка — это всего лишь фикция. Суворов, не будучи дураком, а также являясь достаточно прожжённым царедворцем, понимал, что я прибыл в расположение войск только лишь для того, чтобы несколько успокоить, прежде всего, петербуржскую общественность. Но власть моя вернется, как только будет разбит враг.
— Мсье Мюрат, если вы не перестанете себя вести, будто одолели меня в баталии, я буду вынужден значительно ухудшить ваше содержание. А пока будьте любезны сдать вашу саблю, — после некоторой паузы сказал Суворов.
Француз опешил. Предполагаю, что Давыдов, когда понял, кого взял в плен, сильно растерялся и не знал, как себя вести с таким высокопоставленным вражеским военачальником. Вот и разбаловал Мюрата. Французский маршал ещё некоторое время буравил меня взглядом, после нехотя, но передал свою шпагу майору Давыдову.
Суворов также не был в восторге от того, что я подверг сомнению его абсолютный авторитет в войсках. Однако, генерал-фельдмаршал был обязан сам одёрнуть французского павлина. Если разобраться в ситуации, то наш император и вовсе отказывается сейчас признавать Наполеона равным себе. Потому и разные выскочки типа маршала Мюрата не должны признаваться равными в чинах с российскими. А вообще, они оккупанты, агрессоры, предатели. Если бы абсолютно всё решал лично я, то приказал бы не вступать ни в какие переговоры с врагом, пока он топчет земли Российской империи. Ну а военачальников строго судить, вплоть до лишения головы, пусть и самым гуманным образом — на гильотине.
— Ваше высокопревосходительство, разрешите отбыть в расположение моей дивизии! — нарочито по-уставному обратился я к Суворову.
— Разрешаю! — чётко, но с растерянными глазами, сказал Суворов.
Получилась даже какая-то небольшая ссора с Александром Васильевичем. А всё потому, что мой статус до конца не определен. Вроде бы император предал меня опале, но одновременно я всё ещё канцлер и даже никто не был назначен исполняющим обязанности Председателя Комитета Министров, официально я всё ещё им являюсь. Так что мне даже по статусу никак нельзя терпеть будь-какие в свою сторону выпады, если только не от императора.
Я спешно собрался, и со своим пока немногочисленным отрядом отправился в расположение отдельной дивизии.
— Как же я рад видеть тебя, мой друг! — я обнял командира персидского отряда Нурали Зиад Оглы.
— И я рад тебе, мой друг, — чуть растеряно отвечал мне перс.
С Нурали мы ещё успели повоевать в северной Италии, поэтому на что способны его войны, я прекрасно знал. И сейчас персы отправили на помощь России тысячу своих лучших нукеров. Правда было и русское алаверды, так как мы послали персам егерский полк. Своего рода такой обмен — это еще одна демонстрация дружбы. Хотя, это следует учитывать, в Иране уже начинают подымать головы противники засилья России в регионе. Есть и реваншисты, жаждущие отвоевать у нас территории. Но, это ничего. Когда страна стоит перед опасностью, нередко просыпаются противники власти.
— Карп, а собери-ка Военный Совет! — выкрикнул я своему уже старому, причем во всех смыслах, другу.
Я смотрел на собравшихся на совещание людей и мне хотелось засмеяться. Такого контраста и пестроты в одеждах, лицах, было бы сложно представить. Калмыки, казаки, вчерашние мужики, нынешние стрелки, русские солдаты, и невообразимое количество представителей кавказских народов: грузины, аварцы, дагестанцы… Казалось, что дивизия собрана по принципу: «На тебе Боже, что мне не гоже».
Однако, руководитель, или командир, тем хорош, что может из имеющегося материала, личного состава, сделать работающий коллектив. У каждого свои преимущества, как и недостатки, все нужно учитывать, и готовить операции таким образом, чтобы недостатки становились преимуществом.
— Кого-то я знаю, с кем-то познакомимся. Первое правило: я всегда прав. Кто с этим не согласен, может отправляться прочь. И я потребую клятв на священных книгах. И предупреждаю, — я посмотрел на представителей кавказских горцев. — Не получится кафира, то есть неверного, обмануть, со мной прибыл мулла, ему и будете клясться. Если предадите и тогда, то будут вырезаны рода предателей, слово даю.
Я обвел присутствующих взглядом. Дети Кавказа меня поняли, это для них норма. А вот армейские офицеры выпучили глаза.
— Кто хочет оставаться благородным, то я не держу. Мы будем жестко вырезать армию Антихриста. И головы резать и развешивать на деревьях, — сказал я и выдержал паузу.
