Никто не ушел. И дело не только в том, что вобравшиеся согласны с моими принципами ведения войны. Тут многие либо меня знают, либо привыкшие к жестокости на войне. Многие знают, что служба у меня — это прямой путь и на верх, это деньги. А вот уйти… Ну кто же уходит от самого канцлера графа Сперанского.
— Нам нужно сделать такое, чтобы все содрогнулись: и сам Александр Васильевич, ну и Наполеон, — говорил я. — Есть предложения?
Все молчали. Русский язык понимали, но что сказать, не знали.
— Бить француза, как уже били раньше? — спросил Аркадий Александрович Суворов.
— Лучше, чем раньше, — сказал я.
Для генерал-фельдмаршала было бы сюрпризом увидеть своего сына тут, в расположении моей дивизии. Аркадий проходил обучение в Надеждовской военной школе, а весь старший класс, моей волей, был отправлен на войну. Мы постараемся беречь ребят. Но не бывает хорошего, при этом невоюющего, воина. Пусть слегка хлебнут по чутким руководством и даже опекой, войны, чтобы вернуться через пару месяцев в классы и уже с большим пониманием воспринимать всю науку воинскую.
— Что ты скажешь, Фрол Филиппович? — обратился я к наказному казачьему атаману Чернушкину.
Этот казак так же был со мной в Северной Италии и прекрасно знает и мои тактики и вооружение. Да и сработались мы с ним тогда. Зачем искать еще кого-то и объяснять специфику дивизии.
— Ваше высокопревосходительство, я бы предложил ударить на Витебск, отрезая Наполеона от снабжения, — высказал предложение Чиркушкин.
— Рано, Фрол Филиппович, сначала нужно чтобы Наполеон разбился о нашу оборону, словно о скалу. А потом мы его будем всеми силами добивать: и со стороны Витебска, и со стороны Бреста, — сказал я.
— Что скажешь ты, Баджак? — спросил я у предводителя калмыков.
— А я бы на Париж сразу пошёл, — практически без акцента сказал калмык.
Все рассмеялись. Вот только предводитель степного народа на службе Российской империи веселья не проявлял.
— На Париж идти нужно, точно, — продолжил Баджак.
По сути, он предлагал то же самое, что и наказной атаман. Идея ударить по тылам противника, причём, с применением целой усиленной дивизии, которая не просто хороша, она великолепна и правильна. Только, опять же, нужно было дождаться начала битвы за Смоленск. Наполеон мог бы отвернуть и начать гоняться за моей дивизией. И тогда пришлось бы мириться некоторое время засилью французов в Белоруссии. Россия не располагает такими силами, чтобы гоняться за Наполеоном и выдерживать с ним полевые сражения.
— Собирайтесь в поход! Это тот план, который я предлагаю, — сказал я и кивнул Карпу Милентьевичу, чтобы он раздал папки с планом ряда операций. — Нам остаётся беспокоить противника и действовать так, как все отряды, которые оставляли с нами в лесу. Только лишь с намного большими силами.
На следующий день, поставив в известность Суворова, собрав все те быстрые отряды, которые так раздражали русское командование, я стал выдвигаться в сторону Гомеля.
* * *
Надеждово
3 сентября 1800 года (Интерлюдия)
Авсей Данилович важничал. Он показывал поместье графа Сперанского, будто бы сам и был графом и владельцем многих предприятий. Сперва в глазаъ гостей Екатерины Андреевны Сперанской этот молодой, даже слишком молодой, управляющий казался смешным. Гости даже подумали, что таким образом Екатерина Андреевна решила над ними пошутить, выставляя первого попавшегося парня в роли гида. Но чем больше Авсей рассказывал, грамотно отвечал на любые, даже самые каверзные вопросы, отношение к нему менялось.
— Только на этом сахарном заводе изготовлено сорок три тонны сахара в этом году. У нас еще два подобыных завода, — чуть задрав нос, рассказывал Авсей Данилович.
— Сколько это в пудах будет? — спросил издатель и купец-миллионщик Глазьев.
Управляющий в один миг сосчитал и выдал цифру, заставив купца ахать, а второго гостя с недоумением посмотреть на прекрасную Екатерину Андреевну.
— Госпожа Сперанская, любезная Екатерина Андреевна, неужели это правда? И откуда же вы столько берёте сахарной свеклы? — спрашивал Николай Карамзин.
— Признаться, господа, даже мой супруг уже целиком полагается на мнение Авсея Даниловича, — сказала Екатерина Андреевна, а управляющий еще выше задрал курносый нос.
Гости вновь с недоумением посмотрели на молодого управляющего. Если сам Сперанский, канцлер, богатейший человек России, полагается на мнение этого юнца, то они сейчас наблюдали за истинным гением в деле промышленности, сельского хозяйства и коммерции. Моцарта в деле управлении и развитии поместий.
Николай Михайлович Карамзин и купец-издатель Александр Ильич Глазунов ехали из Одессы в Петербург. Глазунов был там по делам коммерции, загружал «Графа Монте-Кристо», как и другие книги, на английский корабль. Это поразительно, но англичане умудрились договориться и с турками и, соответственно, с русскими, чтобы прислать свой корабль за книгами. В Англии русская литература последних лет уходит в лет, причем с сумасшедшей наценкой. Творчество Карамзина об Америки, англичане жалуют даже больше, чем русские романы «о французишках».
И как же им было по дороге не заехать в Надеждово! Тем более, когда там находилась жена канцлера и соавтор самых прибыльных произведений в истории отечественного издательского дела. Была и другая подоплёка поездки, о которой Карамзин старался не признаваться даже себе. И всё-таки он любил Катю, и нередко корил себя за то, что когда-то не смог добиться её расположения и не женился.
Очень странная была история с девушкой, Николай Михайлович даже подозревал, что Сперанский специально все подстроил. Ну да ворошить прошлое Карамзин не хотел. Этот Карамзин, изрядно изменившийся за долгое путешествие и немало лишений в нем. Годы ярких приключений, а также признание литературного таланта Карамзина, сильно изменили характер человека. Теперь он пересмотрел свои взгляды на жизнь и устройство государства, выветрил из себя вольтерианство.
«Записки о Русской Америке» Карамзина сразу вышли огромным тиражом, уступая по этому показателю только «Трём мушкетёрам» и «Графу Монте Кристо», да и то ненамного. Издатель Глазунов уже выработал чуйку и понимал, что заходит читателю и что будут покупать. Карамзин ярко, образно, с различными людскими историями, в том числе и в его любимом жанре сентиментального романа, описывал приключения русских моряков, их общение с индейцами.
Особую популярность возымел Роман «Нам не быть с тобой никогда». На страницах этого произведения Николай Карамзин описывал любовь русского мореплавателя, аристократа, мужественного человека, который приехал в Новую Испанию и воспылал любовью к молодой жене калифорнийского губернатора. Там и дуэль русского офицера, и слёзы, и трогательная сцена прощания, любовь под запретами церкви и осуждаемая обществом. И, как закономерный конец — влюблённые расстаются. Русский офицер скоро возвращается в Калифорнию, а его возлюбленная утонула водах Тихого океана. Женщина ждала своего любимого, сидя на камнях у океана и волна ее смыла в водную пучину.
Даже Екатерина Андреевна, и та плакала, читая роман. Карамзин, после издание его «Бедной Лизы», не разучился играть на чувствах. Кто знает, если бы её муж, канцлер Михаил Михайлович Сперанский, не был в том числе одарён и литературным гением, Катя могла бы польститься на Карамзина. Впрочем, никаких особых знаков внимания жене, своего друга, как он считал, Карамзин не оказывал. Любил, но молча, питал творческую энергию из своей безответной любви.
— А сие, господа, свечной завод, — вдаль показывал управляющий, не обращая внимания на погруженного в свои мысли Карамзина.
Это был не просто большой завод, он был огромный. И там производились не только свечи для домашнего быта или церковные, но в самом большом объеме производились ароматические свечи, пользующиеся феноменальным спросом не только в России. Даже до Надеждово доходили слухи, что немалое число французских дам крайне недовольны походом Наполеона на Россию только потому, что прекратились поставки во Францию ароматических свечей. Впрочем, это могло быть только слухами, специально распространяемых целой командой людей, занимающейся рекламой, пусть такое слово еще не вошло в обиход.
