— И воск вы берёте где-то в Белоруссии, как и сахарную свёклу? — спрашивал Глазьев.
— Отчего же? — горделиво отвечал Авсей Данилович. — Немного прикупаем в Белокуракино, не без этого, у казаков перекупаем воск, но больше половины на собственном сырье. У нас почитай девять тысяч ульев уже.
И вновь удивление посетило лица гостей. Казалось, чтобы прозвучавшая цифра просто невообразима. Благодаря Сперанскому уже многие знают о том, как правильно выращивать пчёл, как работает медогонка, и в чём залог успеха выращивания пчёл. Но знать, а взрастить и сохранить почти что десять тысяч пчелиных семей — это огромный успех.
— Но вы скажете, что это уже прошлый век, господа. Да, соглашусь. Мы производим и парафиновые свечи, а ещё всё больше переходим на керосиновые лампы. Вот только производство керосиновых ламп мы перенесли в Нижний Новгород, — сообщал управляющий, будто бы решение о переносе производств его заслуга.
Екатерина Андреевна усмехнулась.
— Но, будет тебе, Авсейка, важничать! — сказала хозяйка поместья.
— Простите, барыня, — опомнился управляющий.
Экскурсия явно затягивалась и Екатерина Сперанская предложила поехать в усадьбу и отобедать. Гости не возражали. Карамзин хотел есть, он в последнее время чаще есть хочет, чем чувствует себя сытым, сказывается психологическая травма, когда на Алеутских островах писателю пришлось голодать больше десяти дней. Ну а Глазунов просто не привык столько ходить и устал под грузом своего нелегкого тела. Тем более, что Александр Ильич хотел поговорить и о делах.
Конечно же, гости впечатлились всему увиденному. Такое развитое поместье мужчины еще ни у кого не видели. Но их мало забавляли производства, не могли они осознать масштабы. Авсей же осыпал таким количество цифр и расчетов, что даже Глазунов, умевший считать и любивший цифры, стал скучать. Так что отдохнуть в новом доме Сперанского хотели все.
Да и дом был такой, что можно было водить туристов, если бы такое понятие вовсе было в этом времени. Три этажа, в классическом стиле, но с элементами, что в будущем могли бы назвать «модерном». Вычурного барокко, как в Петергофе, или в Царском Селе, тут не было, золотом убранство не блестело. Однако, скульптурных композиций хватало.
Но главное в доме — это его функциональность. Каждая комната проектировалась под свои задачи. Не было такого, что только после строительства хозяева выбирают, где у них будет спальня, а где столовая. Тут же, у дома, была поставлена и церковь с часовней. Храм был в классическом стиле, с колонами, а часовня-усыпальница в русском, словно небольшой храм из красного кирпича с множеством куполов и арок. Катерина когда-то была против строительства, как она называла «склепа». Но муж настоял.
— Все мы не вечные, любимая! — философски заявил он тогда.
А теперь в усыпальнице уже лежат родители Михаила Михайловича Сперанского.
Были у дома и спортивные площадки, даже теннисный корт, на чем настоял хозяин поместья, поле для крикета, полоса препятствий. Ну и сад… Большой, с беседками и навесами от дождя, с фонтанами и двумя милыми небольшими озерцами, искусственными, где постоянно, кроме зимы, жили лебеди и утки. Тут же, недалеко, находился зоопарк с известными и экзотическими животными.
Расточительство? Но разве человек, состояние которого оценивается в десятки миллионов рублей, не может себе позволить? Тем более, что в поместье было немало локаций для уединения с природой, вдали от каменных строений.
— Екатерина Андреевна, а когда все же ждать нового произведения от вас и вашего супруга? — спросил Александр Ильч Глазунов во время обеда.
— Знать бы, любезный Александр Ильич. Вот… Воевать вздумал. Неугомонный, ну да я счастлива. Сложно было бы любить всем сердцем человека, праздно проживающего жизнь. Но у нас есть начинания, мало пока, но есть. Впрочем… — Екатерина Андреевна повернулась к своей личной служанке. — Аннушка, принеси мои рукописи!
Девушка поклонилась и быстро направилась выполнять поручение.
— С гавайских островов девица? Имя ее Анусиамаса? — спросил Карамзин.
— Так и есть. Толстой подарил мужу. Ну а Михаил Михайлович, чтобы меня не смущать своими опасными любовными связями, отправил ко мне девицу. Удивительно сообразительная, исполнительная и… Вольная, какая-то, — сказала мадам Сперанская.
— Это народ невероятен. Представляете, они осваивают военное дело, даже артиллерию, вдвое быстрее, чем любой европеец. А еще нравы у них… — Карамзин несколько засмущался.
Мысленно усмехнулась и Катя. На самом деле, Анна сейчас красовалась для Николая Михайловича, чтобы уложить его к себе в постель. Мудрая женщина, коей стала Екатерина Андреевна, понимала, что лишние домыслы, что Карамзин останется на ночь, возможно, и не на одну, в ее доме, нужно предупреждать. А лучшим способом сделать это — подложить прелестницу и умницу Аннушку, для которой быть с мужчиной, это не насилие, это нормально, как пообедать. Такие нравы.
Сама же Катя уже рванула бы на войну, так истосковалась по мужу. Но дети… Они и сдерживали. Однако…
Глава 16
В районе местечка Горки Могилевской губернии
11 сентябра 1800 года
Михаил Иванович Контаков
— Разжигаем костры, много, больше, чем нужно, — сказал я, посмотрел на своего уже старого друга и помощника. — Полковник Контаков, проследите за этим.
— Есть! — четко и по уставному ответил бывший гвардеец, перешедший ко мне на службу.
— Нурали, — обратился я к командиру персидского отряда. — Любыми способами, но не дать спать этой ночью маршалу Даву.
Перс задумался. Этот командир не был из тех, кто сперва берет под козырек и выкрикивает «есть», он думает, как исполнить, потом исполняет. И делает это с таким прилежанием, что раз Нурали сказал, уже не стоит волноваться, все будет исполнено. Для регулярной армии персидский военачальник ведет себя неправильно, приказы, как известно не обсуждаются, не обдумываются, они исполняются. Но мы не совсем армия. Моя дивизия, как мне кажется, это нечто среднее между разинцами и пугачевцами, ну и собственно армией.
— Сделаю! — сказал после продолжительной паузы Нурали.
— Шалва, — это уже обращался я к предводителю отрядов горцев. — Твои нукеры хорошо обследовали местность? Могут устроить диверсии?
— Что устроить? — переспросил Шалва Шатарадзе.
Переспросил воин не потому, что он плохо знает русский язык. Нет, Шалва, как раз знает русский отлично, что стало одним из условий, что он возглавил большой отряд. Дело в том, что я так привык говорить языком, который был некогда мне более приемлем, что делаю это и в присутствии людей, не понимающих значение слова «диверсия». Так что пришлось объяснить, что я имел ввиду.
— Наша задача дергать тигра за усы и уходить. Продумывайте прежде всего пути отхода. Если с этим проблемы, то соваться к врагу запрещаю! — говорил я, навесая над столом.
Мы находились в районе городка Горки, что между Оршей и Могилевом. Получалось, что моя дивизия вклинилась в условную линию фронта, пусть такого понятия, как и самого фронта и не было. Мощнейшим ударом удалось ошеломить прусско-французскую группировку сил в районе Горок. Тут находилось чуть больше дивизии, где большую часть составляли прусски.
Направление нашего удара было выбрано не случайно. То, что пруссаки, мягко сказать, воюют «без огонька» в глазах, не было секретом. Не только они старались вовсе не участвовать в боестолкновениях. Кроме поляков, не было иностранцев, которые воевали самоотверженно. Поэтому Наполеону приходилось разбавлять свой иностранный контингент французами.
Когда началась кавалерийская вакханалия, семь тысяч конных на рассвете неожиданно для врага ворвались в город Горки, пруссаки побежали. Мы их не преследовали, пусть бегут. А вот французы, которые попытались организовать сопротивление, не справились со своей задачей. В городе уже были диверсионные группы, которые взрывали и поджигали казармы, ну а на лагерь близ Горок обрушился град из ракет с зажигательной смесью.
