Я смотрел на невыносимо красивую женщину и не узнавал ее. Нет, все те же черты лица, не располнела, даже несколько похудела, в моем вкусе. Но вот взгляд… Это был взгляд тигрицы. Не такой я запомнил терявшуюся в жизни любвеобильную женщину. Нынче она казалась недоступной, вернее той, которую не станешь воспринимать, как мимолетное развлечение, как возможность позабавиться.
Но еще один и взгляд прожигал меня, уже мужской. Этот волевой мужчина был готов за свою женщину накинутся хоть бы и на меня, да на любого, кто покусится на его Аннет. Такой он, пылкий француз.
— Да иди сюда! Я рад тебя видеть, к черту условности! — сказал я и обнял Аннет Милле, а нынче госпожу Моро.
Я обнял Аннушку, почувствовав, что и она этого хочет. Есть между нами какая-то связь. Нет, не любовная линия, не страсть мужчины к женщине. Просто Анна была на заре моего становления, я чувствовал себя несколько неправым, что пользовал ее в шпионских играх. Так что пусть обнимает русского канцлера, даже на глазах у русского императора.
— Весьма занятно! — прокомментировал государь. — И где же вы так сроднились?
— Я был знаком с отцом Аннеты. Достойный человек! — сказал я.
— А еще сделали все, чтобы моя любимая познакомилась со мной и чтобы Луизиана, как и ряд территорий у Мексиканского залива, стали русскими, — прокомментировал Жан Моро.
Я посмотрел на Аннет с укоризной. Рассказала, стало быть она мужу своему. Хреновый с нее «Штирлиц в юбке». Ну да это уже не играет существенной роли. Луизиана наша. Губернатор Моро ранее провозгласил ее свободными от узурпатора Наполеона территориями. Ну а русская эскадра стала курсировать в регионе, демонстрируя флаг. Впрочем, насколько она русская, если состоит в большинстве своем из тех самых английских бунтарей, что увели треть Роял Нэви из Англии.
Моро прибыл в расположение русских войск, как и в иной реальности, в качестве консультанта по уничтожению Наполеона. Вот только он несколько опоздал. Так или иначе, но Наполеон обречен, это факт.
— Михаил Михайлович, вы и в ту сторону успели посмотреть? Еще несколько лет назад предполагали прирастить к России часть Америк? Чего еще я не знаю? Может завтра русской окажется Индия? — усмехнулся император.
— Лишь только немного Южная Африка, государь, — отвечал я под расширенные глаза монарха. — Но это сразу после разгрома Наполеона. Я объясню, ваше величество.
А почему бы и да! Золота в Южной Африке хватает, найдем и приумножим богатства России. Нам еще запускать масштабную программу по строительству железных дорог. А это много денег требует, очень много. В планах к 1812 году запустить первую ветку Транссибирской железной дороги.
И все для этого есть: уже более ста тысяч пленных французов, и еще тысяч тридцать представителей иных народов. Уже скоро запустятся «рельсоделательные» заводы в Нижнем Новгороде и в Казани. Паровозоделательный завод, причем за деньги Англии и с ее специалистами, начнет работать в Нижнем Тагиле. При этом Луганский завод выпускает паравозы исправно, но нужно много их, чтобы еще и торговать в Европе. Мы, а не англичане с немцами, должны начать продавать по всей Европе и рельсы и паровозы, да и не только их. А еще планирую начать создавать сталелитейную отрасль в Челябинске.
Так что денег бы нам, чтобы не уйти в полный финансовый минус и запустить параллельно программу по освобождению крестьянства. Постепенную, без надрыва, чтобы оставить эту проблему на Николая Павловича лишь частично. И освобождение крестьян должно идти и регулироваться в соответствии с тем, как развивается экономика. Не надо резко, у нас есть время.
Мы договорились с государем. Все достаточно просто: крестьяне могут сами себя выкупить. Государственные выкупают за половину от контролируемой государством цены за мужскую душу, от которой и оценка идет. Помещичьи крестьяне так же могут выкупаться, за двойную цену, при доказательстве со стороны помещика, что крестьянин очень полезен и приносит большую прибыль, цена достигает и пятикратного размера.
Каждый крестьянин сможет обратиться в банк за ссудой от государства. И крестьяне имеют право выкупаться с землей, но при условии заключения долгосрочной аренды с помещиком. Там есть еще нюансы, но проработаем. Главное, на фоне ликования от победы протащить этот закон.
Для экономики без свободных рабочих рук уже никак. И пленными тут не обойтись. Тем более, что через лет пять придется отпускать и французов, а прусаков, как бы и не раньше. Политика! Не хватало нам объединения Европы и экзистенциальной войны против России. Впрочем, а разве сейчас не такая война? Но в ней мы побеждаем.
Или познакомить пленных с русскими девками? Пусть кто и обрастал семьей, да трудился на благо? Подумаю над этим. Нет, Аракчееву поручу. Он любитель сводить людей для воспроизводства себе подобных [ у себя в поместье в Груздево Аракчеев подводил парня к деве и требовал венчаться].
— Ваше общество мне весьма приятно, господа, милая дама. Но когда же будет результат переговоров? — спросил государь, который явно тяготился «хатой» в Старых дорогах.
Намеренно император пребывает инкогнито. С одной стороны это вопросы безопасности. С другой стороны, Павел Петрович ждет начала переговоров и жаждет увидеть живым, или мертвым, но обязательно покоренным, Наполеона.
— Уверен, что уже скоро результаты будут. А пока может отведаем белорусских колдунов? — спросил я, приглашая всех отобедать.
— Это маги? Волшебники? Они в России есть и их едят на обед? — пошутил Жан Моро.
Посмеялись. Напряженная обстановка несколько разрядилась.
— Это картофельное блюдо с мясом. Рекомендую к употреблению, особенно со сметаной… — сказал я, наблюдая, что даже бывший губернатор Луизианы остался недовольным меню.
Не любят пока еще картошку аристократы. Но будут им и рябчики и артишоки. Этого добра я набрал, все-таки государя угощать. Но сам поем колдунов.
Моро — бывший губернатор. Луизиана по обязательным условиям будущего договора между королем Франции Людовиком XVIII, в лице герцога Энгиенского и Россией, в лице нашего благословенного государя Павла Петровича, становится русской. Нет, даже не колонией, а губернией, во главе с генерал-губернатором. И даже весьма возможно, что это будет сам же Виктор Моро.
Он не решается пока принять русское подданство. И я понимаю, почему. Рассчитывает на то, что при смене власти может занять высокое положение во Франции. Еще подумаю, насколько это нужно России, и мне. Герцог Энгиенский, было дело, в вечной дружбе мне клялся за то, что по моей протекции была организована уникальная операция и по недопущению захвата герцога, и даже по вызволению его возлюбленной, наверное, будущей фаворитки. Так что у меня в должниках, почитай что вероятный король Франции.
Я собирался утвердиться в Америке не столько для того, что видел Луизиану землей обетованной. Нет, я не хотел увидеть, впрочем, в любом случае не увижу, ибо люди смертные. Я не хотел, чтобы мои потомки увидели сильную Америку.
Пусть как кость в горле там будет кусочек России. Еще и Калифорния будет нашей, она отойдет от Испании вся, а не только русский клочок земли у крепости Рос. Все же Испания участвовала войне против нас и мы можем продолжать с ней воевать. Вот и посмотрим, что они еще нам отдадут, чтобы этой войны не было. А нет… Так у нас Франция еще в союзниках окажется. Да Англия вряд ли сразу же обернется врагом. Не с кем ей будет в союз входить против нас, набирающий военную и политическую мощь.
— Ваше императорское величество, к его светлости князю Сперанскому прибыли, — сообщил мой помощник, правильно расставив акценты.
И откуда, паскуда такая, узнал, что я уже Светлейший князь? Государь только на ухо мне шепнул, да повелел приготовить указ от его имени. Я сам себе готовил указ! Так что, как только документ будет опубликован, я стану Светлейшим князем Сперанским-Смоленским. Вот как!
В помещение вошёл Северин. Именно ему было поручено то ответственное за задание, итог которого мы сейчас ожидали. Вошёл, и остолбенел. Он смотрел, оказалось, что не моргая, на Аннет и, видимо, не мог поверить своим глазам.
