Я знал, что у них был роман, скорее даже у Северина был роман с Аннет, а у Аннет с ним вряд ли. Я даже был на свадьбе у Северина, специально для меня повторно устроенной. Как я не сразу узнал, казак со своей возлюбленной повторили всё мероприятие, кроме только что обряда венчания. Сделали это для того, чтобы в итоге сказать, что у них на свадьбе был сам канцлер Сперанский. Ну да ладно, я подарил молодоженам так, что явно окупил праздник.
И жена Северина была удивительно похожа на Аннет. настолько, что я в какой-то момент даже подумал, что это она и есть. Ну ничего, пусть посмотрят друг на друга старые знакомые. Не убудет с них, да и ничего не измениться. Я вижу, что Аннета до сих пор души не чает в своём супруге. Ну а такую боевую подругу, что приобрёл себе Северин, ещё поискать нужно. Надо же, тягается с ним даже на войне.
— Докладывай! — потребовал я.
— Ваше императорское величество! — опомнился Северин и продемонстрировал вполне себе выверенный поклон.
Ну а почему бы и нет? Всё-таки он нынче барон. А если срастётся задумка и война не без участия Северина закончится, с Наполеоном, нам-то еще турку бить, то и богатый барон.
— Наполеон будет арестован группой генералов! — на приличном французском, а здесь и сейчас мы общались на этом языке, ответил Северин. — Арест планируется сегодня же вечером. Кандидатуру герцога Энгиенского, как будущего короля Франции, заговорщики принимают и готовы содействовать его воцарению, как только Наполеон будет в наших руках… Прошу прощения ваше императорское Величество, безусловно в вашей власти. Уже завтра они готовы начать приводить к присяге новому королю оставшиеся французские войск.
В деревянном доме, достойным, может быть только средней руки купца, установилось гробовое молчание. Атмосфера в российском обществе была столь накалена, разогнана до ненависти к французам, а потери территории казались такими болезненными, что и не верилось, что вот так… Уже скоро и мир, а русский император-победитель сажает на французский трон своего ставленника.
— А если Наполеон сбежит? — спросил император Павел Петрович.
— Ваше величество все дороги у Бреста и по линии до Гродно блокируются резервной армией генерал-лейтенанта Тормасова. От Гродно до Вильно корпусом Витгенштейна. Корсиканцу не дадут сбежать. А ещё Платов рыскает, всё не уймётся после того случая, когда он упустил Наполеона, — я позволил себе улыбку.
Резервная армия, та, которая собиралась из вольных поселенцев, прошла через Киев и Луцк и вышла на Юго-Запад белорусских земель, тем самым отрезая остатки армии Наполеона, беря их в полное кольцо. С одной стороны Смоленская группировка, усиленная еще и моим корпусом и двумя дивизиями из Опочки и Пскова, напирает и гонит французов на Запад. А там уже свежие и готовые воевать русские армии. Мало того, так внутри этого пока еще большого, но сужающегося котла, работают лесные отряды.
Теперь мы, впервые сначала войны, оказывались в большинстве. Даже несмотря на то, что воинские подразделения приходится несколько растягивать, чтобы охватить все возможные дороги, включая лесные, нас больше и мы куда как больше организованные, обеспечены, чем противник. Задача состоит в том, чтобы не пропустить даже десятка французских солдат в Европу.
Я оказался перестраховщиком. Всё-таки количество армии вторжения впечатлило даже меня, Несмотря на то, что я был, более чем кто иной, уверен в силе нашего оружия, а также непобедимости духа солдата. резервная армия Тормосова сейчас более пригодилась бы на русско-турецком фронте.
Там Кутузов застрял у Измаила, будто всё никак не может вспомнить, как это он вместе с Суворовым брал когда-то эту твердыню. Так что война на Кавказе и в Бессарабии идёт пока не шатко ни валко.
Между тем, уже в ближайшее время планируется мощный удар по направлению к Варне и дальше на Константинополь. Надеюсь, что Ушаков и Прозоровский сработают правильно, и русские войска, взяв Варну, уже маршем войдут не в Стамбул, а в русский Царьград.
— Что ж, если генералам сие удастся, то я разоружу французскую армию, и отправлю их безоружных домой. Нет… Не случится ареста узурпатора, то мы сомкнём кольцо вокруг Наполеона и уничтожим корсиканца и всех тех, кто остался ему верен, — император озвучил суть всего стратегического плана.
* * *
— С кем вы встречались? — спрашивал Наполеон у дивизионного генерала.
Дивизионный генерал Бессьер решительно смотрел на человека, которого еще неделю назад называл «мой император» и за которого был готов сложить голову. Но день ото дня ситуация менялась. Еды не хватало и Бессьер видел ужас… Каннибализм в великой армии. Отчаяние и пораженческий дух.
— Мой Император, отрекитесь! Если любите Францию, вы сделаете это! — выкрикнул офицер. — Эти молодые мужчины вернуться домой и смогут работать на благо нашей страны. А русские… Они тогда не пойдут на Париж. Нам нечем защищать столицу.
— Во Франции сто тысяч национальной гвардии! — выкрикнул разъяренный корсиканец, но все понимали…
— Если русские разбили шестьсот тысяч… То они это сделают и со ста тысячами, — Бессьер понурил голову.
Он был одним из тех, кого смогли разоблачить все еще верные Наполеону генералы. Заговор складывался слишком сумбурно и стремительно. Так что лишь один промах, когда к заговорщикам предложили присоединиться верному Бонапарту генералу Луи-Мармону, и заговор раскрылся.
Наполеон Бонапарт посмотрел на того, кто не струсил под Смоленском, кто смог отбить Авангард корпуса Витгенштейна у местечка Мир. Император, еще не веривший, что он бывший, до конца так и не понимал, что его генерал и сейчас не из-за трусости решил пойти на заговор.
Просто Бессьер очень сильно любит Францию. Любую: роялистскую, революционную, имперскую. Главное, чтобы Франция была и процветала.
И Наполеон любил свою страну, или скорее себя в этой стране. Бонапарт видел, он знал, что нужно Франции для величия. Корсиканец не сомневался, что если у него будет два года, то он сможет наладить производство нового вооружения, он переосмыслит ту войну, которую ведут русские, найдёт подходы и тактики, чтобы разбить всех этих скифов.
А вот то, что этих двух лет ему никто не даст, Наполеон не думал, с маниакальным упорством прогонял такие мысли. А потому как, если знать, что у тебя нету двух лет, что у тебя нету даже месяца, что русские будут идти по пятам, то тогда любые действия не имеют никакого значения. Они все обречены на провал.
— Но как же так, Бессьер? Ты же был со мной с самого начала? — сокрушался Наполеон, не веря в то, что глава его личной охраны, и тот предатель.
Рядом стоял Огюст Фредерик Луи Мармон, генерал-полковник и ждал только приказа от своего императора. Он оставался верен Наполеону. Может быть еще и потому сохранял верность, что Мармон успел отправить свой обоз с награбленным домой, во Францию. И очень хотел воспользоваться богатствами. А при ком другом, кто придет на смену Бонапарту, наверняка, потребуют награбленное вернуть.
— Прикажите, мессир, я его убью! — решительно сказал Мармон.
Наполеон же вышел из палатки, сел рядом с ней на сырую и промерзлую негостеприимную землю и закрыл руками голову. И никто не знал, что с такой ситуации делать. Полчаса… Час… такого сидения. Император поднялся, обратился к одному из поляков:
— Мсье Потоцкий, вы со мной?
— Да, мой император! — не раздумывая ответил польский полковник.
Потоцкому и деваться некуда. Он был бы готов бежать и прихватить с собой французского императора. Именно так, всего-то прихватить с собой императора, ибо полковник собирался бежать и самостоятельно.
Полякам оставаться в белорусских землях, путь это и бывшее Литовское княжество, смерти подобно. Придя сюда, вернувшись, польские солдаты немало натворили такого, за что русские будут жечь польские города, а самих польских воинов сажать на кол. Так что бежать… Далеко, уж явно дальше Польши.
— Увезите меня отсюда! — приказал Бонапарт.
— Мессир, что делать с Бессьером? — попытался уточнить генерал-полковник Мармон.
