– А ты чего такая молчаливая, Наташа? – спросила у девочки Лика.
– Мне страшно, – ответила девочка.
– Почему? – удивился Олег.
– Потому что… – она вдруг задумалась, будто затруднялась это сказать, но потом все‑таки проговорила. – Потому что мы все расстанемся. Сейчас, пока мы тут, мы все вместе, а если сможем уехать из Крыма…
На ее глазах вдруг появились слезы. И я разглядел укор в глазах Яны. И с чего бы это? Как я вообще такое заслужил? Опять мало времени девчушке уделял?
А ведь реально. Мы заботились о ней после смерти матери, кто как мог. Мы для нее всем миром, считай, стали. И теперь… Мы для нее, наверное, реально, как семья.
Да и сам я иначе к своим спутникам относиться стал. Сперва их как балласт воспринимал исключительно, делил на бойцов и бесполезных. А сейчас понимаю, что это не так. Что вокруг, пожалуй, все‑таки друзья. А они бесполезными не бывают.
Я отложил банку на стол, рядом положил недоеденную галету, присел рядом, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
– Мы тебя не бросим, Наташ, – сказал я и поправился. – Я тебя не брошу. Если сможем выбраться, будешь жить дальше со мной… – посмотрел на Лику и поправился. – С нами. В городе, где люди живут, а не зомби. В школу снова пойдешь.
– В школу тоже боюсь, – вдруг сказала она. – Все мои друзья‑то тут…
Ну да, съели всех твоих друзей, малышка. Убили и съели.
– Будут там у тебя новые друзья, – сказал я, пусть и понимал, что так говорить не стоит. – Как у тебя друзей‑то не будет? Ты же классная, и столько всего умеешь. Стрелять, например. Мало кто таким в десять лет похвастаться может.
Опять дурь сказал. Она же не глупая, понимает, что изгоем станет, как чужак. Либо наоборот, слишком много интереса к ней будет. Еще бы, ведь выбралась из того самого Крыма, где зомби всех людей съели. Будут все время расспрашивать: как выжила, убивала ли сама зомби. Я бы лично такого внимания не хотел бы.
Короче, не находил я, что сказать. Не педагог ни разу, да и вообще.
– Я что‑то не хочу есть, – сказала Наташа. – Пойду в машину, наверное.
– С собой возьми, – Яна наклонилась и вложила ей в руки банку голубцов и ложку. – В машине поешь.
Девочка все‑таки взяла, а потом побежала в сторону «буханки» и забралась внутрь.
– Да, с детьми ты обращаться не умеешь, Край, – проговорила Яна шепотом, чтобы девочка не услышала.
– Ну как‑то так вышло, – ответил я. – Я ж наемник, а не педагог.
– Не педагог, – проговорила она. – Мужики, блин.
– Ян, ты чего к нему прицепилась? – вдруг вступилась за меня Лика. – Если бы не Край, мы бы вообще не выжили бы. Он, считай, нас вытащил оттуда, через весь Крым протащил. И мы сейчас в шаге от того, чтобы на большой земле оказаться, это он нас вывез.
– Да, но это не значит, что девочка должна с ним остаться. Чему он ее научить‑то сможет?
– Чему надо, тому и научит, – сказала Лика. – А если нет, то я научу.
– Как в постель к мужикам лезть?
Лика вдруг задохнулась, и я понял, что еще секунда, и она вцепится Яне в волосы. Этот балаган нужно было прекращать.
– Тихо! – я встал между ними и развел руки в стороны, посмотрел на Яну, которая явно собиралась что‑то сказать, и повторил. – Тихо, блядь, Ян. Серьезно.
Она проглотила так и не вырвавшиеся наружу слова и надулась.
– Пока мы еще не доехали, – четко проговорил я, глядя ей в глаза. – И пока мы на войне. А на войне нужно слушаться командира. Доедем, выберемся – разберемся с кем кому быть.
Обед продолжали уже молча, настроение у всех оказалось испорчено. А вот эта тяжесть у меня в груди, которая становилась все тяжелее по мере того, как мы приближались к мосту, резко прибавила в весе. Не нравилось мне все это, совсем.
Но доведу. Делать нечего. Последний рывок, и если все будет хорошо – мы на свободе. Да.
Глава 23
Дальше дорога снова оказалась забита машинами, гуще, их было даже больше, чем у Ялты, где пришлось бульдозер задействовать. Но имелся и один моментик: перекореженные остовы машин оказались сброшены с дороги в дороги. Кое‑где вообще месиво было из металла и пластика. Короче, проехались тут на чем‑то с отвалом и спихнули с дороги. И это был хороший знак. Кому нужно было чистить дорогу, если она не проезжая?
Вот и транспортная развязка. Если свернуть сейчас, то можно выехать на дорогу, которая ведет в Керчь. Жилые постройки все больше в той стороне находятся, и их даже рассмотреть можно отсюда: старые дома, едва ли не середины прошлого века, а дальше, к северу – новые дома, словно братья‑близнецы. Построены по одному проекту, высокие, в двадцать один этаж, уже в тридцатых годах. И ничего удивительного в этом нет: таких проектов на всю Россию штук пять, вот и застраивают одинаковыми домами страну единственный государственный застройщик‑монополист. Зато жилье относительно доступным стало, а если купить не можешь, то можно соцнаем подписать.
Если же дальше поехать прямо, то шоссе выведет тебя прямо к мосту. Туда нам и надо. И в этой стороне все больше промзона. Там и речной порт был, и какие‑то склады, и ангары. Но был момент, который мне не нравился, и об этом мне заранее рассказал Степаныч. Тут рядом зона. То есть исправительная колония. И вот что там случилось – это большой вопрос. Тут уж так получилось, что обычные люди и бывшие солдаты записались в мародеры, а про матерых зеков и говорить нечего.
Короче, соседство это не самое лучшее. Но могло разное случиться: и эвакуировать всех могли, да и если подумать, огороженная территория, предназначенная для проживания большого количества народа – отличное место. Пофильтровать уголовников, кого к стенке, кого на дорожку, почистить после них и можно жить.
С каждой секундой наша мини‑колонна все приближалась к мосту. До него оставалось минут пять ехать, не больше. И меня все сильнее начинало крыть.
Я поймал себя на том, что тискаю рукоятки автомата, сжимаю их руками в тактических перчатках. Будто надеюсь, что они мне уверенности придадут. С трудом разжал их, потер, потом положил на колени. Но еще через минуту заметил, что отбиваю пальцами правой руки незамысловатый ритм.
Остальных тоже едва ли не трясло. Олега мы пересадили обратно в «буханку», так что ехали втроем. И Овод с нами. Интересно, если там будет выезд, он поедет обратно, чтобы доложиться Сафину о нашем успехе? Или решил, что достаточно просто рассказать о том, что под Севастополем находится база Росгвардии? Черт его знает, что ему в голову взбредет, но ни требовать от него я ничего не могу, ни тем более уж винить потом в чем‑то. Это его жизнь, его дело, и возвращаться в ад никому не захочется.
Мы ехали молча, наступила вообще какая‑то странная тишина, только гудел мотор «Тигра», стучал под колесами асфальт и шуршало битое стекло, которого на дороге было предостаточно. Тишина была густой, я бы даже сравнил ее консистенцию с кефиром. Жирным таким.
Было видно, что Пашке хочется поговорить, он периодически поворачивался ко мне, будто что‑то заявить хотел, но рта не раскрывал и снова принимался смотреть на дорогу. И так прошло еще с минуту.
Я вдруг понял, что мне тяжело дышать. Именно так: тяжело. И это, сука, очень нехорошо…
– Ладно, – вдруг проговорил наш водитель. – Почти приехали вроде как, а?
Я открыл рот, чтобы ответить, и в этот момент с улицы послышалась длинная очередь. Судя по звуками стреляли из пулемета, не крупнокалиберного, а обычного, под винтовочный патрон. И по кузову нашего броневика застучали пули.
– Твою ж мать! – завизжал Пашка и утопил педаль газа.
Машина рванулась вперед и свинцовый дождь мгновенно прекратился. Я обернулся, и увидел, как кабина «буханки» покрывается следами от пулевых попаданий. А секунду спустя она повернула в сторону, врезалась в ряд сброшенных с полосы тяжелой техникой машин. Встала на два колеса, а потом перевернулась. И стрелять снова стали по нам, опять дробный звук и грохот пулеметной очереди.
