А она молодец, в истерике не бьется, вид собранный. Все могло гораздо хуже быть.
Значит, от моего воинства всего четверо осталось, если меня считать. Вот так вот. Через столько проехал, а тут почти всех потерял. А ведь эти уебки правильное место для засады выбрали: у самого моста. Кто будет пытаться с полуострова свалить, тот сюда и поедет.
– Наташа! – крикнул я девчонке. – Считаю до трех! На счет три, ты – сюда. Олег следующий!
Подросток посмотрел на меня кивнул. А он хорош, из него мне удалось настоящего бойца воспитать. Тоже не трясется, вид собранный.
– Раз! – крикнул я. – Два! Три!
Высунулся и веером высадил очередь на весь магазин. Девчонка с диким визгом рванула в мою сторону, с противоположной застучал пулемет, но она как‑то метнулась вперед, чуть не проскользив по земле на коленях, и оказалась рядом со мной. Ее тут же схватила Лика, обхватила руками, будто пытаясь своим телом закрыть. Ладно, нам тут ничего не угрожает.
Я снова сменил магазин на полный.
– Олег, давай! – крикнул я. – На счет три! И пали в их сторону, как я учил, как во дворе тогда!
Надеюсь, вспомнит. Но он вроде кивнул, а я опять отсчитал до трех, высунулся и нажал на спуск.
Парень побежал к нам, но мой автомат выпустил только короткую очередь, а потом затвор вдруг застрял в заднем положении. Снова грохнул пулемет, и Олега, который не успел, швырнуло на асфальт. Он чуть приподнялся, хотя я отчетливо видел, как топорщится в местах попаданий его бронежилет, но опять хлопнул винтовочный выстрел. И парень снова опрокинулся, уставившись невидящими глазами в небо.
Сука! Сука! Сука!
Вытащив магазин из автомата, я долбанул по рукоятке затвора один раз, второй, пытаясь закрыть его. Автомат перегрелся просто, не предназначен он для такого, для пальбы длинными, на весь магазин. После третьего удара затвор оказался в переднем положении. Я дернул его один раз, второй. Вроде работает. Примкнул магазин обратно.
– В машину! – приказал я. – Уезжаем!
Тут спасать уже некого, все мертвы. Не уберег. Блядь.
Теперь лишь бы свалить, лишь бы уехать отсюда. Туда, где все закончится. Для меня однозначно, а для девчонок… Так или иначе.
Дверь была открыта, я схватился за труп Овода и выволок его с заднего сиденья.
– Наташа! – крикнул я, подхватил продолжавшую визжать девчонку и затолкнул в машину.
Одно радовало – она не отбивалась. Потеряла голову, но не отбивалась. Потом влез уже в переднее, подхватил труп Пашки, потащил наружу, выволок. Встретился взглядами с Ликой, которая явно заметила, что пуля вошла ему в затылок, что явно стреляли не со стороны врага, но она замолчала.
– За руль! – приказал я.
– Я не умею! – возразила она.
– А я отрублюсь с минуты на минуту! – заорал я. – Садись в машину, блядь, дура тупая! Жить хочешь?
Это возымело эффект. Блондинка забралась на переднее сиденье, схватилась за испачканный кровью руль, вскрикнула и тут же принялась вытирать руки о штаны. Я захлопнул дверь, запрыгнул на заднее, закрыл дверь уже за собой.
А по борту «Тигра» уже колотили пули. И стекла так или иначе покрывались трещинами. У них есть свой предел прочности.
Как, пожалуй, и у меня. И я, похоже, его вычерпал.
– Ну! – заорал я. – Передачу врубай и на газ дави! Тут по прямой всего ничего осталось!
Я чувствовал тепло в животе, но боль отрубилась. Вспышки наконец‑то отступили. Эта дрянь, которую я себе вколол, начинала действовать.
Девушка резко тронула машину, меня бросило вперед, и я врезался головой в переднее сиденье. Но мы набирали скорость. Мы уезжали. И до моста оставалось минут пять, не больше.
И теперь все зависело от того, что будет там.
Глава 24
Я развалился на сиденьи. Так, не двигаться, не бередить рану. «Густотин» остановит кровь, но если я буду дергаться лишний раз, то конец. А так… Есть шанс, что часа два‑три еще протяну. Если будет госпиталь, переливание, операция – то может быть и вытащат. Но, если честно, мне не особо в это верится.
Я поднял руку, запустил ее за воротник бронежилета и сорвал с шеи армейский жетон.
– Возьми, – протянул я его Лике. – Если там КПП, то покажешь. Так больше шансов, что пропустят.
Если уж я служил в каком‑то секретном подразделении, то есть шанс, что на блокпосте это поймут. Что выпустят, что не дадут так просто сдохнуть. Иначе…
Лика потянулась назад, взяла жетон, убрала его в карман разгрузки и снова вцепилась в руль обеими руками, как неумелый водитель. Хотя, откуда у нее опыт водить броневик? Но тут по прямой, тут дорога расчищена, так что довезти его. Шансы есть.
Я успел заметить у нее на лице слезы, при этом на нем застыло выражение злости. Уж не знаю, на кого именно она психовала: то ли на неизвестных нападавших, то ли на меня. Черт его знает.
Чуть повернул голову, посмотрел на Наташу. Та задрала ноги, обхватилась за них обеими руками и чуть покачивалась. Раньше мы ее как‑то позади держали, а теперь… Теперь ее реально могли убить. Я заметил, что пистолет лежит на сиденьи, на боевом взводе. Если упадет, может и выстрелить, механизм не сказать, чтобы надежный.
Взявшись за рукоять, я поднял вверх флажок предохранителя. Щелкнул спущенный курок. После чего протянул оружие девчонке.
– Держи, – проговорил я.
Она закачала головой, будто отказываясь брать оружие. Она ни одного раза из него так и не выстрелила, если не считать пальбы в импровизированном стрельбище. Никого не убила.
– Держи, бля! – повторил я. – Если там нет выезда, если там ничего нет, вам придется выбираться вдвоем. Ехать обратно в Дачное, прорываться. А у них может и гранатомет оказаться. От этого зависит ваша жизнь. Держи.
Она все‑таки схватила пистолет, но продолжала держать себя за колени.
– В кобуру убери, – проговорил я уже спокойнее.
Меня накрывало, перед глазами плыли кровавые круги. Подташнивало, но вкуса крови во рту пока не чувствовалось. И уже даже не пекло в животе – легче стало. Но только вот это ненадолго.
Без операции у меня два пути. Либо смерть от кровопотери, либо перитонит. Надо хоть рану осмотреть.
Я дернул петлю быстросброса бронежилета и стащил его себя. Да, вот кровавое пятно на куртке, не очень‑то и большое, надо сказать. Расстегнул, сдернул полу, увидел окровавленную камуфляжную футболку. Вот тут крови, надо сказать больше.
Схватился обеими руками, отлепил от раны и разорвал. Вот и отверстие, небольшое совсем. Плиту раскрошило и одним куском вошло. А не навылет ли? Нет, пуля внутри. И чем они таким стреляли‑то вообще?
Винтовочное – это не так плохо с одной стороны. А с другой, это как между острым и тупым топорами выбирать. Какая разница, чем тебе голову рубить будут?
Девчушка увидела рану и отодвинулась в сторону. Ну, крови она раньше практически не видела. Но тут уж не до сантиментов, не до эмоций.
Вытащив из подсумка еще один шприц, но уже с гемостатическими гранулами, я вставил его в рану и нажал на поршень. Вспыхнула боль, и перед глазами потемнело.
***
Мы сидели в военном баре. Мы – это я, Жид, Фрай и Вирус. Парни, которые составляли костяк моего подразделения. Остальные менялись все время, а эти со мной оставались почти всегда.
– Да на хрена тебе этот Крым? – спросил Жид. – Да и какой смысл обратно в регуляры идти? Строем ходить, блядь?
Я взял бокал и сделал несколько глотков холодного пива. Запрокинул голову, размял шею. Хорошо здесь, и кондиционер работает. А на улицу выйдешь – сразу охренеешь от жары. И от влажности. Она тут дикая, все‑таки Гвиана. Не французская теперь уже правда, нашими стараниями, но все равно.
– Да никто тебя строем там ходить не заставит, – я махнул рукой. – Да и там – настоящее дело. Считай, родную землю оборонять будем. Да и климат там получше.
