– Климат, – усмехнулся Фрай. – Там только о климате и думать придется. Жарко там, Край, причем, очень. Настолько жарко, что никто трупы даже не считает. Ну и если уж ехать, то под Польшу куда‑нибудь, в цивилизованную Европу. Там наши наступают.
– Ага, в штурма, – кивнул я. – Да и…
– А мне кажется, надо ехать, – перебил меня Вирус. – Реально. Я с тобой, пожалуй, рвану.
– Психи, блядь, – откинулся на стуле Жид и тоже глотнул пива. – Там ведь не хрены с горы, там морпехи США. У них там наступление идет во всю.
– Да год уже идет, а так ни хрена и не добились, – ответил я. – Держатся наши. Помочь нужно.
– Нужно, – Фрай задумался. – Нет. Ты как хочешь, но я, наверное, не поеду. Здесь останусь. Наши на своей земле так или иначе отобьют, а вот тут, в колониях. Здесь у нас позиции не такие прочные, как там. Да и местные тоже, они только в глаза улыбаются, а по домам своим мины готовят.
– Край в патриотизм поверил, – усмехнулся Жид.
– Ну мы ж не из «Whiteground», – ответил я. – Мы сколько не работали, так все на благо России.
– И на свой кошелек.
– А если нас сразу всех накроет? – усмехнулся я, отставляя пустой бокал.
– Тогда хрен знает. Пусть на том свете сами разбираются, кто из нас раньше умер, – вставил Жид. – Только я в любом случае не пидор, это ты, Край, первый скопытиться мечтаешь.
– С таким лицом, как у тебя, тебя даже смерть стороной обходит, – буркнул я.
– Зато у меня харизма, – Жид расплылся в ухмылке. – Тебя‑то за что «Вирусом» прозвали? Потому что токсичный? Или потому что всех вокруг себя заражаешь?
– Ага, – кивнул Вирус. – Заражаю здравым смыслом. А вот у некоторых тут явно воспаление жадности. Подхватили в штабе. Тяжёлая форма.
– Зато у Края воспаление патриотизма. И не лечится, – сказал Фрай. – Это у него с детства, наверное. Он же, говорят, из тех, кто на Парады Победы плакал.
– Да не плакал я, – отмахнулся я. – Просто у нас на площади жарко было, глаза щипало.
– Во‑во, – поддержал Жид. – Щипало от чувства вины перед прадедами, что ты в колонне не маршируешь.
– Вот уроды, – покачал я головой. – Взял, блядь, с вами посидел душевно называется. А вы опять за своё.
– Да ладно тебе, Край, – улыбнулся Вирус. – Мы ж всё понимаем. Ты у нас как бы совесть отряда.
– Ага, а ты – кишечная палочка, – хмыкнул Жид.
– Да хоть холера, – пожал плечами Вирус. – Главное, чтобы мы держались вместе. Всё остальное – лечится.
И тут с улицы послышался взрыв, и одновременно взвыли сигнализации нескольких машин. Я вскочил, выхватил из кобуры пистолет и рванулся наружу. Остальные тоже подорвались, но я успел заметить, как Жид опрокинул в себя остатки своего бокала.
Когда мы выскочили наружу, то увидели, что легковушка, припаркованная напротив, у здания администрации, горит красным пламенем. А в самом здании не осталось ни одного целого окна – все выбило взрывом. Закричали люди, ломанулись во все стороны прочь.
Бежать помогать было поздно, тушить тоже никакого смысла не было. Да и все мои парни восприняли этот взрыв спокойно. Просто привыкли уже, тут почти каждый день такое происходит.
– Сука, твою ж мать, – покачал я головой. – Это ведь третий уже за последнюю неделю.
– А я тебе чего говорил? – сказал Фрай, он выглядел на удивление спокойным. – За местными тоже следить нужно. Пока партизаны бегают, они так и будут наших взрывать.
– Все равно поеду, – вдруг сказал Вирус. – Так что, пацаны, в последний раз сидим.
– Не последний, а крайний, – возразил Жид. – Ну пошли обратно тогда, раз так.
– Вот именно, – поддержал его Фрай. – А пока живы – пьём. Давай ещё по одной?
Я глянул на часы. До вылета оставалось чуть больше часа.
– По одной – можно. А потом разбегаемся. Мне завтра в полк. Восстановительные документы, медкомиссия, брифинг. Всё как положено.
***
Я открыл глаза, потому что меня тормошили за плечи. Увидел перед собой Наташу. Она больше не плакала, будто слезы кончились.
– Не давай ему спать! – закричала Лика. – Не давай спать! Пусть в сознании будет.
А перед глазами все еще крутились воспоминания. Я вспомнил. Вирус поехал со мной. И его накрыло дроном‑камикадзе на отходе с позиции. Выходили парни двумя группами по два человека. Вторая вышла, а они запалились. И так и остались лежать там, пока тела не вывезли.
Жид и Фрай живы. По крайней мере, были, пока была связь. И несмотря на то, что они строили из себя крутых наемников, они исправно выполняли контракт с Родиной. А для нее влияние в Южной Америке было очень важным. А показной цинизм… Это все напускное. Чтобы не так смерти бояться.
– Не спи, Край! – взмолилась Лика, продолжая гнать машину вперед. – Не спи! Тут чуть‑чуть осталось, родной, потерпи!
Похоже, я отрубился всего на несколько секунд, хотя до меня прошло не меньше получаса. До моста еще было далеко. И по нам больше не стреляли, мы оставили место засады позади.
Эти уебки сейчас наверняка мародерят УАЗик, обыскивают тела, которые остались там. И ведь не вернуться, не наказать их. Вот же суки.
Я вдруг ощутил, как снова проваливаюсь в забытье, как глаза постепенно закрываются. Наташа вдруг ни с того ни с сего залепила мне по щеке. Боли особой я не почувствовал, но глаза снова открылись.
– Не спи, пожалуйста! – попросила Лика. – Я же люблю тебя, придурок, блядь. Как мы без тебя все будем‑то, а?Люблю? Она впервые сказала это слово за все время. Вроде спали вместе и в прямом и переносном смысле, выживали, боролись. А про любовь никаких разговоров не было. А тут вдруг – люблю.
А я… Я ведь наверное тоже? Да. Не осознавал этого, потому что запретил себе. Но разве если бы я не любил, я не лез бы в такую залупу, чтобы им помочь, не пошли ли бы мы вдвоем с Оводом зачищать больницу, чтобы вытащить для нее врачей?
Овод… Не выполнит приказ уже. Не расскажет полковнику и остальным, есть ли возможность эвакуации или нет. И остальные не доехали.
– Родной, все хорошо будет! – закричала Лика. – Мы почти доехали, скоро на месте будем, вы выберемся!
Рулевое колесо в ее маленьких руках казалось огромным. Мне вдруг почему‑то это показалось дико смешным, и я даже захохотал. Но резко заткнулся, потому что ощутил боль в животе. Она вернулась, тупая, ноющая, но все равно вернулась.
– Тетя Лика, чего это с ним? – спросила Наташа, посмотрев на меня с недоумением.
– Я не знаю, шок наверное! – срывая голос ответила Лика. – Главное – не давай ему спать!
Я попытался что‑то сказать, но из горла вырвался только сип. Слюна вязко тянулась во рту, как будто я глотал битум. Губы пересохли.
– Пить, – простонал я.
– Нельзя тебе пить, ты в живот ранен! – проговорила Лика. – Нельзя, потерпи, пожалуйста… А… Наташа, смочи ему губы. Только губы, пить не давай.
Наташа сняла с моего пояса флягу, открыла ее и прислонила к губам, тут же отняла. Влага всосалась прямо во рту, и все. Ни капли внутрь не попало. Но стало легче.
– Только не отключайся, Край. Пожалуйста, – снова проговорила Лика. – Пожалуйста.
Мне действительно на несколько секунд стало легче. Что это, мнимое улучшение перед смертью? Или просто легче становится? Черт.
– Постараюсь, – прохрипел я. – Езжай…
Наташа снова отодвинулась вжалась в сиденье, как будто боялась дышать. Руки продолжали дрожать. Да уж, многовато выдалось на долю десятилетней девочки. Повидала она побольше многих взрослых мужиков.
– Вон, впереди! – закричала Лика вдруг. – На мосту! Пост какой‑то! Стена, вышки! На них флаг висит, смотри!
Я с трудом поднял голову. Да действительно, вот он – мост. И прямо на нем находилась контурная линия укреплений. А наверху сидели люди, на вышках. Это точно не зомби, вооруженные, живые. Наши?
Триколор висит, русский флаг. Значит, наши.
Метров за триста я увидел, как с вышки на нас навели прожектор. Зачем? День же, и так все хорошо видно. Но в лицо мне ударил ослепительный свет.Через громкоговоритель заорал голос:
