Сделал еще пару шагов, продолжая держаться за стену, и через несколько секунд вышел в гостиную. Диван, телевизор под ним, шкафы с книгами и иконами. А на диване?
Девочка с русыми волосами, лежит с закрытыми глазами и посапывает. Наташа. И она тут? Что ж, значит я точно не в аду, потому что девчонку уж туда точно не за что тащить. И вряд ли там есть книжки, а у нее на груди лежит именно такая. Обложка в оранжевых тонах, на ней – очкастый пацан со шрамом на лбу. «Гарри Поттер и Дары Смерти». Что ж, значит, она до последней части этой истории добралась, потому что когда мы покидали Севастополь, Наташа читала только третью.
Нет, будить не буду, много мне ребенок расскажет? Посмотрю, что там снаружи.
Сделав несколько шагов по ковру, я добрался до следующего коридора. Дверь, ведущая прямо, была деревянной, но выглядела как‑то по особенному, поэтому я, недолго думая, толкнул ее. И оказался в сенях. Тут пахло травой, вениками и почему‑то сушеной рыбой.
Повернув голову, я увидел, что там реально висит связка. И свежая относительно вроде как. А вот еще одна дверь, уже металлическая. Я уже относительно нормально стоял на ногах, голова не кружилась, так что смог добраться до нее без поддержки. Снова толкнул и оказался во дворе.
Меня сразу накрыло потоком тепла жаркого солнца. На несколько секунд я ослеп, и только потом, проморгавшись, увидел перед собой самый обычный деревенский двор. Забор обычный, из штакетника, сбоку на траве лежат дрова. Чурбак, а в нем засел топор, финский, такой же, как тот, что был у меня.
Что ж, уже что‑то.
Сделав несколько шагов по траве босиком, я добрался до чурбака и схватился за топор. Рванул один раз, второй, пытаясь выдернуть его, но у меня ничего не получалось. То ли увяз глубоко, то ли я совсем ослаб. Ладно, сейчас мы тебя.
Схватившись обеими руками, я уперся ногой в чурбак и все‑таки выдернул его.
Топор показался мне совсем тяжелым, я не уверен, что его смогу поднять, но к человеку с оружием в руках всегда будут относиться иначе, чем к невооруженному. А теперь мы попробуем найти кого‑нибудь и поговорить, где я все‑таки нахожусь.
Вот так вот, голым, с топором в руках и босиком, я добрался до калитки, не с первого раза сдвинул щеколду и вышел на улицу. Осмотрелся.
И тут мне все стало ясно. Я в Дачном. По этим улицам я набродился достаточно, чтобы ни с чем не перепутать. Только вот как я тут оказался? Это второй вопрос после того, как я остался жив.
– Край! – услышал я за спиной знакомый женский голос.
Обернулся, и увидел, как ко мне бежит Лика, причем выронив из руки какую‑то корзинку. Пробежав через открытую калитку, она подскочила ко мне, обхватила руками, прижалась в груди. Толчок оказался легким, но я чуть не свалился в дорожную пыль.
– Очнулся все‑таки! – проговорила она, а потом обхватила меня ладонями за щеки и принялась покрывать лицо поцелуями. – Очнулся! А я‑то думала, что ты никогда не проснешься!
– Пойдем домой! – проговорила она. – Пойдем! Замерзнешь же!
– Да вроде тепло, – только и пробормотал я в ответ.
Она отлипла и только сейчас, похоже, заметила топор в моих руках. На ее лице появилось выражение недоумения, а потом она мягко положила на него руки и проговорила:
– Чего ж ты за топор хватаешься‑то сразу? – спросила она, и попыталась вытащить у меня из рук. – Мало ли, что люди подумают? Три недели ведь провалялся без сознания, а теперь вот так…
– Три недели? – спросил я и выпустил инструмент из рук. Она тут же перехватила его, после чего мягко обхватила меня за плечи и повела обратно в сторону дома.
Я пошел, что тут еще делать. Действительно ведь, мало что люди могли подумать: валялся в отрубе, а потом выскочил с топором. Еще дрыном каким‑нибудь приласкали бы на всякий случай.
В глаза бросилось ярко красное содержимое корзинки, которую она уронила. Помидоры… Или томаты. Не знаю уж, в чем разница. Она что, в огороде ковырялась что ли или в теплице?
Топор она по дороге бросила куда‑то в траву, в сторону кучи дров. Мягко завела меня в дом, разулась, после чего мы вошли обратно в гостиную. На наши шаги проснулась и Наташа, посмотрела на меня и вдруг улыбнулась.
– Дядя Край… – только и проговорила она.
– Ладно, – проговорил я, мягко вырвался из хватки Лики, прошел на диван и рухнул на него.
Вроде прошел всего ничего, а ноги уже болят. Но ладно, главное – жив. И в безопасности. А мясо нарастет, это не большая проблема. Главное – хорошо питаться и не забывать тренироваться. Хотя с питанием сейчас могут большие проблемы быть.
– Наташа, иди на кухню, бульон процеди! – приказала Лика. – Только бульон, больше ничего Краю сейчас нельзя.
– Я бы сейчас мяса пожрал, – неожиданно для самого себя заметил я.
– Какое мясо? – блондинка посмотрела на меня, как на сумасшедшего. – У тебя треть кишечника вырезали, кое‑как в себя привели. Бульон только и ничего кроме этого. Потом, как немного в себя придешь, будем что‑то другое думать. А то я тебя не знаю, сейчас мяса нажрешься и попрешься железки тягать, как в прошлый раз!
Треть кишечника? Блядь, это, пожалуй, перебор даже для меня. Так что же это получается. Я теперь калека что ли? Нет, руки‑ноги целы, но я теперь даже пожрать нормально не смогу.
Я нахмурился. Память на этот раз никуда не делась, и я помнил, в каком мире мы живем. Зомби, мародеры, бандиты и прочая мразь по Крыму бродит. И мужчина в первую очередь должен быть воином. Не солдатом, а именно воином. И что же теперь? Какой во всем этом смысл, если я теперь калека и своих защитить не смогу?
– Да не беспокойся ты так! – проговорила Лика, похоже, заметив, как я изменился в лице. – Саша говорит, все нормально будет, восстановишься. Про компенсацию что‑то там рассказывала, мол, целые органы лучше работать начнут. Не быстро, конечно, но все равно.
Саша… Это хирург, которого я вытащил из городской больницы Судака. Мы туда вместе с Оводом ездили. А Овода теперь нет. И вообще никого нет, мы втроем остались. И, похоже, что власти в Дачном мы больше не представляем. Власть должна кормить и защищать, иначе в ней смысла нет. А я в своем состоянии себя защитить не способен.
– Что случилось‑то? – спросил я. – Как мы тут оказались.
– Я вывезла, – чуть потупившись, будто от гордости, проговорила она. – Броневик‑то на ходу остался, топливо еще было. Развернулась, да поехала. Нас снова обстреляли, но мы прорвались, а потом по другой дороге сюда приехали. И тебя на руки хирургам местным сдала. Саша говорит, еще полчаса и поздно было бы, но слава Богу, довезла.
Вот оно как…
– Правильно, говорят, – пробормотал я. – Добро, рожденное тобой, к тебе опять еще вернется.
Жестко, конечно. То, что выжил – уже, наверное, хорошо. И то, что не все‑таки погибли. А Лика…
А она сильная. Не сломалась, а повела машину обратно, повезла нас в Дачное. Сложилось у нее в голове, значит, что там меня спасти могут. Хрупкая девушка за рулем этого огромного военного броневика. И довезла, однако. Спасла.
А еще я помню, что она сказала тогда, в машине. Что любит меня. И Наташа есть. Мне расклеиваться точно нельзя. Нужно восстанавливаться, силы набирать, чтобы я мог снова пользу приносить. Уже неплохо будет.
– Только… – проговорила она. – За три недели, пока ты в отключке валялся, кое‑что поменялось здесь.
Понятно. А вот это, похоже, то самое «но». Не может же так хорошо все быть, верно?
– Что случилось? – спросил я.
– Сюда люди какие‑то приехали две недели назад. Много, и на военных машинах. Но сами не военные, среди них разных хватало. Короче, теперь Дачное под ними. Данью нас обложили, Край. Обещали защищать, но при этом…
Опять. Опять какие‑то суки. И, похоже, в большем масштабе. Прошлый раз мне пришлось с бандой Шайбы схлестнуться, и я их всех убил. А тут какие‑то люди, и целое село под себя забрали.
– Рассказывай, – процедил я сквозь зубы.
– Оружие почти все отобрали у людей, – сказала она, наконец. – И женщин человек двадцать увезли к себе на базу. Просто из толпы забрали и увезли.
