— А теперь, — говорю. — Рассказывай все.
И понеслось. Слушал, и натурально уши в трубочку сворачивались. Все-таки средневековая культура в купе с разными суевериями, вещими снами и прочим дает фантастические результаты. А тут еще, уж простите за откровенность, наложилась сильнейшая интимная неудовлетворенность. Добавим для полного комплекта понимание своей вины в том, что делала все это время.
И получите и распишитесь… Завернутую в одеяло обнаженную красавицу, мирно спящую на диване с блаженной улыбкой на губах. И легким перегаром изо рта. Последнее несколько общее впечатление портит.
А что мне после того, как она мне свой сон в деталях пересказала, делать было? Надо было в лечебных целях соответствовать его последней версии. Или хотя бы постараться к ней приблизиться. Насколько мне это удалось бы в итоге, не знаю. Изабелла раньше отрубилась — все-таки гномское пойло свое слово сказало.
Проснулась к обеду. Я тоже вздремнуть успел. И мы едва не пошли по второму кругу. Не с моими попытками повторить свои подвиги из сна жены, а с гномским пойлом. Потому что в Изабелле вновь и с новой силой проснулось чувство вины. На этот раз лично передо мной.
— Но я же к себе этих молодых гвардейских офицеров и феодалов приблизила, — говорит мне. — Они все в меня влюблены были. Я это видела, но не только не пресекала, но и использовала в своих целях.
При этих словах я, должен признаться, немного напрягся. Неужели? Что-то у нее с кем-то было? Нет. Выяснилось, что ничего. Снов со мной вполне хватало. В общем, и этот вопрос проскочили. Но я в себя и в Изабеллу немного живительной энергии все-таки влил. Некоторая легкая ревность иногда возбуждает не хуже афродизиаков.
На следующее утро я, наконец, принял решение, как поступить. Хотел вначале лишить старшую жену короны императрицы. Было дело. Но потом подумал, что такое не останется незамеченным подданными. Пойдут разговоры, родятся разные сплетни. Чего доброго, кто-то пустит слух, что неверность императрицы в мое отсутствие имела место быть, за что она теперь и наказана.
Нет, мы сор из нашей каменной избы, называющейся замком императора Юма, выносить не будем. Между собой сами как-нибудь разберемся. Без лишней огласки.
— Изабелла, — объявил я, понимая, что больше мне задерживаться с ней нельзя. — Ты пока останешься здесь. На сколько, не знаю. Официально я тебя титула лишать не буду. Но на самом деле у тебя его больше нет. Замещать меня в случае необходимости будет теперь Совет. Во главе с Родриком. Ты в него войдешь, но без права голоса, номинально. Теперь ты только моя жена. И не более того.
Ожидаемо, даже тени возражений не последовало. Сломалась моя железная Изабелла. Подкосила ее неудача с попыткой править единолично. Да еще и сон этот. Ушла из нее эта ее страсть стать самой-самой. Екатерина Великая не получилась. Зато теперь у меня есть красивая и любящая жена без лишних амбиций.
А поручать ей разные задачи я потом буду. Вторым номером она хорошо себя проявляла. Достаточно известный феномен. Этакое «проклятье зама». Трудится он или она под чьим-то руководством, и так эффективно все получается, что все только удивляются, почему столь высококлассного специалиста главным не назначают. А потом это происходит. И кранты тому учреждению или компании, в которой он или она начинают единолично руководить. Не могут быть первыми номерами. Не умеют. Не дано им. Кстати, печально иногда подобные вещи заканчиваются. Увольнением, депрессией, обидой на всех и вся. У мужчин, бывает, что и алкоголизмом с последующим скатыванием по наклонной.
Ну, Изабелле такое не грозит. Только бы снов таких вещих больше ей не снилось.
Теперь мне осталось с остальными делами разобраться. Понять, что все-таки успела моя любимая наворотить в мое отсутствие. И постараться все исправить.
Глава 23
Дела имперские и семейные
Начать решать накопившиеся вопросы я планировал с семейных дел. Когда я ночью перед отъездом с Изабеллой приказал снять стражу с покоев Элениэль и Дианы, а Родрика освободить из-под домашнего ареста и срочно вызвать в замок, то мне показалось, что, к моему немалому удивлению, ни одна из жен на Изабеллу зла не держит. Но это было тогда. А что они сейчас скажут? Мне покой в семье нужен.
Но первой ко мне в рабочие покои, едва я там оказался, явилась Рагнхильда. Незаменимая просто у меня глава контрразведки. Уже второй раз доказывает, что она одна из немногих на кого я не только полагаться могу полностью, но кто и самостоятельные решения принимать может. И что очень важно — правильные.
Положила передо мной на стол два свитка. Оба с большими императорскими печатями. Один предназначался для герцогини Камиллы достерской, второй — для короля Гастона.
— Как они к тебе попали? — спрашиваю Рагнхильду.
— Перехватили гонцов, которых ваша супруга с этими посланиями отправила, — нисколько не смущаясь своему самоуправству, граничащему с преступлением (все-таки имперских гонцов захватить приказала), поясняет мне. — О их содержании я узнала от оставшихся в замке наших карликов, и поняла, что дойти до адресатов они не должны.
Развернул по очереди оба. Прочитал. Не выдержал, встал из-за стола и расцеловал девушку. Она, считай, империю мне сохранила. Если бы эти послания Изабеллы были доставлены, то можно считать, что одной, а то и двух важнейших частей империи мы бы уже лишились.
От герцогини Камиллы Изабелла требовала прибыть в Юмиле обязательно вместе со своим сыном, который еще и говорить не может, а только пеленки пачкает, для принесения присяги Руфусу и лично ей. Сама Камилла, может быть, и выполнила бы такой приказ, но вот ее отец граф Контрэ подобной глупости никогда бы не допустил. Отдать в руки захватившей власть в обход моих указов императрицы двух единственных законных правителей герцогства? Да еще зная о некоторых особенностях характера моей старшей жены? Нет. Проще объявить о своей независимости, восстановить статус королевства и надеяться, что удастся отбиться от возможного нападения. Тем более, что шансы на это были бы очень высоки. Кого бы Изабелла могла послать против Достера? Да, никого, по сути.
Не лучше было и послание, предназначавшееся для короля Турвальда Гастона. Так-то лично для него ничего угрожающего не было, но зато содержалось столько оскорбительных и презрительных выпадов против королевы Вержины, которую Гастон искренне и горячо любит и, подозреваю, не перестанет, даже если узнает о ее похождениях, что письмо можно считать лучшим поводом для ссоры.
— Было еще письмо к Сигрид, — сообщила покрасневшая от моих поцелуев Рагнхильда. — Но его перехватить не удалось. Мало у меня людей верных под рукой в тот момент оказалось.
Ну, это письмо у меня уже. Забрал его у Сигрид, чтобы случайно никому на глаза не попалось. Сам сожгу. Вместе с этими двумя.
Но и это еще оказались не все подвиги моей Рагны. Алаисса, дочка Алиры, двоюродная сестра Дианы, принявшая предложение Изабеллы примерить на себя корону Нового Драура, до этого самого Нового Драура не добралась. Из Юмиле выехала и пропала.
— Она сейчас в той башне, — сообщила мне котрразведчица. — В которой ваши с Элениэль личи обитают. Заперта в вашей спальне. Простите, но это было единственное пригодное помещение для ее содержания. Все-таки самого преступления она еще не совершила. Только задумала захватить власть в Новом Драуре.
И еще раз расцеловал девушку. Я и на большее сейчас был готов. Но в замке этого делать не стоит. Раз уж мы договорились с Рагнхильдой, что ни о нашей связи никто и никогда не узнает, ни о том, кто отец ее будущего ребенка, то надо сдерживаться.
И опять до Дианы с Элениэль добраться не удалось. Родрик пожаловал. Опасался, что трудно будет с женами, а похоже, что самым проблемным будет дядюшка. С ходу начал предлагать лишить Изабеллу короны и передать ее… Да хоть Диане, которая отличается спокойствием и рассудительностью, хоть Элениэль, которую народ любит, хоть обеим сразу.
