Страж Ордена 2 (СИ) - Семин Никита

— Я хочу, чтобы вы занялись этим. В одиночку. Без лишнего шума. Выясните, что там происходит. Есть ли там такие же «прорехи», как на вашем Урале. И доложите мне. Лично.

Я молчал, оценивая ситуацию. Та-ак, похоже, дела мои — точь-в-точь как в сказке: «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что»…

— И вы не даете мне никаких средств к исполнению поручения? — уточнил я.

— А они вам нужны? — усмехнулся он. — Вы же, как я погляжу, человек весьма… самодостаточный. Считайте это проверкой ваших реальных способностей. В полевых, так сказать, условиях.

Я понял. Он убирал меня с главной шахматной доски, отправляя на боковую, но при этом давая шанс доказать свою ценность не словами, а делом. Если справлюсь — получу доверие. Если провалюсь или погибну — что ж, одной проблемой меньше. Он бросал меня, как щенка, в воду, чтобы посмотреть, выплыву ли я. Без людей, без ресурсов, без официального статуса.

— Я вас понял, ваше высочество, — кивнул я. — Задание будет исполнено.

Я поклонился и, не удостоив Чарторыйского даже взглядом, вышел из кабинета. Унижение жгло, как клеймо. Но вместе с ним росла и холодная, злая решимость. Я докажу им. Я вырву у них это доверие зубами. А потом… потом мы вернемся к разговору об отце Иоанне. И смеяться буду уже я.

Когда тяжелая дубовая дверь за Молниевым закрылась, Николай Павлович еще долго стоял посреди своего кабинета, погруженный в мысли. Он прошелся к окну, глядя на мокрый, серый город. Приезд этого уральского самородка смешал ему все карты.

Он не верил в чудеса, но доверял фактам. А факты были упрямы. Методичка, которую он пролистал от корки до корки, была написана не фанатиком, а ученым. Демонстрация силы, о которой доложил Оболенский, была не фокусом, а проявлением реальной, пугающей мощи. Человек был опасен. И, возможно, бесценен.

Но его рассказы об отце Иоанне… Они тревожили Великого князя куда больше, чем любые монстры из леса. Не потому, что он им верил. А потому, что они вносили хаос.

— Вы тоже можете ступать, князь! — произнес он Чарторыйскому, и князь торопливо покинул кабинет.

Затем Николай Павлович повернулся к Шувалову.

— Итак, граф, — начал Николай без предисловий, — ваш протеже оказался еще более… занимательным, чем вы описывали. Он утверждает, что отец Иоанн — эмиссар враждебных сил.

— Такова его экспертная оценка, ваше высочество, — осторожно ответил Шувалов.

— Экспертная оценка… — Николай криво усмехнулся. — Я отправил его провести другую экспертизу. На Выборгскую сторону. Посмотрим, как он справится без своих лесов и башен. А мы тем временем займемся настоящим делом.

Он сел за стол, его лицо стало жестким и сосредоточенным.

— Первое, — он загнул палец, — вы немедленно, по своим каналам, внедряете лучших ваших людей в ближайшее окружение отца Иоанна. Мне нужны не слухи, но факты. Кто его финансирует, с кем он встречается, о чем говорит, когда думает, что его никто не слышит. Я хочу знать о нем все.

Шувалов молча кивнул.

— Второе, — продолжил Великий князь, — установить такое же тайное, но неотступное наблюдение за инженером Молниевым. Я хочу знать о каждом его шаге. О каждом его слове. С кем встречается, куда ходит, что ест на ужин. Он не должен об этом догадываться. Ни в коем случае.

— Будет исполнено, ваше высочество.

— Ступайте, граф.

Дверь за Шуваловым закрылась, и Николай остался один в сгущающихся сумерках в одиночестве. Он еще некоторое время стоял неподвижно, глядя на темнеющее окно, затем резко дернул шнурок звонка.

Вошедший статс-секретарь, Густав Адлерберг, дисциплинированно замер у порога.

— Шифровальную книгу, — коротко бросил Великий князь, садясь за стол. — И готовьтесь писать. Депеша особой важности. Лично Государю Императору, в Вену. Ведь он еще там, на конгрессе Священного Союза?

— Так точно, Ваше Высочество!

Секретарь бесшумно принес тяжелый, окованный медью том с шифрами и сел за приставной столик, приготовив перо и бумагу.

— Готов, Ваше Императорское Высочество.

Николай начал диктовать, мерно шагая по кабинету.

— «Всемилостивейший Государь и любезнейший брат, — начал он официальным, но в то же время теплым тоном. — Считаю своим долгом донести до Вашего Императорского Величества сведения о явлении, которое, по моему глубочайшему убеждению, может иметь самые серьезные последствия для стабильности Империи».

Он сделал паузу, давая секретарю записать.

— Дальше. ' Речь идет о появлении на территории государства людей, обладающих силами, далеко превосходящими все, чем могли похвастаться ранее обнаруженные у нас «одаренные». Явление это, по донесениям, наблюдается и в Европе, но в России оно обрело два выраженных и противостоящих друг другу полюса'.

Скрипело перо. Николай остановился у камина, глядя на багровеющие в нем угли.

— «Первый полюс — странствующий проповедник Иоанн из Костромы, чья деятельность, прикрытая чудесами и исцелениями, стремительно обретает черты опасного раскола, отвращая народ от официальной Церкви. Второй — прибывший с Урала инженер Молниев, человек с глубокими познаниями в природе этих сил, но с темным прошлым и методами, вызывающими страх».

— «Вызывающими страх», точка, — тихо повторил секретарь.

— Так. Теперь суть. «Оба, по моему мнению, представляют угрозу, но разного порядка. Один — угрозу духовную, подрывая устои веры. Другой — угрозу физическую, владея силой, способной к невиданным разрушениям. Есть основания полагать, что они являются антагонистами».

Он снова прошелся по кабинету.

— В заключение. «Посему, испрашиваю Вашего высочайшего соизволения на дачу указания Святейшему Синоду о начале негласного расследования деятельности отца Иоанна на предмет ереси и смутьянства. Со своей стороны, учрежденный по Вашему указу Комитет готов предоставить Синоду своих экспертов для содействия. Что же до инженера Молниева — им я намерен заняться лично».

— Все, Ваше Императорское Высочество?

— Все, — кивнул Николай. — Зашифровать и отправить немедленно с фельдъегерем. И, Адлерберг…

— Слушаю.

— Содержание этой депеши, — Великий князь посмотрел на секретаря в упор, и взгляд его был холоден, как невский лед, — не должно покинуть стен этого кабинета. Ни в каком виде. Вы меня поняли?

— Как приказ о молчании на исповеди, Ваше Императорское Высочество, — тотчас с глубоким почтением в голосе ответил статс-секретарь.

Закончив, он запечатал письмо и отложил его в сторону.

Он встал и снова подошел к окну. В городе зажигались огни. Он смотрел на них, и в его голове складывалась окончательная, безжалостная стратегия.

«Что, если этот инженер прав? — думал он, и от этой мысли по спине пробегал холодок. — Что, если за этим святошей действительно стоят разумные, враждебные силы, стремящиеся поглотить нас? Это война. Невидимая, но от того не менее страшная».

Он сделал паузу, его пальцы сжались в кулак.

«Но… что, если он сам — такой же посланник? Эмиссар от других хозяев, которые просто хотят занять место первых? И его ненависть к Иоанну — это не борьба добра со злом, а просто конкуренция двух хищников за одно стадо? Война богов, которая будет вестись на нашей земле, нашими людьми?»

Эта мысль была невыносимой.

«Нет. Этого я не допущу, — решил он с ледяной ясностью. — Я не буду выбирать сторону в их войне. Я использую их обоих. Пусть инженер ищет уязвимости пророка. Пусть церковники и мои шпионы ищут ересь и предательство в инженере. Я столкну их лбами, если понадобится. Я выжму из них все, что они знают и умеют. Но хозяином в этом доме, в этой Империи, останется Российская Корона. И только она».

Он принял решение. Игра началась. И он, Великий князь Николай Павлович, только что сделал в ней первый и важный ход.

Глава 8

Мартовский вечер опустился на Петербург серой, промозглой пеленой. Я стоял у окна своего гостиничного номера, глядя на огни, зажигающиеся вдоль Невского. Там, внизу, кипела жизнь — грохотали экипажи, смеялись дамы, сверкали эполеты гвардейцев. А мне вот предстояло погрузиться, можно сказать, на самое петербургское дно. Мое задание лежало за пределами этого блеска, там, где заканчивались гранитные набережные и начинались грязь, угольный дым и нищета. Выборгская сторона.