— Вот откроется клуб в Клюевке, начнет работать — и будет этому журналюге о чем писать! И кумушки местные будут судачить о том, как у нас интересно! — предложила я. — Может, и новых жителей привлечем. Так что он нам еще потом спасибо скажет! Наша главная задача — не просто открыть клуб в Клюевке, а сделать его образцово-показательным. И мы сделаем! К нам еще из самой Москвы за советами по культмассовой работе ездить будут!
— Для детей клуб будет? — оживился председатель. — А что? Я — только за. Вот за что Вы мне нравитесь, Дарья Ивановна — за то, что Вы никогда не унываете!
— Почему только для детей? И для взрослых тоже. Организуем кружки разные: по пению, по вязанию, по столярному делу, например… Да кучу всего можно придумать! Климент Кузьмич вон ребятишек табуретки хотя бы строгать научит. А физик наш — большой любитель радиодела, будет с ними приемники собирать. Плохо разве? И односельчан привлечь можно!
— Ух ты! — восхитился Аркадий Павлович. — Односельчан? Ну-ка, ну-ка, рассказывайте, затейница Вы наша. Очень Вы меня заинтересовали.
— Смотрите! — я достала из сумки и положила перед ним листочек, на котором мы с Катериной Михайловной общими усилиями набросали примерный список кружков.
— Ого! — удивился председатель, беря бумагу и отодвигая ее от глаз на расстояние вытянутой руки. — Вы, Дарья Ивановна, не подумайте, у меня глаза хорошо видят, просто руки короткие…
— Можно хор создать, — предложила я, в очередной раз восхитившись чувством юмора нашего председателя. — И детский, и взрослый… Мужчинам, наверное, это вряд ли будет интересно, а вот женщинам — почему бы и нет? А Евдокия Никитична, которая музыку у нас преподает, могла бы хором руководить.
— Почему мужикам-то неинтересно? У нас поющих — пруд-пруди. Правда, репертуар бы им сменить не помешало… А Г. К. — это кто? — уточнил Аркадий Павлович. Настроение его явно улучшилось: глаза заблестели, да и на щеках появился румянец.
— Григорий Карлович, который у нас физику и химию преподает, — пояснила я. — Он будто с паяльником родился, все на свете и собрать, и починить может. Местные кумушки к нему со своими утюгами и приемниками выстроились.
— Хорошее дело, — хохотнул председатель. — Так, глядишь, и женится на какой-нибудь владелице неработающего приемника… Будет у нас еще одна крепкая ячейка общества. Вот Климент Кузьмич с Катериной Михайловной, например — отличная пара, смотрю на них и не налюбоваться не могу. А Л. Е. — это, я так понимаю, ботаник Ваш, Лев Ефимович?
— Историк…
— Ну да, я это и имел в виду, — усмехнулся Аркадий Павлович. — Просто выглядит, как ботаник: худенький, в очках, под мышкой книжка постоянно. Шучу я так. Не обижайтесь на старика, Дарья Ивановна. А он что вести будет? Кружок макраме?
— Ну почему сразу макраме? — не дала я коллегу в обиду. — Лев Ефимович — прекрасный историк. Я справки навела — он институт с красным дипломом окончил. Мы его можем нашим географом свести.
— Макарычем, что ли? А что, отличный мужик! Мы с ним на рыбалку все время вместе ходим. Может, и правда ему шефство над молодым взять?
— Вот именно! — выпалила я, обрадовавшись, что председатель уловил ход моих мыслей. — Точно так! Вы же давно хотели в краеведческом музее райцентра поставить стенд с материалами по истории нашего села? Вот и создадим краеведческий кружок! Пусть Григорий Макарович со Львом Ефимовичем и займут ребят и взрослых. Авось чего путное и выйдет.
— Ну Вы прямо генератор идей, Дарья Ивановна! — снова восхитился председатель. — А я, признаться, и сам давно думал: чем бы народ занять? Он же от скуки с ума сходит, вот и лезет ему в голову дурь всякая. А тут и ребятишки, и взрослые при деле будут, и скучать станет некогда.
— И то правда! — согласилась я. — А то, что Лев Ефимович детей еще боится — так ерунда, дело наживное, уверенность придет с опытом. — И для пущей убедительности я добавила абсолютную правду: — Я вот, Аркадий Павлович, на свой первый в жизни урок тоже боялась идти. Меня Катерина Михайловна насильно в класс запихнула. Ну а если Вы так хотите, чтобы кружок макраме был — так мы Катерину Михайловну попросим, она прекрасно умеет вязать. Зуб даю, она наших девочек и женщин так плести научит, что их работы в Москву на выставках с руками будут отрывать!
— Решено! — хлопнул по столу председатель и тяжело поднялся. — Клубу быть! Добро я Вам, Дарья Ивановна, даю! А вот помещение… Ну, ребятишки могут и в школе вечерами заниматься, да?
— Конечно! — подтвердила я.
— А вот взрослые… А взрослые могут в библиотеке! И правда, почему нет? Туда все равно полтора землекопа, как говорится, ходят. Читальный зал пустует. Вы только знаете что, Дарья Ивановна? Сходите-ка, покалякайте с тамошним библиотекарем, Степанычем. Надо хоть объявление накалякать, что клуб у нас будет, поярче, и повесить. Чем раньше люди узнают, тем лучше.
* * *
В окнах деревенской библиотеки горел тусклый свет. Народу рядом не было вовсе.
— «Неудивительно», — подумала я, — «Вилами колоть друг дружку, видимо, интереснее, чем книжки читать».
Постучав для приличия в тяжелую деревянную дверь, я отворила ее и вошла внутрь. В большом помещении, казалось, никого не было. Стоял только запах старых книг, и горела лампочка Ильича под потолком.
— Здравствуйте! — прошелестел знакомый голос.
Глава 16
Я обернулась. Да, это был он — милейший старичок по имени Андрей Степанович — тот самый, который когда-то стал моим добрым проводником в мир старого доброго Советского Союза. Это Андрей Степанович оказался на моем пути, когда я после ссоры с бывшим возлюбленным — Толиком — и соседкой тетей Машей решила пойти прогуляться, чтобы выпустить пар, да так хорошо «прогулялась», что очутилась в Москве пятидесятых. Любезный пожилой мужчина отвел меня в сторону, чтобы меня ненароком не толкнули случайные прохожие, и поведал, что нахожусь я аж в 1956 году.
Поначалу я подумала, что Андрей Степанович меня разыгрывает или, как принято сейчас говорить, «троллит»… Я, конечно, всегда верила, что существуют вещи, которые трудно объяснить, но в то, что люди способны шагнуть хотя бы на минуту назад в своей жизни, мне не верилось абсолютно. А я шагнула — ни много ни мало — почти на целых семь десятилетий назад, в 1956 год!
Однако меня никто не разыгрывал. В подтверждение своих слов старичок показал мне пухлый календарик, и я окончательно убедилась, что не сплю, не пьяная и не сошла с ума… Я действительно находилась в послевоенной Москве. А еще в зеркале, которое любезно одолжил мне Андрей Степанович, я увидела себя восемнадцатилетнюю: худенькую, стройную, со свежей юной кожей… Как поется в известной песне, «это было недавно, это было давно»…
Пока словоохотливый и обходительный старичок рассказывал мне свою обширную биографию, я лихорадочно размышляла, что же мне делать… И, на мое счастье, меня тут же окликнули две милые девушки, признавшие во мне свою подругу и соседку по общежитию Дашу Кислицыну, которая трудилась вместе с ними штамповщицей на заводе… Решив не спорить с предложенной мне ролью, я охотно отправилась с новоиспеченными подружками на прогулку по Москве… Так и началось мое первое путешествие в СССР.
Во второе путешествие меня тоже «отправил», может быть намеренно, а может, ненароком, но все тот же милейший старичок Андрей Степанович. В этот раз он встретился мне, когда я, наслаждаясь законным выходным днем, поехала погулять в центр, купила пирожное и кофе в любимой пекарне и присела позагорать под солнышком на лавочке в Екатерининском саду… Помню, тогда я еще пролила себе кофе на новенький бежевый плащ…
А всего через пару минут я уже примеряла на себя роль школьной учительницы Дарьи Ивановны и помогала донести нелегкую сумку с тетрадями своей новоиспеченной коллеге Катерине Михайловне… Тогда мне пришлось волей-неволей постигать особенности психики подростков и пытаться сделать из обособленных друг от друга восьмиклассников сплоченный коллектив… А еще я оказалась втянута в детективное расследование…
