Когда появились эти люди и победили его, привычный уклад жизни изменился. Свободы стало меньше. Помимо зова теперь есть граница, за которую нельзя выходить. Ее не видно, но если удалиться от логова хозяев слишком далеко, на миг в воздухе перед носом вспыхнет яркий свет, пугая и ослепляя. Если проигнорировать, то знакомая колючая боль пройдет по телу, свалив на землю.
Другим, пожалуй самым существенным, изменением стало то, что колдовская сила покинула волка. Точнее, она просыпалась только тогда, когда зверь являлся на зов, и старый человек провоцировал на ее применение. В лесу же она начисто исчезала. То, что пропали некоторые способности, конечно, мешало. Но был и плюс: хищник теперь сам по себе. Ничто не заставляло его делать непонятные вещи. Можно просто жить, а не бегать по окрестностям, собирая диких соплеменников и сгоняя их к людским землям.
А еще на шее появилось странное украшение. Нет, не ошейник. Просто к груди прилепился странный камень, который никакими силами не оторвать. Впрочем, жить он не мешал.
Досадливо клацнув челюстями, Снежок огромными прыжками помчался на зов хозяев.
Ворота в человеческое логово были закрыты, но огромного волка это не остановило: навалившись передними лапами на створку, он без особого труда приоткрыл ее и просочился в образовавшийся проход.
Во дворе его уже встречал человеческий щенок. Надо сказать, весьма аппетитный. К сожалению, съесть его было нельзя, как и старика. Сказать по правде, волк деда побаивался, потому что прекрасно уяснил, за кем тут сила.
Мальчик, как и любой волчонок, не прочь был поиграть. Хищник относился к этому снисходительно. Тем более что за это можно получить еду. Немного – курица или баранья нога, но хоть что-то.
А еще маленький человек умел разговаривать и даже пытался приказывать – точь-в-точь как сам волк это делал с серыми собратьями. Правда, эти приказы были глупые и бессмысленные, поэтому Снежок время от времени артачился: иногда это даже удавалось, но чаще все же юный хозяин преодолевал сопротивление и заставлял делать по-своему.
Старик тоже частенько выходил во двор, но никогда не пытался поучаствовать в глупых играх – просто садился в тенечке и внимательно смотрел оттуда, излучая вокруг себя волны силы.
Глава 2
Оболиус. Подмастерье
Пока что Оболиусу нравились изменения в его жизни. Самое главное, пожалуй, это кормежка. Теперь подросток заведовал закупкой продовольствия, старик учетом такой мелочи, как четвертина или даже половина медной монеты в день, не занимался, и появилась возможность лопать от пуза, причем самостоятельно выбирать что.
Изначально планировалось, что парень будет ездить в деревню каждый день. По факту же получилось так, что он вечером отправлялся в деревню, ночевал там, а ближе к полудню возвращался с припасами обратно. Конечно, занятия с учителем свелись к минимуму, но он и раньше не сидел наседкой с юным олитонцем, а предпочитал давать каверзные задания, которые требовалось выполнить самостоятельно. Так что тут было то же самое: покажет что-нибудь по-быстрому один раз, а дальше давай сам. Не справишься – значит, ночь спать не будешь, искусник не ленился вешать плетения-понукалочки на своего ученика. Если бы они оставляли рубцы на ауре, на ней бы уже не было живого места. Впрочем, парень не жаловался. Все его учителя в Олитоне не чурались вбивать премудрость через наказание. И, сказать по правде, вряд ли что другое так же мотивировало бы к занятиям. Нет, конечно, изучать Искусство очень увлекательно, и Оболиусу реально хотелось учиться, но часто на улице было что-то важное, интересное, и задания старика рисковали оказаться в конце списка приоритетов. А так они не позволяли забыть о себе.
И, сказать по правде, «интересное» на улице зачастую только выглядело таковым. Скажем, играют ребята в палки. Выбежишь к ним, но не то, не то… Они, конечно, не прогонят, но чувствуется, как былой азарт улетучивается. Робеют деревенские мальчишки в его обществе.
Это, конечно, неплохо. Авторитет, как у взрослого! Но с ними скучно. Посмотришь со стороны – «ух!», а начнешь играть – «фу». Обидно.
Однако некоторые развлечения шли на ура. Оболиус всегда был мастер пошалить, а уж с Искусством за пазухой это вышло на совершенно новый уровень. И тут мальчишки бежали к нему гурьбой, забыв все прочие обиды. Одного сегодня старшая сестра за ухо оттаскала? Значит, крыса ей с притолоки на голову свалится. У другого старший брат ватрушку отобрал? Так пусть теперь попробует свою прилипшую ложку со стола взять, когда вся семья вокруг котла сидит и хлебает щи.
Но лучше всего у Оболиуса получалось с насекомыми. Когда надо прилетит оса и кого надо ужалит. А может прилететь сразу десяток и будет кружиться вокруг бедолаги, доводя до белого каления. Или муравьи ночью в постель заползут. Или клопы-вонючки незаметно заберутся в обувь и в портки.
Да что там! Сейчас парень сумел бы уберечься даже от той орды комаров, которая не давала жизни во время путешествия по Сон-реке.
Впрочем, ученик искусника не наглел, памятуя о словах учителя. И опыт прошлой жизни подсказывал, что лучше не злоупотреблять и не афишировать свое участие. В мечтах рисовался образ доброй ведьмы, которая наказывает провинившихся, а те, кого наказали, понимают, что не просто так, но знают, что за дело, и искренне раскаиваются.
Старосте доставалось отдельно. Конечно же за дело. Оболиус видел, как чернела его аура, когда он оказывался рядом. Причем разговаривать этот мужик мог приветливо и улыбался по-доброму. Все время подходил и спрашивал, как живется на новом месте, как здоровье у господина Толлеуса. Только ученика искусника теперь так просто не обманешь: прекрасно видно, что гадкий человек и зла желает. Все бы ничего, можно было бы игнорировать этого назойливого мужика, но староста все время норовил то за руку взять, то по плечу потрепать. А после этого на коже оставалось черное липкое пятно. То есть не на коже, а на ауре, и пятно это тоже аурное, водой не смоешь, и увидеть может только тот, кто умеет.
Олитонцу приходилось корректировать свою ауру в таких местах, чтобы очиститься. Вроде и плохого ничего нет, и на следующий день чернота сама исчезает, но как-то гадко с таким ходить – как в грязи вывалялся.
В общем, староста «пачкал» ауру парня, а тот в ответ в прямом смысле слова пачкал штаны самому старосте. Это, конечно, не проклятие, которое работает стабильно и совершенно автономно, но дистанционно вызывать у жертвы одномоментное расслабление сфинктера у юного искусника иногда получалось. По крайней мере один раз, а в другой вредный мужик умчался со всех ног, оборвав речь на полуслове.
Увы, шалить доводилось редко. Все время съедала учеба и целительская практика – деревенские так и тянулись. Даже уже из соседних селений несколько человек приезжало – пронюхали. Особенно когда Оболиус придумал, как заговаривать зубы от боли. Сам придумал, по-чародейски. Может, ведьмы это делают по-другому, так что «заговаривать» – это неправильное слово: парень ничего не шептал. Просто заметил, какое влияние на ауру оказывают плетения старика, снимающие боль, и сообразил, как оказать такое же воздействие напрямую собственной аурой. Воздействие, правда, не такое сильное получалось, зато легче делать. Даже не так: плетение он еще не мог сформировать и толком привязать к ауре, получалось так себе, а сразу откорректировать ауру – мог.
К Маряше Оболиус тоже перестал ходить. Нравится она, слов нет. Первая красавица. Но опять-таки аура выдает ее отношение. Вроде и раньше ауры прекрасно видел, но только когда стал регулярно в них копаться, научился замечать некоторые детали и кое-что понимать. У деревенских ауры маленькие и простые. Может, не все ясно с первого взгляда, но большей частью. Пожалуй, олитонец счел бы себя великим знатоком аур, если бы не было Толлеуса и если бы он никогда не видел чародеев – там он вообще терялся.
По крайней мере на текущий день Оболиус мог распознать эмоции достаточно легко. И нет у Маряши золотого свечения, которое если не любовь, то хотя бы симпатия, а эта ее мелкая зыбь – самый натуральный страх. А раз так, то и удовольствия от общения с ней никакого.
