— Отец, ты, наверное, заметил, что последнее время я сам не свой…
— Да уж сложно не заметить, — поддержал сына император, — я уж, грешным делом, подумал, что ты влюбился.
— Нет, — покачал головой принц Андрей, и взгляд его невольно упал на рисунок принцессы Софьи на столе отца. — Сейчас наступил такой момент, когда ты либо доверишься мне, либо мы упустим такую возможность для империи, которой не было и не будет ещё долго.
— Андрей, не пугай меня, — нахмурился император, — тебя как будто сектанты обработали. Ты же у нас образец здравомыслия, что за фатализм?
— Пап, — Андрей и вовсе по-домашнему обратился к отцу, — поклянись не делать поспешных выводов и не рубить сплеча, и я исполню одну из твоих самых заветных мечт!
— Андрей… — Пётр Алексеевич не понимал, что происходит.
— Пап, клянусь Кречетом, всё, что я сделаю и покажу тебе после, будет безопасно для тебя и для империи!
Над плечом сына появился знак искренности клятвы, но Пётр Алексеевич всё ещё не решался соглашаться на туманное во всех смыслах предложение сына.
— Пап, соглашайся… Если не ради меня, то ради неё… — Андрей показал на картину его давным-давно пропавшей без вести тётки Софьи. Это был удар ниже пояса. Именно сейчас, когда всё рассыпалось пеплом в руках…
Император уже вдохнул, чтобы засыпать сына вопросами, когда тот сказал всего два слова:
— Она скучает… — и приложил указательный палец к губам, призывая молчать.
Больше ста лет безрезультатных поисков… Неужели нашёл? Пётр Алексеевич решил рискнуть. В конце концов, от него просили лишь не делать поспешных выводов.
— Клянусь!
Купол тишины опал, и сын тайными ходами повёл императора в свои покои, где их уже дожидался лысый мужчина экзотической наружности с вертикальными зрачками. Он расхаживал по покоям, то и дело сверяясь с часами. Ноздри его раздувались, а когти на пальцах рук заострились и удлинились.
— Наконец-то! — рыкнул он. — Опаздываем! Он меня и так за это по головке не погладит! Готовы?
— Да! — за двоих ответил сын, и в его покоях открылся самый настоящий портал по мановению руки незнакомца. Хотя незнакомцем его тоже нельзя было назвать. Если император не ошибался, то уже видел этого колоритного мужчину в свите графа Комарина, и это вызывало ещё больше вопросов. Однако же поклявшись не задавать лишних вопросов, император стойко решил держать слово.
Стоило им перешагнуть границу портала, как они оказались посреди пустыни, почти уткнувшись носом в монструозно-монументальное сооружение, на подобие римского Колизея. Этот аналог выполнен был из песчаника и имел высоту в пять-шесть этажей. Верхушку сооружения украшали статуи всевозможных змееподобных тварей. Внутри бесновалась толпа, гремели барабаны, ревели тысячи глоток. Вокруг всё пестрело от двухцветных солнц на плащах и флагах.
— Твою мать, опаздываем! — выругался незнакомец и, схватив императора с сыном за руки чуть ли не на буксире потащил за собой сквозь толпу, оглашая свой путь громогласным животным рёвом.
Люди, заслышав его, непроизвольно приседали и расступались, освобождая дорогу. Довольно быстро они смогли пробраться на полупустой сектор амфитеатра, где император уже смог рассмотреть много знакомых лиц.
Надо же, княгиня Виноградова с женихом Искандером Кёпеклери, баронесса Комарина, Светлана Подорожникова… Больше рассмотреть Пётр Алексеевич не смог. В глазах начало двоиться. На плечи навалилась тяжесть. Каждый вдох давался с неимоверным трудом.
— Андрей, — прохрипел он сыну, — ты обещал… безопасно… тётка… Софья, где?
— Вон! — сын указал рукой в центр амфитеатра на вершину пирамиды, куда сейчас поднималась процессия из рыцарей во главе с мужчиной. А на вершине их встречала она… Его сестра. Будто и не было этих лет. Такая же молодая, сосредоточенная и серьёзная. Всё также шевелит губами, повторяя за кем-то речь…
У императора невольно покатилась одинокая слеза по щеке. Жива. Через столько лет жива и здорова.
Он уже не видел никого, глаза туманило, но Пётр Алексеевич всё же собрал волю в кулак и всмотрелся в мужчину, преклонившего колено посреди пирамиды. На его фигуру упал рассветный луч, осветив серебро висков и молодое лицо с безумно старыми и уставшими от жизни глазами.
Кто-то из церемониймейстеров говорил что-то о возрождении империи Сашари и некоем собирателе народов магистре Трайордане. Он приглашал магистра к правлению от имени всех осколков древней империи во имя мира и процветания.
«Боги, да что это за империя такая? У нас таких даже в истории не было. Может, Африка какая?» — император из последних сил пытался удержать себя на грани обморока.
Его не просто шатало и мутило, сознание уже практически покинуло его, когда Пётр Алексеевич всё же спросил:
— Комарин? Новым императором станет Комарин?
* * *
— Новым императором станет Комарин?
— А ты себя хотел предложить? — откуда-то со стороны веселился Комаро наблюдая реакцию Петра Алексеевича Кречета. — Жирно не будет⁈Даже не знаю, кто быстрее среагировал: Света с усыплением императора или Тильда с чётким ударом щупальца в челюсть, но Пётр Алексеевич рухнул как подкошенный. У меня же возник вполне резонный вопрос:
«Какого хера он здесь делает?»
Адресовался он двум лицам: деду и принцу Андрею, ибо только эти два опоздуна отсутствовали на начале церемонии, к тому же порталы открывать сюда могли только мы с Райо.
«Это я виноват, — сразу же признался принц. — Хотел, как лучше. Чтоб отец тебя в другом статусе воспринимать начал и вопрос с землями родовыми решить, а оно вон как вышло…»
«Охренеть, какой ты инициативный! Такие вещи обсуждаются, а не устраиваются в одностороннем порядке!»
У меня в голове крутилось гораздо больше разных слов, но все они были из разряда русского матерного и никак не подходили к возвышенным речам Серва, вещающего о долге, чести и бремени власти.
«А ты себя как дал уговорить?» — выговаривал я уже Райо.
«Он сказал, что это важный шаг к получению автономии твоим землям в Хмарево. Для эргов же стараемся».
«Благими намерениями, сука! Вашими благими намерениями я получил ещё больше проблем там, где они даже не предвещались!»
А ко мне уже поднималась процессия орденцев. Паладины несли какие-то палки на алых подушках, подавали их Серву в знак признания меня своим господином, а Серв собирал…посох?
«Софья, что это⁈»
«Твои императорские регалии. Посох выковали кузнецы легионов, он состоит из дюжины частей, символизируя единство дюжины провинций, передаваемых в твои руки!»
Всё это озвучивал Серв, соединяя части в единое творение. Когда же посох восстал во всю величину, его возложили к моим ногам.
— Он стоял на острие атаки орденов Рассвета и Заката, спасая наш мир, ведя за собой воинов и побеждая даже в самых безнадёжных битвах… — вещал Серв, — ведь он плоть от плоти и кровь от крови ордена. Он — сын Ирликийского Ангела!
Легионы взревели, приветствуя меня.
Паладины отошли в сторону, и ко мне потянулась процессия племенных братьев с Тайпаной во главе. Эти несли на лоскутах тончайших газовых тканей отливающие золотым блеском фрагменты некой конструкции.
«А это…» — я сам оборвал себя, когда понял, составными частями чего были эти фрагменты. Щит.
— Он стал щитом Великой пустыни. Он завершил вторжение, из-за которого в древности пала великая империя Сашари. Он — наш защитник, он плоть от плоти пустыни и кровь от её крови, ведь его мать ведёт свой род от народа песка.
По ступеням пирамиды степенно поднималась копия Райаны в традиционных одеждах пустнынников. Её алые волосы трепали порывы ветра, а лицо скрывала вуаль, оставляя в видимости лишь глаза. Она склонилась передо мной, встав на одно колено и поцеловала в лоб, а затем поднялась и, вскинув руку к небу, издала приветственный клич народа песка:
— А-ял-ла!!!
Племена подхватили её клич, затапливая им каждый уголок амфитеатра.
Пустынники расстарались, фрагментов было гораздо больше, чем племён, но щит собирался, на удивление, легко и гармонично. Они будто ночами с закрытыми глазами тренировались собирать из него пасьянс.
