По ногам потянуло холодком.
Ощутимо так.
Ульяна ногу о ногу потёрла, пытаясь сосредоточиться.
— Сделайте чаю! — сказала она, но в ответ — тишина.
— А, ба сказала, что ты должна научиться с ними ладить. И нужно быть смелее. Ощутить себя хозяйкой в доме.
Хозяйкой?
А Ульяна когда-нибудь была в нём хозяйкой? Сперва дом принадлежал матушке, потом… потом снова ей. Но дальше-то? Ульяна ведь жила в нём. Она… она всё равно чувствовала себя здесь чужой.
И теперь чувствует.
Дом наполнился людьми, и каждый здесь ведёт себя так, будто это его дом. А Ульяна… да что с ней не так-то?
— Уль? Да ладно, не мучайся, — Данила прямо наклонился. — Хочешь, я тебе чаю сделаю. Завтрак я пока готовить не научился, но заварку кипятком залью.
— Нет, — она покачала головой. — Дань, дело не в чае.
Наверное, это можно было объяснить. Или нельзя? Ульяне же и раньше говорили, что ей не хватает уверенности в своих силах. Всё вот есть, а уверенности нет.
Поэтому дело не в чае, не в доме и не в домовых.
В жизни.
Вдох.
Наверное, она выглядит донельзя глупо, такая взъерошенная и насупленная. Но… выдох. И сердце стучит, будто Ульяна собирается сделать что-то плохое… а она не собирается.
Она…
Сила ожила.
И проклятье. Зашевелилось, заворочалось, нашептывая, что способно уничтожить непокорных. Что одной её уверенности будет мало. Дело всегда в страхе. Если Ульяну будут бояться, то и слушаться станут.
А тут…
Нервно зазвенели ложки. И кружки… и она теперь видела две тени, застывшие у стены. И поняла, что может их стереть. Даже не вставая с места. Просто усилием воли и желанием. Но…
— Чаю, — сказала Ульяна, затыкая голос проклятья. — Будьте добры, сделайте нам чаю. И к нему чего-нибудь.
Голос прозвучал тихо, но, наверное, как-то иначе. А может, домовые услышали не голос, но силу Ульяны. И её проклятье. И это выматывающее желание убить кого-нибудь.
Не её желание.
Чужое.
Главное, что на столе во мгновенья ока возник самовар, который тотчас запыхтел, выдыхая клубы пара. И поплыли по воздуху кружки.
Ложки.
Сахарница встала на разрисованное серебром блюдо. Невидимая рука метнула плошки с вареньями.
— Спасибо, — Ульяна выдохнула. И уловила ответный ветерок силы… радостной?
То есть, они… рады?
Ничего не понятно.
— Ух ты, — вот Данила повернулся. — Никак не могу к этому привыкнуть. Как в сказке прямо! Скатерть самобранка… Уль, надо решить, что делать дальше.
— Разбираться, — Ульяна вытащила огромный бублик в маковой посыпке. Он одуряюще пах сдобой и был каким-то особо мягким и уютным, аккурат для летнего утра. — С кредитами. С матушкой. С источником.
— Ты стала иной.
— Хуже?
— Нет. Просто… что касается кредитов, то с Васькой мы этот вопрос обсуждали. Он говорит, что бумаги составлены довольно хитро, однако в целом есть шансы оспорить. Судебные разбирательства при желании можно затянуть.
— Но в итоге я проиграю?
— Скорее всего. Доказать, что ты не брала эти деньги, будет сложно.
Ульяна кивнула. Логично. Если её внешность, её подпись, то ни один нормальный суд не поверит, что это не Ульяна.
И что остаётся?
Платить?
И надеяться, что никакие новые бумаги не всплывут?
Или подавать на банкротство? Дохода у неё нет. Дом — единственное жильё. Конечно, последствия будут, но не сказать, чтобы такие уж тяжёлые. Обидно, конечно, до слёз. Но на одной обиде далеко не уедешь. Да и тогда все долги, сколько бы их ни было, спишутся.
— Уль, Василий говорит, что если критично, то в принципе суммы подъемные…
— Нет, — Ульяна покачала головой. — Я не хочу быть должна Василию.
— Он, как мне показалось, не из соображений выгоды. А просто из личной симпатии. Дружеской, — уточнил Данила, наполняя чашку кипятком. И Ульяне её подвинул.
— Тем более. Я подам на банкротство…
— Я и об этом думал.
— И?
— Есть у отца знакомые, которые занимаются подобными делами. Так что выход реальный. Хотя и долгий… но тут… тоже есть сложность.
Куда в Ульяниной жизни без сложностей.
Ульяна ощутила покалывание в стопе и опустила взгляд. Домовой? Домовая? Или женщина-домовой? Как обращаться, чтобы не обидеть? И что она хочет? Хотя… если прислушаться, то желание вполне улавливается.
Бельё заменить?
Постирать? И разрешение нужно? Ещё помыть окна и пол поправить, потому что скрипят половицы, а это непорядок…
— Делайте, — сказала Ульяна с прежней спокойной уверенностью. И снова услышала эхо чужой благодарности.
— Понимаешь, то, что тебе юридически долги спишут, ещё не значит, что спишут в реальности, — Данила сцепил руки, и из-под пальцев его вырывались огненные язычки. — Извини. Меня бесит сама мысль, что кто-то может тебя обидеть.
— Я вроде бы не такая уж беззащитная.
— Уль, это ведь не просто… один раз повезло. Другой. А в третий — поймают, когда ты к этому готова не будешь. Да и… знаешь, у меня такое чувство, что пока всё это скорее игры были. Не всерьёз. Скорее так, проба тебя на прочность.
— И что делать?
— Как вариант — ударить первыми. Игорёк пробил. Все четыре конторы, которые кредит выдали, принадлежат по сути одному человеку. Да, через пятые руки, но не так сильно он свою принадлежность скрывал, чтобы вовсе не найти.
— И?
— И есть место, которое вроде как головной офис. Вся материальная документация хранится там. Как и записи, и прочее…
— Ты предлагаешь…
— Наведаться в гости.
— Мелецкий, это незаконно!
— Да как сказать. Судя по тому, что Игорёк нашёл, законность — это не про них. Тем более что по сути ведь документы — подделка. И записи. И… если исчезнет и то, и другое, то предъявить тебе будет нечего. Юридически.
— Юридически. Ты сам только что распинался, что реальность — это другое.
— Другое. Но видишь ли… возможно, что там хранятся не только бумаги. Точнее не только то, что хоть как-то законно, но и… Василий тут здравую мысль двинул, что чем более незаконен бизнес, тем строже он ведет свою бухгалтерию. Поэтому мы не будем вламываться с песнями и плясками.
— Уже радость.
И радует, что дядя Женя не в курсе, иначе точно были бы и песни, и пляски, и клоуны.
— А тихо-спокойно проникнем в хранилище и проведём, так сказать, небольшой внутренний аудит. Я почти уверен, что там найдётся много чего, что при передаче в нужные руки несколько займёт твоих кредиторов. В общем, им станет не до тебя…
План был до отвращения странным, но при этом Ульяне нравился.
— В конце концов, почему бы не попробовать? — предложил Данила, хитро улыбаясь. — А объявить себя банкротом ты всегда сможешь…
— Я… — Ульяна вцепилась в бублик. — Я ничего не понимаю в бухгалтерии. А ты?
— И я не понимаю. Но у Василия есть знакомый бухгалтер. Она согласилась взглянуть.
Если они и бухгалтера уже отыскали, то возражать было бесполезно.
— Ладно, — сказала Ульяна, наверное, потому что утро было солнечным, она — выспавшейся, а бублик исключительно вкусным.
— То есть, ты не против?
— Не против.
— Тогда я сейчас Ваське скажу…
Договорить Мелецкий не успел, потому как хлопнула дверь и на кухню ввалился рыжий клубок шерсти.
— Там… там… там сатанисты украли наших козлов! — выпалил Никитка гулким рычащим басом. — Спасать надо!
Ульяна от неожиданности едва бубликом не подавилась.
— Не понял, — а вот Мелецкий удивлённым не выглядел. И вопрос задал именно тот, который сама Ульяна задать хотела. — Зачем нам спасать сатанистов?
— В общем так… — Земеля прошёл мимо троицы должников. Да уж, выбор… нет, вроде здоровые. Крепкие. Медкарты Земеля затребовал.
Холостые. А то вдруг да тоже имеет значение.
И с лица не сильно страшные. Он-то сам не особо разбирается в мужской красоте, но сестрицу попросил оценить. Она-то и помогла с выбором. И подсказала, что надо бы этих женихов потенциальных облагородить. Постичь там, побрить и одежду подобрать, чтоб сидела. Оно-то и верно. Нет, Земеле плевать на то, как они там одеты, но что-то подсказывало, что для потенциальной невесты это может иметь значение.
