— Вот! Носи на здоровье.
Мутант примерил маску. И стал точной копией детектива Форсети. Готов поклясться всем на свете, я не отличил бы ее от настоящего лица.
— Удобно?
— Как вторая кожа! — восхитился Циклоп.
— Вот только ты поменьше рот открывай, — посоветовал Фидель.
— А что такое?
— Зубы, — старьевщик хищно клацнул челюстями.
Мутант инстинктивно прикрыл ладонью рот.
— И рукавицы тебе не помешают, — заметил я, глядя на его коричневую, похожу на наждак кожу.
— У меня где-то была пара мотоциклетных перчаток, — сказал Абу.
— Да ты никак в байкеры подался? — подколол его я.
— В шмайкеры.
— Ты что, обиделся?
— Шмайк — это такое плавсредство. Вроде огромной надувной селедки с моторчиком. А перчатки нужны, чтобы крепче держаться за плавники.
— Впервые слышу.
— Это новый тренд. Очень модный.
— А шмайкер — это человек, который занимается шмайком?
— Совершенно верно! Хочешь посетить нашу сходку в бассейне? Обещаю, будет интересно.
Я на секунду представил эту тусу. Мое разыгравшееся воображение нарисовало кучу абуподобных челов в полосатых купальных костюмах и мотоциклетных перчатках, которые колошматили друг дружку по головам надувными селедками и при этом почему-то протяжно тянули: «Ни!»
— Пожалуй, откажусь, — сказал я, отключил воображение и подумал: «Определенно, этот мир совсем обезумел».
Итак, мы пошли в общину ботанов. Заброшка, о которой рассказывал Абу, выглядела не такой уж и заброшенной. Это был миленький одноэтажный домик, расписанный цветами и ягодами, огороженный аккуратным белым забором. Прилегающая к нему территория сияла от чистоты, повсюду стояли бородатые садовые гномы в ярко-красных колпаках, а посреди двора рос шикарный вековой дуб, ветви которого украшали разноцветные тряпочки. Судя по всему, это было их священное дерево.
Колышек с табличкой перед калиткой сообщал: «Здание является памятником истории и охраняется мэрией города. Повреждения караются законом». Хм-м, видать здешний мэр и впрямь благоволил этим чудакам.
Нас встретила высоченная сухопарая тетка с высоким лбом и длинными седыми волосами, достающими до попы. На ней были голубые застиранные джинсы и желтая футболка, на которой красовалось кривляющееся солнышко.
— Мир вам, братья и сестры. Меня зовут Свобода. Я управляю хозяйством в этой общине, — гортанным голосом сообщила она. — Наш общий друг Абу сказал, что вам нужна помощь.
— Мы ненадолго. Буквально недельку-две перекантуемся, пока суть да дело, — заверил я.
— Живите сколько хотите, — благосклонно сказала она. — Друзья Абу — наши друзья.
От Свободы мы узнали, что в их общине живут семь женщин и четверо мужчин. И все они дружелюбные и борются за мир во всем мире. Среди них я не увидел ни одного знакомого, кроме разве что Лили-Энн. Она изрядно подурнела. Состарилась, сгорбилась и отрастила здоровенные мешки под глазами.
На вопрос, не желаем ли мы стать ботанами и присоединиться к их общине, мы дружно ответили отрицательно.
Свобода тонко намекнула, что у них в общине никто не прохлаждается и все работают. Профи она сразу определила в прачки, а остальных забрал к себе в помощники тонкошеий шатен в рваной джинсовой куртке, которого все называли Филом.
Как оказалось, Лили-Энн довольно быстро разбазарила денежки своего покойного папочки. «Белая дача» ушла с молотка, обслугу распустили, а большая часть бездельников и подпевал разбрелись по белу свету в поисках очередной халявы. Многие из них уносили в своих рюкзаках вещи из особняка — одежду, кухонную утварь, бытовую технику. А один ушлый тип умудрился даже спереть унитаз, оставив в туалете размашистую надпись: «Ботаны — лохи!».
С Лили-Энн остались только самые преданные единомышленники. Долгое время они скитались по Системе, зарабатывая пропитание попрошайничеством и давая уличные концерты, пока не оказались на Церере. А дальше все получилось, как в сказке. Мэр города случайно увидел в толпе Лили-Энн и узнал ее. Немного пожурив крестницу, он предложил ей работу в мэрии, жилье и хорошие подъемные, но только при условии, что она изменит свой образ жизни. Последовал отказ. Мэр, зная об ее упертом характере, не стал настаивать. Но и не бросил на произвол судьбы: безвозмездно передал ботанской общине пустующее здание, которое некогда было частным детским садиком, и подкинул немножко грошей на ремонт. В общем, ребята хорошо устроились!
Со времен «Белой дачи» жизнь ботанов кардинально поменялась. Теперь в общине не было никакой халявы. Членам приходилось честно зарабатывать на кусок хлеба и вести хозяйство. Каждое утро они разбредались по городу — просили милостыню, пели в переходах незатейливые песенки под аккомпанемент расстроенных гитар... Короче, крутились, как могли. Община перестала быть похожей на студенческое братство с бесконечными пьянками и перепихоном, и все больше напоминала дружную семью, где каждый был занят своим делом. И когда я говорю «дружная семья», то нисколько не иронизирую. Ботаны никогда не скандалили друг с другом и решали все проблемы сообща. Что, впрочем, не отменяло их странностей.
Например, каждое утро и вечер они водили хороводы вокруг священного дуба, распевая странные песни на непонятном языке. А еще ботаны не гнушались шариться по помойкам в поисках бесплатных продуктов. Такое занятие они называли «пройтись по ништякам». А заведовал всем этим Фил, чьими помощниками мы теперь являлись.
Нашим первым заданием было обыскать окрестные мусорные баки на предмет ништяков. Как оказалось, многие магазины выбрасывают вполне себе съедобные продукты только за непрезентабельный внешний вид. В первый же день мы нашли на мусорке у супермаркета целый ящик персиков, некоторые из которых были лишь слегка помяты, и восемь банок соевой тушенки, чей срок годности истекал через три дня. На Сиротке мы и мечтать не могли о такой жратве!
Прозвище нашего наставника происходило от слова «философ», и он оправдывал свою кличку. Фил мог часами рассуждать об экологии, пацифизме, антиглобализме, обществе потребления и других подобных вещах.
— Магазины и супермаркеты ежедневно выбрасывают на помойку кучу еды, потерявшей товарный вид, или с едва истекшим сроком годности. Но часто эти продукты еще пригодны к употреблению, — рассказывал он. — Если ты не дурачок, то легко можешь определить качество пищи. Например, по запаху и внешнему виду. Я уже не первый год питаюсь ништяками и еще ни разу не отравился. Пищевая промышленность создает избыток еды, а люди покупают больше, чем могут съесть. В результате какая-то их часть уходит в мусор. Это просто тонны жратвы! И, что самое главное, эта жратва абсолютно бесплатна. Бери — не хочу. Кто-то считает это постыдным занятием, но не мы, ботаны. На помойках мы находим не только еду, но и одежду, бытовую технику, мебель. Солнечные батареи, благодаря которым мы получаем энергию, я тоже нашел на помойке. Почти новенький комплект!
Риторика ему явно нравилась, а потому он с явным наслаждением изрекал и наставлял:
— В нашем высокотехнологичном мире многие люди до сих пор живут в нищете, некоторые голодают, но при этом помойки ломятся от ништяков. Где здесь, скажите, логика? Иногда мне кажется, что это какой-то гребаный заговор. Но потом я вижу бедняков, которые осуждают наше поведение, и тогда все сразу становится на свои места. Никакой это не заговор, а тупо зашоренность мозгов. Такой человек будет подыхать с голоду, но никогда не возьмет со стола в закусочной недоеденный кем-то пирожок. У него, видите ли, есть гордость! Он, знаете ли, высоконравственный человек! Я в его понимании — паразит на теле общества, аморальное ничтожество. Таких, как я, нужно убивать. Но за что? За то, что я не гну спину на дядю, за то, что наслаждаюсь жизнью? Мы, кстати, не воруем, не продаем наркотики, не нарушаем законов. Так откуда взялся весь этот негатив?.. А существует такой человек по принципу: «Живи! Работай! Сдохни!» и хочет, чтобы так жили все остальные.
