Фил понимал, что надо помолчать, чтобы информация устаканилась в головах слушающих, и, выдержав нужное время, продолжал:
— Но ничего, скоро люди одумаются. Сама жизнь их заставит. С глаз спадет пелена, и все устремятся в светлое будущее, где не будет государств, фараонов, буржуев и прочей мерзости. Общество потребления обречено. Мы разрушим старый мир, а на его месте возведем райские кущи. Там будет царить мир и добро, все будут любить друг друга. Не будет злобы, неприязни, вражды к ближнему. Не будет смерти! Но это случится не скоро. Нам еще предстоит долгая работа, — он шумно выдохнул и, подняв указательный палец, вывел. — В первую очередь упраздним креды — причину всех наших бед. Будем жить по заветам Кропоткина и Прудона. Слышали про них? А про экономику дара?
Честно говоря, пламенные речуги ботана меня нисколько не трогали. Такое хорошо заходит в молодости, под стаканчик дешевого пива и ревущий из колонок музон. А я уже старенький, мне протест строго противопоказан. Мне милее комфорт и стабильность. Вот только где их взять?
В доме, где жили ботаны, располагались три общие спальни с разбросанными на полу матрасами, кухня, столовая, гостиная, совмещенный санузел, подвал и гнездышко — малюсенький закуток, который раньше был кладовкой. Там уединялись парочки, жаждущие плотских утех. В помещениях не имелось ни телевизоров, ни радио, ни компьютеров. Зато бытовая техника наличествовала в разнообразии: кухонный комбайн, микроволновка, электроплита, кофемашина, стиралка и гладильные машины. Всю эту технику, как гордо заявил Фил, ботаны нашли на свалке.
В общине был строгий запрет на любое оружие. Еще не разрешалось пользоваться мобилами. Ботаны считали их порождением зла, а Энергонет и телевидение называли информационным наркотиком.
Мобил не было и у нас. На полученные от Абу деньги мы легко могли позволить себе такую роскошь, но посовещавшись решили, что безопаснее будет обойтись без средств связи. Ведь мы были объявлены в розыск и опасались слежки. А мобила всегда оставляет след.
В общине нам нравилось. Особенно Помилке. Я всегда брал с собой малую, когда мы шли перетряхивать мусорные баки. Она воспринимала все это как игру и увлеченно лазила по помойкам, почти всегда отыскивая лучшие ништяки. Самым богатым ее уловом стал бумажник с наличкой.
— По нашим правилам, если мы находим деньги или документы, то относим их в полицию, — сказал Фил. — Но так как вы не ботаны, в этот раз я сделаю исключение.
Он достал из бумажника шестьсот кредов, положил их себе в карман, внимательно изучил все пластиковые карточки и бросил лопатник назад в контейнер.
— Сегодня у нашей сестры Лили-Энн день рождения, и на эти деньги мы купим ей подарок, — постановил он.
Шестьсот кредов, найденные Помилкой, Фил потратил на подарочный сертификат лучшей медицинской клиники на Церере. Лили-Энн уже давно мучалась ревматизмом и очень обрадовалась подарку.
В тот день был накрыт роскошный стол. Чего на нем только не было: хот-доги, жареные цыплята, фруктовые и овощные салаты, печеная и вареная картошка, пирожные с кремом и без крема, разноцветные желе...
Специально ко дню рождения Лили-Энн ботаны сварили корневое пиво, или корневуху — «магический» напиток, изготавливаемый с использованием корней священного дуба. Варево было безалкогольным и очень сладким, от пива там осталось одно только название. Корневуха готовилась только по особым случаям. Ботаны считали, что она продлевает долголетие и лечит от всех болезней, но часто пить не рекомендовали, чтобы не испортить ауру и не нарушить биополе.
В честь именинницы говорили тосты и поднимали стаканы с ягодным морсом. Девушка по имени Лана и ее друг Андрей исполнили свой хит «Любовь порвет меня в клочья», который пользовался дикой популярностью на улицах Церера-сити. Он тренькал на укулеле, а она пела. Песня была ничего так. Прилипчивая, мелодичная. Проникновенное пение прекрасно ложилось на неплохой аккомпанемент. Мне понравилось.
После музыки настало время стихов. Фил прочел длинную поэму, в которой обличал общество потребления и призывал взяться всем за руки и пойти навстречу Солнцу. Поэма получилась неряшливой и чересчур пафосной. На три с минусом.
Были еще танцы под психоделический рок, разгадывание шарад, запуск небесных фонариков и игра в городки, где наша команда соревновалась с командой ботанов. Само собой, мы продули, потому как противники были более опытными, а никто из нас отродясь не держал в руках биты.
А еще в этот день мне перепало немного женского тепла.
Об этом ниже.
IX. Гадания на все случаи жизни
В самый разгар веселья ко мне подошла Лана, подружка Андрея.
— Вук, тебе понравилась наша песня? — робко спросила она.
Я сразу весь подобрался. Мозг заработал в активном режиме и во мне воскрес прежний Вук Обранович — любовный аферист, лучший ученик Кудрявого Жана, любимец женщин и хладнокровный барыга.
Отвечая, я был краток, сдержан, но при этом не скупился на комплименты. «Комплиментов не бывает много» — первое, чему научил меня Кудрявый Жан. И я следовал этому совету неукоснительно. От моих слов глаза Ланы заблестели, как две маленькие звездочки.
Это был сигнал! Девушка клюнула на мою наживку.
— Вижу, тебе не чуждо поэтическое видение мира, — сказала она, откинув со лба кудряшку.
Лана была миловидным, добродушным существом. Вдвое младше меня, кудрявенькая рыжуля с алыми губками и выдающейся грудью. Каждая уважающая себя ботанка считала бюстгальтер символом притеснения женщин, и Лана не была исключением. По тем же причинам некоторые из них не брили ноги...
«Интересно, придерживается ли этого правила Лана?» — подумал я, рассматривая ее бедра, плотно обтянутые джинсовой тканью.
— Я хочу с тобой уединиться, — вдруг сказала певица.
От услышанного моя кожа покрылась мурашками. Да что там мурашки, я едва не грохнулся в обморок! Шесть долгих лет без женской ласки — это вам не хухры-мухры. Конечно, со временем ко всему привыкаешь, но привыкнуть — не значит смириться. И об этом моменте я давно мечтал...
— Я хочу показать тебе одну... одну вещицу, — краснея, сказала она.
— Вещицу?
— Да, вещицу. Но у меня это в первый раз, и я немного волнуюсь. Понимаешь?
— В смысле, в первый раз? А как же Андрей?
— Я хочу попробовать одна... Без Андрея.
Я решил не заострять внимания на формулировках и просто кивнул в знак согласия. Лана шепнула, чтобы я шел в гнездышко, а сама обещала подскочить минут через десять.
Забыв обо всем на свете, я метнулся в душ, переоделся и забрался в закуток. Внутри стояла кровать, трюмо, а на стене висел самотканый ковер. На подзеркальном столике располагалась подставка для благовоний, из которой торчала ароматическая палочка, рядом лежала дешевенькая зажигалка. Я подпалил палочку. В нос тут же ударил запах сандалового дерева, душистый и такой знакомый.
Наконец пришла Лана. В одной руке она держала стакан с морсом, в другой — укулеле.
— Я недавно написала вещицу и хочу, чтобы ты ее послушал, — сообщила она. — В первый раз в жизни. Сама. Раньше мы все песни писали вместе с Андреем, а недавно мне приснилась одна веселая мелодия, которая идеально легла на один мой старый стишок...
— Стишок? — я, разумеется, ожидал не этого.
Лана смущенно опустила серые глаза и принялась теребить бисерную фенечку на запястье:
— Да, стишок. И мне хочется, чтобы ты стал моим первым слушателем. Меня очень тронули твои слова о музыке и творчестве.
Честно говоря, я уже и позабыл, что именно наплел романтичной деве, а потому сбивчиво залепетал:
— Именно. Творчество, музыка... И это... Поэтическое видение мира... Оно, это самое... Так сказать в масштабе... И стихи... Стихи! Поэзия живет в нас.
Лана смущенно улыбнулась:
— Ну тогда слушай.
А дальше началась настоящая пытка для моих ушей. Эта ее «вещица» оказалась на порядок хуже ранее слышанной мной песни. Пела-то Лана хорошо, а вот играла просто отвратительно, о стихах же я тактично промолчу... Думаю, в их дуэте лямку композитора и поэта тянул Андрей, никак иначе не объяснить такой чудовищный диссонанс. Расстраивать девушку я не хотел и поэтому скупо сказал, что ее пение мне понравилось. К счастью, Лана не стала продолжать концерт. Она одарила меня улыбкой, поцеловала в губы и поспешила прочь из гнездышка.
