Из рукава джинсовки выскользнул нож, который он ловко поймал за рукоять и вонзил Ярику в низ живота.
Фил спокойно наблюдал за тем, как Ярик пытается остановить кровь, хлеставшую из рассеченной бедренной артерии. Он в отчаянии зажимал рану обеими руками, но это было бесполезно. Скоро белый памперс стал красным, словно он обмочился кровью.
В воздухе запахло тухлой сладостью.
Ярик выплюнул соску и захрипел:
— Сучара, да я тебя...
Убийца медленно двинулся к истекающему кровью недоребенку:
— Давай я помогу тебе, дружок, — он оторвал руки Ярика от раны в паху и с каким-то маниакальным наслаждением стал наблюдать, как тот истекает кровью.
— Успокойся, дружок, скоро все закончится, — нежно прошептал Фил.
Ярик тяжело осел на пол, завалился вперед и врезался лицом в стоящую на его пути газонокосилку. Раздался противный хруст, кровища брызнула в разные стороны. Но Ярик продолжал отчаянно бороться за свою жизнь. Его рыхлое тело билось в конвульсиях, а из горла вырывался тихий, напоминающий детский, плач.
— Что ты наделал, Фил?! — захлебываясь слезами, заорала Чика.
Она закрыла глаза и обхватила голову руками:
— Нет! Нет! Нет! Я хочу, чтобы это прекратилось!
— Легче легкого, — отозвался тот и, подойдя ко все еще трепыхающемуся Ярику, перерезал ему горло одним отточенным движением, от уха до уха.
За последнее время я повидал много разного дерьма, но гаже этой херни не припомню. Отношение к происходящему моих товарищей, судя по всему, тоже было однозначным. Циклоп и Профи отчаянно ерзали на стульях, пытаясь освободиться. Фидель в бессильном ужасе таращился по сторонам и скрежетал зубами. Даже тихоня Помилка проявляла активность: вертела головой, как заводная кукла, и барабанила ножками по полу.
Чика, словно в забытьи, повторяла:
— Ярик, бедный Ярик...
— Зато мы теперь богатые, — ухмыльнулся Фил, подошел к ящику с ветошью, выбрал из него тряпку и вытер лезвие ножа.
— Ярик, бедный Ярик...
— Ты же сама желала ему смерти! Буквально недавно.
— Я же не всерьез! — взвизгнула она.
— В любом случае сделанного не воротишь.
Его слова произвели на Чику отрезвляющее действие. Она мигом успокоилась, дыхание стало ровным. Клянусь, это была самая короткая женская истерика, что я видел.
— С такими деньжищами будем жить на Каллисто, как короли... Как король и королева! — произнес Фил.
«Какая же ты все-таки мразь, Фил! Жадная, подлая мразь! А как нам баки заливал, а? „Упраздним креды“, „разрушим старый мир“, „будем жить по заветам Кропоткина“ ... Но как только речь зашла о больших деньгах, все твои идеалы куда-то улетучились, революционер хренов», — негодовал я.
Чика вытерла ладонью слезы:
— А как же община? Как же остальные?
Человек, совсем недавно притворявшийся гуманистом и только что хладнокровно отправивший на тот свет ближнего, сунул нож в механические ножны, крепившиеся на предплечье, подошел к Чике и погладил ее по волосам:
— Забудь про остальных. В этом мире есть только мы... Я так люблю тебя, Чика.
Та посмотрела на Фила влюбленными глазами, обняла его за шею, и они слились в долгом слюнявом поцелуе.
«Не хватало только, чтобы они занялись любовью рядом с трупом», — подумал я и поморщился.
Но события пошли по иному сценарию. Ладонь Чики змейкой скользнула в рукав куртки Фила и в ту же секунду она завладела ножом. Хрясь! И лезвие вонзилось в плечо убийцы по самую рукоятку.
С перекошенным от страха лицом Чика резко отпрянула от своей жертвы.
— Ты что это творишь? — в голосе Фила смешались гнев и удивление.
Он пошатнулся, готовясь упасть, но вовремя облокотился о стену.
— Зачем ты убил Ярика?! — завопила она.
— Я сделал это потому, что люблю тебя...
Кровь водопадом стекала из его раны на плече.
— Пойми, детка, этих денег нам хватит на долгую и безбедную жизнь, — Фил сжал зубы и вытащил из плеча нож.
— Но он мой брат. А ты, ты зарезал его... — ее голос дрожал, в нем звучала нескрываемая злоба.
— Перевяжи мне рану... Там, в ящике есть тряпки...
Эмоции на лице Чики сменялись, как в калейдоскопе: то она хмурила брови, то гневно сверкала глазами, то рассеянно закусывала губу.
— Чего ты медлишь, я сейчас кровью истеку! — прикрикнул Фил.
Она вздрогнула и всхлипнула, убрав прядь волос с потного лба:
— Прости меня, Фил! Я... я не знаю, что на меня нашло.
— Просто принеси мне тряпку, — последовала настоятельная просьба, произнесенная тоном, не терпящим возражения. — Пожалуйста.
— Да, да, сейчас.
Чика пошла к ящику с ветошью, присела на корточки и стала сгребать в охапку тряпки.
Ну что за дуреха! Забыла, чему нас учат старые добрые страшилки про маньяков? Никогда не поворачивайся спиной к человеку с ножом! А тот медленно, неслышно ступая, подбирался к ней.
— Знаешь, Фил, я никогда не была на Каллисто. Говорят, там красиво! Давай съездим туда, а? — в этот момент обреченная привстала и обернулась, прижимая к груди целый ворох тряпья.
И тут же нож вонзился ей в бок.
— Фил? — изумленно произнесла Чика, уронив тряпье.
— Гадюка, я же для нас старался, а ты... Ненавижу... — он провернул нож в ране и с мерзкой улыбочкой наблюдал, как уходит жизнь из тела женщины, которой пару минут назад признавался в любви.
Чика повалилась наземь и теперь лежала на спине, захлебываясь слезами и задыхаясь от боли.
— Гадюка, мерзкая тварь! Мы могли бы жить, как в раю, а ты... Ты все испортила... Тварь! Ты сама во всем виновата! Ты и твой долбаный братец.
Это уже был не человек, а зверь. Настоящий лютый зверь с пылающими глазами и искривленным в хищном оскале ртом.
Внезапно дверь в подвал распахнулась и в подвал быстрыми шагами кто-то вошел. Тут же грянул выстрел и в животе Фила образовалась большая сквозная дыра, через которую можно было разглядеть стрелявшего. Вернее, стрелявшую.
— Что здесь, черт возьми, происходит?! — рявкнула Свобода, сжимавшая в руках охотничью двустволку.
Продырявленный выронил нож, удивленно поглядел на дыру в своем пузе и перевел взгляд на женщину с ружьем:
— Ах ты сука...
Свобода еще раз нажала на спусковой крючок. Голова Фила лопнула, как перезревшая виноградина, а тело отбросило к стене. Кровавые брызги разлетелись во все стороны. Меня, Профи и Циклопа запачкало красной жижицей, а на Фиделя и Помилку не попало ни капли.
Свобода преломила ружье, достала из стволов стреляные гильзы, вставила два новых патрона и подошла ближе, держа оружие наизготовку.
— Что здесь, черт возьми, происходит?! — повторила она свой вопрос.
Я промычал что-то, давая понять, что могу ответить. Свобода подошла ко мне и сорвала скотч.
— Они свихнулись! Собирались нас убить! — выпалил я, жадно хватая ртом воздух.
Она, держа палец на спусковом крючке, посмотрела на труп Ярика, на безголового Фила, на скрючившуюся в предсмертных муках Чику.
— Здесь кто-нибудь еще есть?
— Нет. Только мы.
Свобода повесила ружье на плечо, подошла к Чике и, присев, внимательно осмотрела рану и проверила пульс.
— Здесь уже ничем не поможешь... Вот сердцем чуяла, что вы нам доставите хлопот! Сами-то целы?
Я кивнул.
Свобода покосилась на труп Фила и сокрушенно вздохнула:
— Эх, Чика, Чика, говорила же я тебе, что с этим типом каши не сваришь, а расхлебывать придется.
Избавившись от веревок, Профи тут же бросилась к Помилке и принялась ее осматривать:
— Помилка, девочка, тебя не задело?
— Не-а, — протянула малая.
— А разве у вас в общине оружие не запрещено? — поинтересовался я у Свободы и указал на ружье.
— Это не оружие, а молоток, — ровным голосом произнесла наша спасительница.
— А мне почему-то кажется, что это двустволка...
— Если бы ты увидел, как я заколачиваю этой штукой гвозди, то переменил бы свое мнение.
