– «Вроде бы», – повторил детектив, но тон у него, против ожиданий, был не раздосадованный, а наоборот, жизнерадостный. – «Вроде бы»! Чудесно, просто чудесно. А теперь второй вопрос: что именно вы делали той злополучной ночью, когда выбрались из поместья герцога Хэмпшайра? Несли тело Тисдейла? Или помогали нести? Чем вы его закапывали? Руками? Или у кого-то нож с собой оказался? Где находился тот овраг, где Тисдейла похоронили? Земля была сухая или мокрая? – с каждым вопросом ужас в глазах мисс Ишервуд нарастал, пока не перерос в откровенную панику. – Впрочем, простите, это уже больше, чем два вопроса, а я обещал леди Виржинии вас не мучить. Да и так понятно, что ни одного ответа вы мне не дадите, хоть бы и под пытками… – Эллис вздохнул и сцепил пальцы в замок, глядя поверх него на Фею. – Давайте, я расскажу за вас. В ту проклятую ночью вам тоже изрядно досталось. Может, тяжесть пережитого оказалась не по силам, может, Хэмпшайр всё же дотянулся до вас кнутом… Вы потеряли сознание и очнулись уже в своём фургоне, а обо всём, что якобы произошло после, знаете лишь со слов Барбары Пфафф. Это она поведала вам и о том, как вынесла бездыханного Тисдейла, и о том, как похоронила его – и то лишь затем, чтобы вы не ринулись назад, спасать его. Она спасала вас: от смерти в руках капризного аристократа, от мук совести ли? Может, ваша подруга надеялась, что Тисдейл придёт сам и опровергнет её ложь… но он не вернулся – ни тогда, ни месяц спустя. Сейчас уже и не важно. А вам было так страшно, так плохо, что вы постарались забыть о том, что случилось – и весьма успешно. Настолько, что теперь не узнали бы Тисдейла, даже если б он прошёл по улице рядом с вами. Это я к чему… вас преследует отнюдь не мертвец, а вполне живой человек. Живой и одержимый мыслью отомстить тем, кто оставил его в беде… О, святые Небеса, ну только не плачьте! Не плачьте же, ну, я и так себя чувствую злодеем!
Он вскочил и уставился на неё сверху вниз, скрестив руки на груди, и вид у него стал беспомощный и обвиняющий одновременно. Фея сделала яростный глоток кофе, закашлялась в кулак, отвернулась.
– Никто не плачет, Эллис, оставьте это, – произнесла я уверенно и холодно. – Просто кофе оказался слишком крепким.
– Ну да, ну да, – покивал он. – А у меня с глазами совсем плохо. И со слухом.
– Я не плачу! – рявкнула Фея по-солдатски и запрокинула лицо к нему. Разумеется, ресницы у неё были слипшиеся от слёз. – А это ваше пойло, оно как… как… как ром!
– Да, моя ошибка, надо было подать чай, – серьёзно согласилась я и тут же оборотилась к Эллису, веером указывая ему на стул. – А вы присядьте, пожалуйста. И не откажите в любезности, проясните одну деталь… Как вам вообще пришло в голову, что мисс Ишервуд не вполне ясно помнит события той роковой ночи?
Фея Ночи продолжала беззвучно рыдать, давясь кофе; детектив посмотрел сперва на неё, потом на меня, и выражение лица у него стало, как у святых с любимой гравюры Лиама – «Праведники, пытаемые львами». Однако он всё же соизволил вернуться на место и ответить на вопрос.
– Я давно уже подумывал о чём-то подобном. Во-первых, версии гибели Тисдейла, изложенные вам, леди Виржиния, и Нэйту… то есть доктору Брэдфорду изрядно отличаются. Я заметил расхождения, поговорил по душам с тем чжанцем, Ченгом, и получил третью вариацию. Обратился напрямую к Барбаре Пфафф – и услышал четвёртую; но, что интересно, Лайзо и одному из моих людей ваша подруга без запинки изложила ту же самую историю.
– У меня… – Фея сглотнула и продолжила уже более уверенно: – У меня могла быть просто плохая память.
Эллис вздёрнул брови:
– Ну конечно, конечно. Но вы хотя бы выглядели как человек, который пытается припомнить что-то ускользающее и порой приукрашивает историю или незначительно меняет детали, а рассказ Барбары Пфафф был ровным, точно отрепетированным. Я присмотрелся к ней повнимательнее, и почти сразу выяснились прелюбопытнейшие вещи. Например, она часто навещала доктора Брута, но в то же время, когда я спросил её между делом, есть ли у неё жалобы на здоровье, она ответила, что нет – и то же самое подтвердил Лео Барнелл, ныне покойный. И деньги «от неизвестного поклонника», – детектив сделал паузу прежде чем продолжить. – Думаю, она шантажировала герцога. По крайней мере, то время, когда вы получили «подарок», странным образом совпадает с тем периодом, когда Хэмпшайр на несколько недель удалился от общества, а затем и вовсе уехал из страны – на три месяца.
Фея резко выпрямилась, точно её хлыстом по спине вытянули, и на лице у неё пятнами проступил румянец.
– Барби не… – Она сглотнула и стиснула кулаки. – …могла. Могла, могла, могла. Кто, если не она… Она ведь всегда считала себя старшей, считала, что на ней ответственность за всё… – голос у Феи пресёкся, однако она взяла себя в руки. – За всё, что происходило с нами. Когда я отступала – договариваться всегда шла Барбара. Не знаю, как, я не спрашивала, но ей… не отказывали.
– Ну, бывают такие крайне изво… – начал было Эллис с премерзким выражением лица, и мне пришлось совершить недостойное леди злодеяние и чувствительно ударить его мыском туфли по щиколотке. – Ох! Бывают крайне убедительные люди, я хотел сказать, – поправился он. – И Барбара Пфафф, несомненно, принадлежала к таким. И, рискну предположить, что в тот момент, когда все вы оказались в весьма затруднительном положении, она не колебалась использовать любые доступные средства, чтобы сберечь труппу. И даже самого Тисдейла использовала, раз его нельзя было уже… спасти, – Эллис ощутимо запнулся перед последним словом, и я не могла это не отметить. – Если вам нужно моё мнение, мисс Ишервуд, а я повидал многое… Я бы не стал её осуждать.
Фея отвернулась, сцепив пальцы в замок, и кивнула в сторону, точно сама себе.
– Барби хорошая была, очень. Я бы сейчас подремала ещё, леди Виржиния, уж больно меня в сон клонит, – неискренне, но горячо произнесла она.
Мы с Эллисом переглянулись, многое понимая и без слов. Конечно, после напряжённой беседы, в которой открылось столько неприглядных фактов, даже очень сильной Дороти Ишервуд требовалось время, чтобы побыть наедине с собой. Оплакать ли друзей, вспомнить ли прошлое, смириться с настоящим… Кто знает. Каждый переживает горе по-своему.
– Буду вам обязана, если вы ещё воспользуетесь моим гостеприимством, – непреклонным тоном обратилась я к Фее. – Не вздумайте отказываться и возвращаться в цирк, вы меня смертельно оскорбите, мисс Ишервуд.
Фраза располагала к шуточному ответу, однако Фея ответила тихо и грустно.
– Спасибо, леди Виржиния, я б сейчас и не смогла к своим воротиться, как теперь в глаза-то им смотреть… Я вот сейчас что припоминаю. Когда всё это случилось, ну, с герцогом-то, и мы из страны собрались бежать, что-то меня дёрнуло пойти в церковь. В какую – хоть по лбу меня бей, не скажу уже, помню, маленькая такая попалась часовенка, зато цветов там было… И я там попросила, чтоб всё вернулось обратно, стало, как было, и Тисдейла б хоть разок ещё увидеть. А когда вышла, то на улице, уже около фургонов наших, ко мне подошёл человек, я тогда подумала – нищий. Тянул меня за рукав, пальцы у него толком не сгибались, лицо замотанное… Я кинула ему монетку и дальше пошла, а когда обернулась, то рядом с ним стоял высокий господин в чёрном, и мне почудилось, что у него нет ни глаз, ни рта – ну, мне тогда много что чудилось. И я сейчас подумала: а вдруг Небеса меня услышали, и это и впрямь был Тисдейл? А я его не узнала? А рядом с ним стоял… кто-то плохой?
Меня пробрало холодком. А Эллис встал, по-простецки хлопнув себя по ногам, и грубовато рассмеялся:
– Ну, я, конечно, вашему горю сочувствую, но это уже сказки. И правда, отдохните-ка, пока возможность есть, а то уже начинает мерещиться и вспоминаться всякое, а мне ваша голова нужна ясной и желательно на плечах. Так что ступайте, поспите.
Мы вместе проводили Фею до комнат, которые стали её временным пристанищем, и снова спустились вниз. Детектив тут же стал собираться – дел ему и вправду предстояло немало, но я заметила, что его что-то гнетёт.
