— Всё и-де-аль-но! — по слогам ответила Агафья. — Пойдем, посмотрите на результат. Всё равно, никто нас не узнает. Маскарад ведь!
На маскараде мы сперва хотели одеться в цвета Занзара, чтобы нас было видно издалека. Но нас отговорила от этой идеи донна Белла:
— Это дурной тон. Маскарад на то и праздник, чтобы все могли побыть кем-то другим.
Поэтому я сегодня щеголял в драконьей маске и с крыльями за плечами, Ольга — в образе белой медведицы, Тэймэй олицетворяла цветущую сакуру, а Светлана стала госпожой белладонной. Вдовствующая герцогиня Изабелла предстала сегодня бабочкой, Агафья — белой пантерой, а Джованни, незаметно влившийся в наш тесный круг, стараниями Тэймэй превратился в розового пони.
Причем «любовь» иллюзионистки к личу была приобрела ядовито розовый вырвиглазный оттенок.
Таким разношерстным зоопарком мы и вышли смотреть, что же так испугало наших гостей и развеселило Агафью с сыном.
Парк вокруг палаццо дель Те преобразился. В соответствии с идеей Данте, он символизировал смерть, покой и уход от всех мирских проблем.
Деревья, некогда пышные и зелёные, теперь стояли с оголёнными ветвями, их силуэты напоминали застывшие в вечности тени. Между ними были расставлены скульптуры людей с обломанными крыльями. Головы их были опущены в скорбной покорности, а каменные лица выражали не печаль, а скорее принятие неизбежного.
— Это?..
— Это фигуры всех здесь погибших, — ответил за Тэймэй Джованни. Кажется, кто-то напрашивался на очередное усовершенствование костюма. — За каждую смерть наш род в десятикратном размере спасёт и воспитает детей из приютов. Но и это не искупит нашу вину.
Видимо, Агафья занялась воспитанием не только сына, но и бывшего мужа. Хотя что-то мне подсказывало, вампирша до сих пор могла вить верёвки из Висконти Борромео, не напрягаясь.
Между тем мы шли из глубины парка по дорожкам, выложенным чёрным и белым гравием, которые извивались, не хуже Реки Времени. По краям тропинок стояли урны из чёрного мрамора, из которых струился туман, окутывая всё вокруг лёгкой дымкой. Этот туман, словно призрачное покрывало, скрывал границы реальности, создавая ощущение, что время здесь остановилось.
Но, как оказалось, супруга у меня был с фантазией, потому картину дополнили цветы, высаженные в строгом порядке, исключительно чёрного и белого оттенков. Их лепестки, почти неестественно крупные, источали тяжёлый, приторный аромат. Белые лилии, символы чистоты и утраты, соседствовали с чёрными розами, олицетворяющими вечную скорбь. Их аромат смешивался с запахом влажной земли, создавая атмосферу, одновременно подавляющую и умиротворяющую.
Мы вышли из парка и увидели процессию карет и автомобилей, вереницей выстроившуюся от въезда в парк почти до моста через ров в палаццо. Только сейчас я рассмотрел, что ни самого моста, ни рва как таковых не существовало. Вместо подъездной аллеи и моста к воротам палаццо у нас теперь был канал, уходящий под землю в районе замковой стены и вновь выходящий наружу во внутреннем дворе палаццо.
Вода в канале казалась неподвижной, как зеркало. Её поверхность была покрыта плавающими свечами, чьи огоньки мерцали, словно души, отправившиеся на очищение перед перерождением. Процессия же гостей выстроилась у импровизированного причала, где их ждали перевозчики на гондолах, украшенных белыми лилиями и чёрными розами.
Никто из прибывших гостей так и не решился шагнуть на борт к гондольерам. Рядом тихо засмеялась Ольга, а за ней Светлана и даже Тэймэй. Я оглянулся и, наконец, понял о каком контексте говорила Агафья. Перед спуском канала в подземный грот на замковой стене палаццо огнём горела цитата из местного литературного шедевра:
«Оставь надежду всяк, сюда входящий».
— Я такого не приказывала, — отдышавшись, призналась иллюзионистка. — Это, видимо, кто-то из декораторов для антуража постарался.
— Да уж, вы не задумывали, а половина знати Мантуи решила, что их ведут на убой, как покорных жертвенных овец, — просветил нас Джованни. — Вторая половина на стадном инстинкте ждёт, кто решится первым.
— Трусы, — пожала плечами Ольга. — Страшно жить, а умирать — не страшно, мы проверяли!
— Золотые слова, дорогая! — поддержал я жену и обратился к Тэймэй: — А создай эту надпись огнём сразу под первой⁈
— Сейчас! — с азартом откликнулась иллюзионистка.
Пока мы с Джованни галантно подавали руки нашим дамам для спуска с пирса в гондолу, надпись появилась в условленном месте.
Устроившись на сиденьях, я отсалютовал гостям рукой и произнёс:
— Вы прибыли скорбеть или веселиться? — неясный ропот был мне ответом. — Да начнётся праздник!
Уж не знаю как, но Тэймэй умудрилась запустить после моих слов фейерверки в воздух. Пара алых сполохов разукрасила небо, будто бы разрушая оцепенение, охватившее гостей.
Наша гондола едва отошла от пирса, когда первая пара прошла сквозь толпу, как ледокол сквозь торосы. Судя по богатырскому росту смельчаков, баронесса Белухина с Еремеем Тигровым решили поддержать наш экспромт, подавая пример остальным.
* * *
Дальше маскарад шёл своим чередом. Гости всё прибывали и прибывали, везде звучали музыка и смех, лакеи только успевали разносить игристые вина, мелькая среди гостей.
Пока мои родные танцевали, собирали слухи и старались максимально слиться с толпой, выдавая себя за таких же гостей, как и прочие, я работал. Расслабляться не следовало, потому я собирался создать в родовой крипте ещё один зал и приспособить его под библиотеку крови местных аристократических родов. Судя по тому, что гости всё прибывали, уважение нашему роду решили выказать все хоть сколько-то значимые семьи Пьемонта. А поскольку многие из них владели землями и в других регионах, то сегодня у нас присутствовало чуть ли не пятая часть всех итальянских аристократов.
Работы хватало. К тому приходилось поверхностно проверять память крови каждого гостя, чтобы условно определить его в одну из трёх категорий: союзники, недруги, любопытствующие.
Что меня удивило, так это отсутствие смертельных врагов. Всё больше попадались аристократы, чьи деловые интересы пересекались с нашими, и потому считавшие нас угрозой. К психам-маньяками из ныне присутствующих нас не относил никто. Видимо, таковые в ужасе остались сидеть по домам.
От обилия разнообразных масок в глазах рябило, потому всё чаще я ориентировался в толпе с закрытыми глазами.
— Неужто наша компания вам настолько отвратительна, что вы предпочитаете нас не видеть? — раздался рядом незнакомый мужской голос из-под маски шута.
Большинство гостей всё же предпочло божественные мотивы в костюмах, хоть на время и сменило покровителей.
— Нисколько, — не соврал я. — Просто вы воспринимаете сегодняшнее собрание как сборище личностей, я же сию секунду вижу единый организм. Как и любой организм, он имеет сердце, разум, кровеносные сосуды, печень и прочие органы. А ещё он живёт, дышит, танцует и реагирует на всё происходящее. С пониманием этого можно стать частью организма и двигаться в унисон с ним вслепую. Вам же не нужно смотреть на собственное сердце, чтобы знать, что оно работает?
— Необычный подход, — отозвался собеседник. — Но вы немного ошибаетесь. Я вижу их не как сборище личностей, а как сборище душ.
Для меня подобное объяснение было излишним. Я и так знал, кто передо мной. Память крови «шута» уже давно дала ответ на этот вопрос. Рядом со мной стоял Алесандро дель Ува, отец Михаэля и действующий глава рода, замкнувший часть голода сына Аагфьи на себе. Раскрывать себя я не спешил, дожидаясь условного знака от Тэймэй. Всё же по местной традиции кульминация маскарада наступала в момент, когда хозяин срывал с себя маску.
— Тогда вам, должно быть скучно, на маскарадах, — высказал я собственные предположения. — Все вокруг знакомые, все вокруг свои.
— Отнюдь, — покачал головой шут. — Здесь собралось весьма разношёрстное общество, включая и некоторых иностранных подданных, с которыми в обычной жизни я вряд ли бы пересёкся.
