Так, вооружившись лишь добрыми намерениями, я взяла служанку и направилась к «Старому гнезду».
Считаю своим долгом заметить, что многие в тот день, вероятно, решили поступить так же. Некоторые приехали целой семьёй, включая крошек-детишек, которым, без сомнения, не повредит увидеть пример Ваших чистых и искренних чувств, с честью переживших все испытания. Остановившись на благопристойном расстоянии, я приготовилась ждать, сколько потребуется, дабы издали увидеть Вас и в том обрести успокоение. И вскоре среди многих, подобных мне, я увидела некую статную даму, облачённую в траур; никакая прислуга не сопровождала её, однако платье, пошитое у мадам Оноре, выдавало хороший достаток и безупречный вкус. Так как мне тоже случилось пережить пять лет назад тяжёлую утрату – возлюбленный мой супруг первым отправился на Небеса, оставив меня влачить горькую долю вдовы – я испытала к незнакомке известную симпатию и отважилась приблизиться.
Она показала себя любезной и учтивой собеседницей; мы коротали время за необременительным разговором, когда я, не в силах больше скрывать волнение, начала молиться за Вас и Ваше счастье, дабы Вам не пришлось никогда пережить такую же утрату, как мне. В тот же миг собеседница моя решительно переменилось; если до сих пор за вуалью скрывалось кроткое существо, то внезапно оно обратилось в демона.
«Небеса не слышат нас, – сказала незнакомка. – А если бы и слышали, я бы молилась вот о чём: пусть этот человек с каменным сердцем окажется на виселице, а перед тем увидит, как подвесят его никчёмную подружку! Тот, кто забыл о верности, не заслуживает милосердия!»
Тут мне сделалось дурно; когда служанка привела меня в чувство при помощи нюхательных солей, незнакомки и след простыл.
Этот случай долго не выходил у меня из головы, и чем дальше, тем более зловещим он представлялся. Я пыталась себя убедить, что негоже осуждать людей, не зная обстоятельств их жизни: одним горести внушают смирение, а других озлобляют. И надо же было в миг сомнения снова встретить того священника с курительной трубкой! Набравшись смелости, я спросила у него совета, и он ответил, что-де нет ничего дурного в том, чтобы поведать правду, даже если правда эта может омрачить Вашу радость и обеспокоить Вас.
Засим заканчиваю сбивчивое сие повествование и возобновляю уверения в том, что всем сердцем радуюсь за Вас и желаю Вам счастья.
Жозефина К. Бертран,
вдова
Дочитав, Эллис вновь свернул письмо и убрал его, а затем обвёл нас торжествующим взглядом:
– Вот видите, сколько пользы? Сентиментальность одной вдовы позволила нам заполучить зацепку… И кстати, уж коли об этом зашла речь: кто такая эта «мадам Оноре» и можно ли будет устроить с ней встречу?
Признаться, если бы я несколько лет подряд не сопровождала бы леди Милдред во время каждого её выхода в свет, то и для меня имя прозвучало бы совершенно незнакомо. Ибо прогремело оно даже не при моих родителях, а гораздо, гораздо раньше – почти полвека тому назад. Впрочем, его изредка можно было услышать и сейчас: например, из уст леди Клампси, сетующей, что нынче талантливой модистки не сыскать и днём с огнём, а шьют по большей части варварски, без изящества, а то и вовсе – вульгарно, не примите на свой счёт, милочка…
Стоило только вспомнить, и знакомый, осипший от старости голос точно наяву произнёс эти слова.
– Речь, полагаю, идёт о мисс Жюли Оноре, модистке, – пояснила я, с трудом удержавшись от мечтательной улыбки. – «Мадам» значилось на её вывеске, написанной по-марсовийски, ибо родом мисс Оноре из тех краёв. Ей теперь, пожалуй, уже лет семьдесят, заказов она давно не берёт… Точнее, берёт, но у немногих счастливиц, которых, скорее, можно назвать её старинными приятельницами, чем заказчицами. Да и немногие в Бромли знают о ней: всё же любая слава утихает рано или поздно, даже самая громкая.
Слушая объяснение, Эллис неосознанно подался ко мне, и это изрядно польстило самолюбию: нечасто случалось рассказать детективу то, о чём он ещё не знал.
– О, моя соплеменница! – шумно обрадовался Рене Мирей. – И чем же она была знаменита, позвольте узнать? Смелыми фасонами? Скандальной личной жизнью?
– Происхождением, – ответила я, немного развеселившись: ни одно предположение повара не попало в цель. – Жюли Оноре ведёт свой род от прославленной Розамунды Оноре, прозванной «Министром Моды» за то влияние, которое она имела в стране. В её салон «Величие» стремились попасть любой ценой, случалось, что приезжали из Алмании, Романии и даже Аксонии! Увы, то, что помогло «Министру Моды» вознестись, и стало в итоге причиной её падения. Я говорю о коронованной покровительнице мадам Оноре – о королеве Аннет…
– А, Аннет Безголовая! – понятливо кивнул Эллис. – Та самая, которой это прозвище дали дважды: сперва за неразумное правление, а затем – на эшафоте, посмертно. Да, любая слава проходит… И как, говорите, попасть к правнучке королевской модистки?
Тут, признаться, я замешкалась. Леди Клампси упоминала о том, что гостей Жюли Оноре не принимает, не делая исключений почти ни для кого. С неё бы сталось отказаться беседовать с безродным детективом из чистого упрямства.
Но отказала бы она графине?
– Возможности есть разные, – осторожно начала я. – Если вы не желаете воспользоваться авторитетом Управления спокойствия…
– Помилуйте, Виржиния! – Эллис закатил глаза, беспардонно перебивая меня. – Какой авторитет у «гусей»? Я мог бы, конечно, силой взломать дверь, но пока эта мадам Оноре не обвиняется в жестоких убийствах, предположим, детей-сироток или в расхищении государственной казны, меня за такой ход не похвалят. Настолько не похвалят, что следующее дело я поеду расследовать в такую глушь, куда даже птицы не летают.
– …то я могу воспользоваться своим авторитетом. Точнее, позаимствовать его у леди Милдред, – закончила я фразу. – Кажется, она заказывала наряды у Жюли Оноре – но кто полвека назад этого не делал! Я справлюсь об этом у леди Клампси для надёжности и уточню заодно некоторые детали. А затем напишу мисс Оноре… к примеру, что я нашла конверт, адресованный ей, среди писем леди Милдред. Положу туда немного денег или, скажем, какую-нибудь безделушку – исключительно для отвода глаз. И – попрошу о встрече. Если в мисс Оноре осталось хоть немного любопытства, она мне не откажет.
– Чудесно! – просиял Эллис. И – засуетился, явно собираясь улизнуть: – Тогда жду от вас хороших новостей, а пока…
– А пока присядьте в зале, за ширмой, как обычно, – кивнула я ему, тоном намекая, что не потерплю возражений. – Обсудим наши планы немного подробнее. Мистер Белкрафт, могу я рассчитывать на чашку кофе? Кстати, и бисквит, мистер Мирей, выглядит сегодня очень привлекательно.
Что в «Старом гнезде» умели делать хорошо, так это понимать иносказания – и те, кто работал здесь давно, и новички. И минуты не прошло, как каждый занялся своим делом; Эллиса в зал Мадлен отвела лично, чтоб не сбежал по дороге. Он, впрочем, и не пытался сопротивляться, хотя и выглядел немного озадаченным. И – раздосадованным, точно сердце его уже предчувствовало неудобные вопросы.
И не зря.
– Нас не услышат, в зале довольно шумно, – предупредила я, занимая место напротив; передо мной стояла крошечная чашка крепкого, горячего кофе и лежал на тарелке свежий бисквит, источая головокружительные ароматы. И перед Эллисом – тоже. Детектив нет-нет, да и косился на еду, не торопясь, однако, к ней прикасаться. – Так что можете говорить откровенно. Что за смертельно опасную особу вы разозлили десять лет назад – и почему считаете, что она не может отомстить вам сейчас?
Он помрачнел настолько, что его кофе, кажется, вот-вот мог покрыться корочкой льда.
– Слишком много времени прошло. Если бы она захотела, то у неё было бы множество шансов расправиться со мною и раньше. Так что… Но кого я обманываю, – Эллис махнул рукой, затем напряжённо сцепил пальцы в замок и посмотрел на меня исподлобья. – Прошу вас об одном, Виржиния: пока мои подозрения не подтвердятся – молчите. И ни одного слова Мадлен, заклинаю вас.
