"Фантастика 2025-51". Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Лагутин Антон

По спине у меня пробежал холодок, словно между нами вдруг оказалась разверстая могила.

– Обещаю.

– Помните, я говорил мне, что давным-давно вынужден был отправить на виселицу собственную невесту? – тихо спросил Эллис. И, дождавшись моего кивка, продолжил: – Я думаю… я думаю, что это её мать.

На мгновение показалось, что в кофейне стало очень тихо, только стёкла в окнах будто бы задребезжали. В глазах поплыли золотые пятна; я моргнула – и зрение прояснилось, а затем и слух начал возвращаться.

Дурнота отступила так же быстро, как и накатила. Чтобы скрыть волнение, я сделала маленький глоток кофе, ощущая горечь всем своим существом, и лишь затем произнесла:

– Полагаю, если она жива, то должна быть уже в преклонном возрасте.

Эллис зашевелил губами, беззвучно подсчитывая.

– Сорок семь лет. И она совершенно точно жива – два года назад была, по крайней мере. Мы мельком столкнулись в весьма печальном месте – к обоюдному неудовольствию, – усмехнулся он, отмирая наконец. – О другой женщине я сказал бы, что это дама почтенных лет, но не о Бромлинской Гадюке. Чтобы получить представление о её характере и силе воли, вообразите себе… да хотя бы вашего Клэра, только не в брюках, а в юбке.

– Молитесь Небесам, чтобы дядя никогда не узнал о таком сравнении.

– Что вы, тут нечего бояться, Виржиния, он в любом случае сохранит мне жизнь – я проиграл ему слишком много денег, – мрачно пошутил детектив. – Чего не скажешь о Бромлинской Гадюке… Нет, никак не могу собраться с мыслями и понять, с чего же начинать. Скажите, а завтра с утра вы свободны? – неожиданно спросил он. – Около восьми. Вы, и всё-таки Мадлен, ей надо знать; наверное, ещё Клэр, раз уж я втянул его в это гиблое дело… А, и Лайзо, разумеется, должен же кто-то отвезти нас на автомобиле!

– Куда? – механически откликнулась я, соображая, что освободить первую половину дня совсем не сложно, только дядя вряд ли будет рад проснуться в такую рань. 

– К одной могиле. Я должен вас кое с кем познакомить… – Эллис осёкся. – То есть кое-что показать. Что-то я крайне рассеян нынче, заговариваюсь, – принуждённо расхохотался он и резко встал с места. – Словом, завтра буду у дверей вашего особняка в назначенное время. И… и вы сможете раздобыть белые ирисы?

Он выглядел таким потерянным, что я имела право ответить только одно:

– Да, разумеется. Можете на меня положиться.

Клэр без восторга отнёсся к предложению вместо крепкого, здорового утреннего сна проехаться до кладбища – без восторга, однако и без яростного сопротивления тоже. Скривился, пробормотал что-то вроде «не стоит ждать ничего хорошего от паршивой овцы», а затем отправился спать – и это за добрый час до полуночи, в детское время. Я тоже легла пораньше, но сон ко мне не шёл; зыбкое, тревожное забытьё то накатывало, то отступало, словно холодные волны на берегу моря. Ночь тянулась и тянулась до бесконечности, а затем внезапно закончилась. Отзвонили в глубине особняка часы – шесть ударов; кто-то настойчиво постучал в двери, но не у главного крыльца, а с чёрного хода, для слуг…

«Ах, наверное, это доставили цветы из оранжерей Аустера», – подумала я и проснулась окончательно.

Голова была тяжёлая, точно залитая свинцом; за окном сияло солнце, издевательски яркое.

Внизу действительно обнаружилась корзина белых ирисов – хрупких цветов почти без запаха, похожих на мираж. Её оставили в голубой гостиной, как я и велела накануне вечером. А рядом – вот уж чего никак нельзя было ожидать – в задумчивости стоял Клэр, оглаживая кончиками пальцев никнущие лепестки.

– Словно крылья ночных мотыльков. Омерзительно, – пробормотал он себе под нос, но тут заметил меня и добавил громче, нарочито неприятным голосом: – Говорят, что это цветок печали. Раньше его, как и многие другие редкости с востока, выращивали монахи. Но для подношений в церкви ирисы не годятся – вянут слишком быстро. Бесполезная трата усилий! Лучше положить к алтарю что-нибудь более прочное.

– О, в таком случае могу предложить вам подходящий вариант, дядя, – откликнулась я, не размышляя – пикировки с ним уже давно вошли в привычку. – Весной за особняком мальчики закопали несколько семечек подсолнуха. Теперь там вымахали настоящие гиганты – стебли с детское запястье толщиной, цветы как блюдо. Лиам пытался было срезать один подсолнух, однако нож отскочил. А жаль – весомое бы получилось подношение.

– Непременно воспользуюсь вашим советом, дорогая племянница, – елейным голосом произнёс Клэр. – Отдам Джулу новое поручение, как только он справится с предыдущим – раздобыть кэб с утра пораньше. Ибо в один автомобиль мы при всём желании не поместимся, о чём вы вчера, разумеется, не подумали, когда соглашались на предложение своего вздорного детектива.

Остатки сна уже улетучились; словесная дуэль бодрила не хуже чашки крепкого кофе.

– Иногда следует не думать, а действовать; боюсь, вчера был именно такой случай, – с напыщенно-философскими интонациями ответила я, и, пока дядя отвлёкся на этот обманный финт, нанесла удар в незащищённое место: – И признайтесь уже, ирисы не нравятся вам лишь потому, что они означают что-то плохое для Эллиса. Вы ведь тоже беспокоитесь о нём, верно?

– Да, – коротко признался Клэр, настолько ошарашив меня искренностью, без сарказма и манерных ужимок, что я остолбенела и не нашлась, что ответить. Он заметил это и усмехнулся: – Что ж, кажется, в схватке победа за мной, так? Запомните, милая племянница: вдруг открывшаяся уязвимость противника может обезоружить вас, а не его. И что-то у меня аппетит разыгрался; надеюсь, завтрак подадут вовремя.

Признаться, за утренней трапезой и суетливыми сборами я едва не забыла о нашей небольшой пикировке – и весьма удивилась, когда дядя и впрямь вышел к автомобилю с крупным ярко-жёлтым подсолнухом на жёстком, жилистом стебле, срезанном наискосок одним точным ударом. А вот Эллис, поджидавший нас у крыльца вместе с Лайзо, ничуть не удивился.

– А, цветок святой Люсии! – кивнул он. – Ну что же, логично, мы же на кладбище Грин-Ив едем… Надеюсь, дождь не польёт, а то что-то ветер сыроват, да и тучи вон виднеются.

«Грин-Ив».

Меня пробрало холодком. Конечно, с самого начала было ясно, что мы направимся именно туда… Однако только сейчас удалось осознать в полной мере, что там же расположен и фамильный склеп Валтеров, а значит, и место последнего упокоения леди Милдред. Где в прошлый раз ждала Абени; где открылись многие и многие страшные тайны моей семьи…

«Интересно, а Лайзо тоже чувствует нечто подобное?»

Я скосила на него взгляд из-под полей шляпки. Но, похоже, он никаких пугающих знаков судьбы здесь не видел и нисколько не беспокоился. А вот кто явно волновался, так это Эллис, который болтал без умолку, невпопад улыбался и прижимал к себе корзину с ирисами так сильно, что прутья хрустели. Судя по тёмным кругам под глазами, он вряд ли заснул нынче ночью – а с утра почти наверняка не удосужился позавтракать, иначе бы сейчас его желудок не издавал бы время от времени жалобные трели. Впрочем, последнее затруднение легко разрешилось: перед тем, как разделиться и сесть в разные машины, Мэдди сунула ему в руки свёрток с хлебом и ветчиной.

Дорога заняла немногим меньше часа. Когда мы добрались до нужного места, от свёртка осталась одна бумага, а Эллис порядком посвежел – и, кажется, успокоился. Даже предложил сперва заглянуть в собор святой Люсии, а уже потом идти к нужной могиле, раз уж у нас совершенно случайно оказался с собой подсолнух, который можно положить к алтарю.

Возражать я не стала; Мэдди горячо кивнула, поддерживая предложение – и, полагаю, оттягивая момент, когда придётся услышать неприятный рассказ; Клэр скривился, но промолчал. Так что в собор мы вошли все вместе, исключая разве что Джула – тот остался снаружи, щурясь на солнце, как большой кот, и волосы у него на солнце выглядели густо-алыми, как свежая кровь. 

Внутри, несмотря на ранний час, было довольно людно. Кто-то молча сидел на скамье, кто-то явно скучал, разглядывая витражи. Несколько священников в зелёных шарфах тихо спорили, сохраняя благообразные выражения лиц – судя по всему, предметом размолвки стала трещина в стекле одного из узких боковых окон. Служка в боковом проходе размеренно сметал сор; женщина с одухотворённым взглядом читала книжицу в потрёпанном кожаном переплёте, примостившись с краешка; большое семейство – четыре или даже пять поколений – заняло почти два ряда, и, удивительное дело, никто из них не клевал не дремал в полумраке, исключая разве что розовощёкого младенца.