Глава 10
Люди, когда влюбляются, частенько бросаются фразами: «Я умру за тебя», «Я убью за тебя».
Я делал и то, и другое.
Но в высшей форме любовь — это найти в себе силы воспротивиться обстоятельствам и законам мироздания. Я осуществил нечто подобное ради Ольги, обернув время вспять.
Сейчас же ради меня то же самое сделала Великая Мать Кровь. Я получил от неё три величайших дара любви: кровь для очищения, волю и смелость для сопротивления наказанию Вселенной и наглядный пример, доказывающий, что можно избавиться от кровавого безумия и выжить. Последний, пожалуй, бесценный в моей ситуации.
С участием Великой Матери пламя разгорелась с новой силой. Изменился и его характер. Если до того пламя собственной крови меня согревало и в какой-то мере даже оберегало, то призыв восстановить вселенское равновесие всё изменил.
Огонь будто бы разделил меня на множество искр и каждую исследовал с фанатизмом сумасшедшего учёного. Лупа вселенского равновесия беспристрастно выворачивала наружу моё нутро, оценивая все мои поступки в нескольких жизнях. Что-то ей нравилось, и тогда пламя ласкало меня с материнской нежностью, отчего семя иссыхало и уменьшалось в размерах. Что-то вызвало у неё отторжение и гнев, и тогда я чувствовал, как тщательно закованное в доспехах из адамантия безумие начинало ворочаться и вырываться наружу, набирая силу.
На многих моих поступках лупа и вовсе пасовала, замирая и не зная, как реагировать. Припомнили мне и сохранённые легионы орденцев, и восстановление Обители, и спасение жены, и даже сохранение кладок аспидов, и возврат души аколарии атлантам. Причём все эти события отчего-то были определены со знаком минус.
Плевать, я жил, живу и буду жить так, как считаю правильным.
Ох, как не понравились мои мысли пламени. Огонь разгорелся с новой силой, пытаясь добраться до меня сквозь броню адамантия. Температура поднялась, чешуйки божественного металла плавились, стекая в лужу у моих ног. А адамантий всё продолжал сочиться из моих тела и души. Памятуя размер осколка адамантия, подселившегося ко мне добровольно, я сообразил, что даже крови Великой Матери может не хватить, чтобы освободить меня.
«Прости, адамантий, но сейчас мне придётся тебя выселить. Здесь я тебя не брошу. Верну домой».
Я и раньше мог порционно использовать адамантий, извлекая его из себя, те же свадебное кольцо для Ольги или защитная кольчуга для Тэймэй во время беременности были примерами. Но десорбция из собственных души и тела ста грамм или даже килограмма божественного металла — это не одно и тоже со скоростным выдворением из себя целого месторождения адамантия.
А ведь ко всему прочему, это нужно было сделать так, чтобы адамантий не остался в чужом мире, если я вдруг случайно отправлюсь на очередное свидание со Смертью.
Порталы были мне всё ещё подвластны, потому я открыл точку выхода над пустыней рядом с ещё одним осколком и принялся натурально сливать туда адамантий, как лаву из вулкана. Выглядел я примерно также, только в качестве кочегаров выступили Великая Мать и братья с сёстрами из Обители. Нужно было поторопиться.
Огонь постепенно терял свой жар и начал спадать, обнажая по частям моё многострадальное тело. Сейчас я уже мог видеть из кокона пламени побелевшие лица братьев и иссыхающее тело Великой Матери. Хитин её тела выглядел не лучше пергаментной бумаги, обожжённой солнцем и временем.
«Ну же, адамантий, родненький! Давай!»
Памятуя про наказание Вселенной в виде разрыва на части, я не стал сливать вместе оба осколка, чтобы хотя бы формально не нарушить запрет на воссоединение.
Раскалённый адамантий изливался водопадом серебра в родной мир, в то время как я чувствовал всё больше свободы. Вместе с тем приходило и внутреннее опустошение. Оказывается, я настолько привык к ехидному и всезнающему голосу божественного металла внутри, что чувствовал неудобство из-за его отсутствия. А ведь было время, когда я жаловался на сонм голосов в моей голове.
Первым упал на колено Агрима. Сейчас он был больше похож на иссушенный скелет, чем на себя прошлого.
— Первый, обрывай! — прокаркал я чужим незнакомым голосом, будто оплавленным раскалённым адамантием. — Двенадцатая, остановись! Остановитесь все!
Классический ритуал убийства кровавого отступника включал образцовую дуэль крови. Выживал тот, кто прав. Второй же платил полным опустошением и смертью, будь он — обвинитель или обвиняемый.
Но наш ритуал отличался от всех остальных. Обвинителем и обвиняемым был я сам. Все братья и сёстры были свидетелями. Им не было необходимости умирать ради меня. Потому я и кричал им обрывать связь.
Каждый обрыв охлаждал температуру пламени, замедляя скорость плавления и выхода из меня адамантия.
Последней, кто держал связь, была Великая Мать Кровь. Она уже не напоминала себя прежнюю. Опали витавшие когда-то вокруг неё кровавые ленты, тело напоминало хитиновый скелет, обтянутый кожей лишь в некоторых местах. Отчего-то даже уменьшился её ранее длинный и гибкий язык. Она давно уже стояла на одном колене, упираясь в песок, чтобы не завалиться.
Эту связь оборвал я сам. Весь адамантий убрать не удалось, но оставшийся не мешал мне двигаться. Девять десятых бывшего осколка сейчас застывали в пустыне серебряным озером. Осталась моя собственная кровь, которая не могла меня же и убить.
Пламя опало окончательно. Портал в Сашари схлопнулся. Я же рассматривал собственные руки, всё ещё покрытые чешуйками адамантия, но уже не цельнолитыми, а стёганными, словно кольчужными кольцами. Двигаться они не мешали, но защиту давали.
«Спасибо, что даже в таком виде пытаешься меня защитить», — осторожно провёл ладонью по телу, благодаря адамантий. Я знал, что он меня слышал, хоть и не мог ответить.
Слышать меня мог не только божественный металл, но и кое-кто другой.
— У тебя была возможность меня убить и восстановить твоё хвалёное равновесие. Но ты этого не сделала, — кричал я в небо. — Может, ты и была права, наказав меня за откат времени. Но пока я могу удерживать твой подарок к узде, смерти за мной нет, как и причин открывать на меня охоту! А потому вот тебе моё слово! Любой, кто придёт меня убивать на основании этого обвинения, столкнётся со справедливым ответом. Я больше не буду жертвенным бараном. Хватит!
В безоблачном синем небе загрохотал гром такой силы, что мы невольно вжали головы в плечи.
— Что же ты наделал… — проскрипел голос Великой Матери. — Зачем ты бросил ей вызов? Зачем? Мы скрывали тебя все… скрывали… А ты сам…
— Тш-ш-ш! — успокоил я Великую Мать. — Тише! Сейчас мы вас подлечим. А дальше поговорим.
Тело покровительницы было легче тополиного пуха. Казалось, она вовсе перестала сколько-либо весить, отдав всю себя ради моего спасения. И сейчас я баюкал богиню, как больное дитя. Не представляю, сколько ей понадобится крови для восстановления, но я знал, где ей устроить первую ванну.
— Братья и сёстры, — я обернулся к ослабевшим и исхудавшим товарищам. — Все мы верны кодексу, и все вы видели, что хоть семя кровавого безумия во мне есть, но вины за мной нет. Безумие не всегда приговор. Наша Великая Мать тому пример. Она его победила. Я же знаю ещё один пример, когда маг крови, имевший семя безумия в душе, защитил свой род от нападок и похоронил себя заживо, дабы не дать семени безумия даже шанса прорасти в его душе. Если придётся, я повторю его подвиг.
Мои пояснения были прерваны одним единственным словом от Комара:
«Началось!»
Я выругался, время шло на секунды. Хотелось бросить всех и уйти защищать свои земли. Но я не мог. Здесь тоже были свои. И они только что едва жизнями ради меня не пожертвовали. Они заслуживали объяснений.
— Вины за мной нет, но как вы понимаете, техносов и их цепного пса Саптаму это не остановит. Сама Вселенная не захотела запятнать свою честь моим убийством, а потому с лёгкостью разрешила стравить нас между собой. Только им не понять нас, наши души и наши убеждения. Мы не просто так живём её кодексом. А потому я попрошу вас быть свидетелями ещё раз. Саптама знает, где мой дом. И он пришёл за мной.
