Я непринужденно пожала плечами.
– Ладно. Значит, есть боги луны, солнца, грома и молнии, огня и остальные? Но ведь день наступает не потому, что какой-то бог едет на колеснице по небу и будит мир? Нам известно, что это не так. – У меня уже нет никаких сомнений в том, что Ян мне не врал.
Правда о подобных вещах всегда оказывалась более глубокой и сложной.
– Конечно, – подтвердил Ян. – Но есть существо, которое черпает от солнца или луны силу и управляет ею. Оно родилось из частиц в космосе, взаимосвязанных с небесными телами или различными явлениями.
По мере того как мы продвигались глубже в навь, я с облегчением почувствовала, что холод отступил. Сперва предположила, что мне померещилось, потому что я привыкла к зябкой непогоде, но постепенно под ногами стало гораздо меньше снега, а потом мы и вовсе очутились в настоящей зоне оттепели. Дорога покрылась слякотью, меня обдавали волны не просто тепла, а настоящего жара.
Я принялась судорожно снимать одежду. От свитера я освободиться не могла, у меня под ним – только нижнее белье, зато пиджак вернула Яну, а плед несла в руках. К сожалению, Ян предупредил меня, что эта погода – ненадолго.
Вместе с теплом прибывала и темнота, хотя для затмения явно еще не время. Я вглядывалась вдаль на ходу: лишь так мне удалось понять причину внезапных сгущающихся сумерек, которые с каждым нашим новым шагом превращались в вечер, а затем – почти что в ночь.
Мы ступали в безразмерную, непроглядную угольно-серую ширь, где небо сливалось с землей, линия горизонта размывалась, а границы уничтожались. Над головами проглядывались бледные диски небесных светил, матовые и пепельные. На их фоне, в их очертаниях, я заметила дым, неподвижные клубы застывших туч.
Горячий ветер развеял волосы и принес запах серы. Я поморщилась и закрыла нос ладонью. Кинли чихнул и фыркнул. Ладонь Яна легла на мою спину, словно подгоняя.
Я не упиралась, но и не особо хотела продвигаться вперед. Я не знала, на что конкретно смотрит Ян, сама я не видела на дороге никого и ничего и даже не представляла, что в себе таит этот мрак. Он был пропитан огнем, лицо раскалял жар.
Но я слышала шипение. В нескольких метрах от нас начало проглядываться подобие чего-то массивного, мое зрение постепенно приспособилось к темноте, и спустя мгновение я увидела мост, сперва с трудом различила контуры, а затем действительно распознала всю конструкцию.
Мы замерли у основания моста. Внизу, под переправой, шумела река. Черная и бурлящая. От воды поднимался раскаленный пар.
Река кипела. А дорога уходила еще глубже в навь.
– Ян?.. – прошептала я.
– Мы у Калинова моста [119].
Этого и следовало ожидать. Как и того, что мы увидим реку Смородину [120]. Не нужно быть Климом, чтобы знать: мост раскален, и, вероятно, я не могу на него ступить.
Как и любые души живых. Вплавь реку тоже не преодолеть.
В темноте ощутив, как Ян подхватывает меня, я поняла, что не ошиблась. Едва он взял меня на руки, я зажала плед под мышкой, чтобы не уронить, а Кинли слетел с моего плеча и принялся хлопать крыльями в воздухе.
– Он сумеет пролететь? – с тревогой спросила я.
– По недоразумению птицы иногда попадают сюда. Так что – да. Кстати, обычно ничем хорошим это для них не заканчивается.
Я обхватила шею Яна и прижалась к ней щекой, прячась от пара. И понадеялась, что с Кинли все будет хорошо, а я не веду его на верную погибель.
Сейчас я начала понимать значение слов Яна о том, что «птице» – моему домашнему дракону – здесь не место.
Ян сделал шаг, и мы оказались на мосту. Если бы не темнота, я бы решила, что внизу полыхает пожар.
Непроизвольно прижимаясь лицом к шее Яна еще сильнее, я пробормотала:
– Разве не лучше было бы…
– Нет, – оборвал он.
– Но я уже летала с тобой, – взмолилась я, волнуясь все больше.
– В ту ночь я спасал тебе жизнь.
Не представляю, почему я спросила, на что рассчитывала, ведь и так ясно, что он не пожелает обращаться в дракона и переносить меня на крыльях в обличии цмока.
Драконы, как он всегда говорил, «не катают людей».
Ян не катал меня, когда я была маленькой, конечно же, и сейчас он не соизволит.
Та страшная ночь в мой день рождения была исключением, а Ян не желал повторения, как будто сейчас не происходило ничего из ряда вон выходящего.
Однако я страшилась напрасно. Мы быстро преодолели переправу и оказались на другой стороне, он разжал хватку и поставил меня на землю.
Я осталась невредима. Не сгорела заживо. Не пострадали ни одежда, ни кончики волос. Кинли совершил благополучную посадку на плед, который я крепко держала. Калинов мост остался позади и, пожалуй, был единственным, что я припоминала о царстве мертвых из легенд.
На нем мои познания заканчивались: то, что я увидела дальше – об этом не писали в сказках или книгах. О таком не снимали фильмов.
Здесь было нечто иное.
На берегу реки, во мраке, я едва увидела ящики прямоугольный формы, невысокие, приподнятые от земли подложенными под них бревнами. Между ними плавно перемещались плотные сгустки воздуха, призрачные силуэты, облаченные в белое, они не ступали, а скользили по земле, время от времени заглядывая внутрь.
– Что это за место? Кто это? – шепотом вопросила я. – Навки?
Но ответом мне было вынужденное молчание.
Ящики располагались посреди дороги и, судя по едва уловимому движению силуэтов, простирались от моста вдоль берега на неопределенное расстояние.
Добравшись до первого, я невольно опустила голову. Мои ноги подкосились.
Я увидела гроб. Деревянный, разбитый и ветхий. Редкие доски накрывали его как крышкой, обнажая в прорехах то, что находилось внутри. Точнее, того, кто там находился.
Сквозь щель я различила мелово-бледный лоб и закрытые веки. Ниже – ладони, лежащие на груди, на коричневом полотне, с засохшей на пальцах кровью.
Это кто-то… живой.
Раздался стон, я дернулась. Чуть подалась вбок, и мне открылся другой ракурс сквозь брешь – передо мной полностью предстало лицо женщины средних лет. Она морщилась от боли и молила о помощи. Сальные от пота пряди волос липли к подбородку, который вместе с губами был одной большой гноящейся раной.
В следующую секунду веки женщины тяжело приподнялись, и безутешный взгляд уперся прямо в меня.
Мое тело сковало по рукам и ногам. Я застыла. И не знала, что сказать или сделать, не понимала, должна ли помочь, чего мне действительно очень хотелось: вытащить ее отсюда, перевязать раны.
Сказать, что мы уведем ее, вернем домой.
– Ава! – позвал меня Ян, обернувшись.
– Ян, что с ней? – прошептала я.
– Ты не должна их тревожить, – тихо и терпеливо ответил он и добавил: – Она уже не человек.
Дуновение ветра принесло слабо слышимые чужие стоны. Страдания остальных.
Взгляд женщины более не терзал меня – она закрыла глаза и будто уснула, застыла, словно умерла.
И опять воцарилась тишина.
– Тут что, кладбище?
– Нет.
– Они заточены? Мы в аду?
Ян не ответил ни на один вопрос. Он поступал так нарочно. И он делал так всегда, особенно когда я была ребенком.
Я проявила настойчивость и любопытство, но он не хотел посвящать меня в то, что, вероятно, считал лишним.
Ад. Значит, вот каков он. Никаких тебе алых языков пламени и чертей. Люди, или уже не люди, страдали в гробах. И между ними витали призрачные сгустки, надзиратели в белых одеждах. Не знаю, почему было так странно, но все оказалось совсем не так, как в сказках.
Получается, навь осталась позади, за мостом. А здесь находился ад? И зачем мы пришли сюда? Мне сразу стало не по себе.
Разве мне можно находиться в преисподней? А если меня увидят те бродящие существа?
Ян вернулся, протянул руку, и я как завороженная послушно шагнула к нему. Он вмиг переплел свои пальцы с моими. И, потянув за собой, вынудил меня сдвинуться с места. Я смиренно последовала за ним, но продолжала размышлять, мой разум порождал новые мысли.
