— Идём, — бросил я через плечо.
Мы двинулись дальше, напряжённо вглядываясь в темноту, пока не вышли в просторный, высокий зал, который я сразу же про себя окрестил Первым Пределом. В самом центре этого зала возвышался древний, покрытый лишайником алтарь, испещрённый такими же сложными, переплетающимися узорами, как и стены вокруг, но здесь они светились гораздо ярче, пульсируя ровным, потусторонним светом, словно огромное древнее сердце. Это место было ключом. Я чувствовал это нутром, каким-то шестым чувством, которое не раз спасало мне жизнь. Мои догадки подтвердила и Ами. Она, в свойственной ей манере, в нескольких скупых, отрывистых фразах подтвердила, что именно здесь начинался переход — в другой слой реальности, в другую, чуждую нам вселенную, в потусторонний мир, откуда, возможно, не будет возврата. И, похоже, пути назад уже не будет, если только мы не победим то, что ждёт нас там, за гранью.
Сзади нас раздался глухой, скрежещущий звук, от которого по спине пробежали мурашки. Проход, через который мы только что пришли, медленно, но неумолимо запечатался, словно гигантская, каменная пасть захлопнулась, отрезая нам все пути к отступлению. Обратной дороги не осталось. Я криво хмыкнул, чувствуя, как внутри меня медленно поднимается знакомая, горькая смесь всепоглощающего раздражения и мрачной, холодной решимости. Что ж, по крайней мере, теперь не придётся мучиться выбором.
— Похоже, вот он, наш долгожданный билет в один конец, — сказал я, медленно подходя к светящемуся алтарю. Мой голос звучал обманчиво спокойно. — Если кто-то вдруг передумал и хочет выйти из этой увлекательной игры, сейчас самое время. Хотя, погодите-ка, я совсем забыл — выхода-то уже нет. Так что держитесь за свои игрушки покрепче, ребята. Представление начинается.
Узоры на алтаре вспыхнули ещё ярче, словно откликаясь на мои слова, и воздух вокруг загудел от накопленной энергии.
— Отлично, — пробормотал я себе под нос, касаясь холодного металла гвоздя Стигмата. — Раз уж нас так гостеприимно заперли в этой ловушке, давайте сами устроим этому милому местечку небольшой сюрприз.
Активировав Руну Плеть Тьмы, я направил толстый, извивающийся, как змея, чёрный жгут концентрированной тёмной энергии прямо в самый центр светящегося алтаря. Удар призрачной плетью произошёл без видимых спецэффектов, но Звёздная Кровь, вложенная мной в это заклинание, стремительно возвращалась ко мне, будто её вытянуло обратно какой-то невидимой силой. Призрачная Плеть втянула в себя всё до капли. По крайней мере, хоть какая-то компенсация. Древний камень алтаря треснул, словно хрупкое тонкое стекло, и из образовавшегося разлома хлынул ослепительный, почти нестерпимый свет. А затем я почувствовал, как Звёздная Кровь втягивается в мой резерв.
Мико, наблюдавшая за этим актом вандализма со смесью ужаса и восхищения, скрестила руки на груди.
— Ну ты и псих, Кир, — сказала она с привычной насмешкой в голосе, но я уловил в нём и нотки уважения. — Ломаешь древние, священные алтари, как будто это твой личный сарай на заднем дворе. А если это был единственный способ выбраться отсюда, а, гений? Или, может, ты просто так сильно любишь всё ломать и крушить, чтобы потом было что вспомнить на старости лет?
Я медленно повернулся к ней, и уголки моих губ дрогнули в холодной, лишённой всякого веселья усмешке.
— Если это и был единственный выход, красотка, то, уж поверь мне, я найду другой, — ответил я, глядя ей прямо в глаза. — А ломать… что ж, это, пожалуй, единственное, в чём я по-настоящему хорош. Спроси у любого, кто меня знает. Они подтвердят.
— Вообще-то, строить у тебя получается куда как лучше, чем ломать, — неожиданно встряла в наш диалог Ам’Нир’Юн, до этого молчавшая.
Она слегка покачала головой, но в её тёмных, непроницаемых глазах мелькнуло что-то, отдалённо похожее на разочарование. Или, может быть, на жалость. Я так и не понял, что из этого хуже.
Мико промолчала, но её взгляд был прикован к тому месту, где древний алтарь треснул, испуская потоки света. Она, может, и не знала, что это значит, но я понимал — мы пересекли черту, точку невозврата. И теперь, чтобы выбраться из этой проклятой дыры, нам придётся идти до самого конца. Что бы этот самый конец для нас ни значил. А я… я думал о том, что каждый наш шаг в этой проклятой, древней скале — это как отчаянная игра в кости с самой безликой пустотой. И по очкам, пока что, мы вроде бы выигрываем. Но игра ещё далеко не закончена.
321
Треснувший алтарь перестал светиться, оставляя после себя лишь едкий запах озона и горький привкус обугленного камня на языке. Пол под нашими ногами внезапно задрожал. Не сильно, но достаточно, чтобы инстинкт, отточенный годами выживания, заставил меня моментально пригнуться, ожидая обвала или чего похуже. Но вместо обвала или трещин в потолке мир вокруг нас просто… провалился. Как будто кто-то невидимый дёрнул за верёвку, и мы рухнули в бездну, сопровождаемые жутким скрежетом камня и паническими воплями Минтена, чей голос сорвался на визг. Падение было коротким, но жёстким, словно молотом ударили по всему телу. Я приземлился на что-то сыпучее, с глухим, болезненным стоном, едва успев сгруппироваться, чтобы не сломать себе шею.
Когда я, наконец, открыл глаза, вокруг нас была только серая, непроницаемая мгла. Мы оказались в каком-то бесконечном, гнетущем лабиринте, чьи стены состояли из текучего, почти живого пепла и острых, как бритва, стеклянных осколков, которые торчали из земли и стен, словно клыки неведомого зверя. Эти осколки отражали наши лица, но отражения были искажёнными, вытянутыми, уродливыми, словно мы смотрели на себя через кривые зеркала какого-то сумасшедшего дома. Неба здесь не существовало — только эта серая, давящая, почти осязаемая мгла, которая, казалось, поглощала все звуки, превращая их в мёртвую тишину. Наши шаги тонули в этой вязкой пустоте, и единственным, что я слышал, было тяжёлое, рваное дыхание моих спутников да стук собственного сердца, гулко отдававший в висках.
Я довольно быстро приспособился к удушающей атмосфере этого места. Это наверное можно было отнести на счёт жалких крох Атрибута Адаптивности (1/10) и Навыка Адаптивности Организма (1/10). Я чувствовал, как лёгкие, хоть и с трудом, но настраиваются на нехватку кислорода, как тело, словно по команде, перестраивается на выживание в этом аду. Мне ничего не стоило бы и совсем не дышать, но, похоже, это было бы преждевременно. Остальные же страдали куда сильнее. Минтен кашлял, задыхаясь, его лицо блестело от испарины, а глаза покраснели от напряжения. Мико выглядела бледной, как полотно, но упрямо стискивала зубы, стараясь не показать слабости. Даже Ами, эта несгибаемая степная воительница, казалось, дышала с трудом, её фиолетовые глаза напряжённо изучали окружающую нас хтонь, а пальцы нервно сжимали рукоять сабли. Чор Комач, как всегда, не смог удержаться от нытья.
— Хозяин, — прохрипел он, театрально хватаясь за горло своими короткими, синими лапками, — тут дышать-то чем? Пеплом этим серым? Я ж не пепельный змей, чтоб таким питаться! У меня сейчас жабры отрастут, если мы тут ещё немного побродим, как проклятые души!
— Заткнись, коротышка, и дыши глубже, — рявкнул я, оглядываясь по сторонам в поисках хоть какого-то ориентира. — Если жабры отрастут, потом спасибо мне скажешь.
Он что-то пробубнил себе под нос, явно не самое лестное в мой адрес, но замолчал, понимая, что сейчас не время для пререканий. Я знал, что он боится, как и все мы, но сейчас было не до сантиментов. Мы были в ловушке, в самом сердце какого-то древнего, зловещего кошмара, и нужно было искать выход. Если он вообще существовал в этом проклятом месте. Если нет — что ж, тогда нам остаётся только сражаться до последнего вздоха.
Вскоре мы встретили первых обитателей этого песчаного ада. Из серой, вязкой мглы на нас выскочили стаи существ, сотканных из костей и песка.
Пепельная Гончая.
Ранг: Дерево.
