Звездная Кровь. Изгой VII (СИ) - Елисеев Алексей Станиславович

— Если я там мёртвая, то где мой шикарный, атласный саван? — бросила она с нарочито саркастичной ухмылкой, пытаясь скрыть растущее напряжение. — Я ж не для того подыхала, чтобы в этих драных шмотках по какому-то ледяному аду шляться. Или тут местные демоны совсем на стиль плюют, а, Кир?

Она говорила бодро, но её голос звучал немного громче, чем обычно

— Ты и в аду будешь ныть, что тебе мало внимания уделяют, — ответил я мрачно, не глядя на неё, сосредоточившись на дороге и вызывая Руну Ледяной Звезды. — Может, тебе ещё корону из ледяных шипов выдать? Чтобы все местные твари точно знали, с кем связываться не стоит, и обходили тебя десятой дорогой.

Она фыркнула, но я заметил, как её пальцы ещё крепче сжали рукоять верного томагавка. Её отчаянные попытки поддерживать лёгкий, шутливый тон не могли скрыть того, что эти зеркала задевали и её, били по самым больным местам. А мне… мне не хотелось даже думать о том, что я увидел в своём отражении. Та правда, которую показывали эти проклятые стены, была хуже любой, самой изощрённой лжи. Что, если вся наша отчаянная борьба, все наши жертвы — это просто бессмысленный, кровавый танец на самом краю бездны? Что, если мы уже давно мертвы, просто ещё не знаем об этом, и это всё — лишь предсмертная агония, растянувшаяся на вечность? Я прогнал эти мысли, как назойливых мух, но они продолжали зудеть где-то на краю сознания, отравляя душу.

Ами мрачно молчала, но её лицо было напряжённым, а взгляд лихорадочно метался по зеркальным стенам, словно она пыталась найти в этих искажённых образах какой-то ответ, какое-то объяснение. Даже её хладнокровие легендарного уровня, кажется, начало давать трещину под этим давлением. Минтен же выглядел так, будто его вот-вот стошнит прямо здесь, на замёрзшую землю. Его отражение, видимо, показывало что-то такое, что заставляло его лицо бледнеть ещё больше, чем от пронизывающего холода. Он дрожал, как осиновый лист на ветру.

— Эй, Мин, — Чор, заметив его состояние, ткнул его локтем в бок, пытаясь хоть как-то отвлечь. — Чего ты там такого ужасного увидел, а? Себя в роли главного неудачника всей Кровавой Пустоши? Или твоя ненаглядная Юлина тебя бросила ради какого-то рогатого урга с рогами покрупнее и кошельком потолще?

Его попытка была неуклюжей, но искренней. Их взаимные подколки и шпильки почти никогда на приводили к крупным ссорам, а служили своеобразным упражнением в остроумии и красноречии.

— Заткнись, синий, — огрызнулся Минтен, его голос был хриплым и надтреснутым от сдерживаемых эмоций. — Если я тут и сдохну, то точно не из-за твоих идиотских шуточек. А ты… небось, в своём зеркале увидел, как тебя за твой вонючий ведьмин корень на цепь посадили и плетьми охаживают. И поделом тебе, гад!

Чор хохотнул, но смех его был натянутым, нервным. Я молча смотрел на них и думал о том, что эти зеркала — не просто какая-то хитрая иллюзия. Они, как безжалостные хирурги, вскрывали наши души, вытаскивали на поверхность всё то дрянное, всё то тёмное и гнилое, что мы так старательно пытались запихнуть поглубже, скрыть даже от самих себя. И это, бесы меня задери, было хуже любого, самого сильного и безжалостного врага. Потому что от себя не убежишь.

Или так я думал, пока настоящие враги не появились? Из этих самых зеркальных стен, словно из расплавленного стекла, начали выступать фигуры — наши собственные отражения, но искажённые, уродливые, как будто кто-то взял все наши слабости, все наши страхи и комплексы, и выкрутил их на максимум, придав им физическую форму. Мой двойник, вышедший из стены прямо передо мной, был воплощением моего вечного, глухого одиночества. Он смотрел на меня с холодной, презрительной усмешкой, его глаза были пустыми, как бездна космоса, а голос звучал, как скрежет ржавого металла по стеклу.

— Ты всегда был один, Губа, — проскрежетал он, медленно, почти вальяжно подходя ко мне. — И навсегда будешь один. Ты отталкиваешь всех, кто пытается пробиться к тебе, кто пытается помочь. Ты думаешь, что это твоя сила? Нет, это твоя слабость. Ты просто боишься. Боишься снова потерять, снова испытать боль. Жалкий трус.

Его движения были точной копией моих. Я стиснул зубы так, что заскрипели зубы, чувствуя, как внутри всё сжимается в тугой, холодный комок. Его слова били точнее любого клинка, попадая в самые незащищённые места. Но я не собирался поддаваться.

Вспыхнула Скрижаль над запястьем, а в следуйщее мгновение я активировал Руну бронзового ранга Плеть Тьмы. С яростью ударил по этому отвратительному отражению чёрным, извивающимся жгутом тёмной энергии. Удар был точным и быстрым, моё отражение отшатнулось, но продолжало насмехаться.

Ами сражалась со своим отражением чуть в стороне от меня. Её двойник, такой же холодный и непроницаемый, как она сама, обвинял её в предательстве её народа, в том, что она сбежала, как трусливый маблан, бросив всех, кто на неё рассчитывал, кто ей верил. Впервые за всё время нашего знакомства я увидел, как её ледяная маска треснула — её лицо исказилось от невыносимой боли, но она продолжала бить, с методичной, холодной яростью, пока её отражение не рассыпалось на миллионы сверкающих осколков. Она тяжело дышала, но ни слова не сказала, просто отвернулась, словно не хотела, чтобы кто-то видел её уязвимость, её слабость.

Мико, пытаясь прикрыть меня от моего отражения, которое всё ещё продолжало глумиться надо мной, бросилась вперёд с томагавком, но я резко оттолкнул её назад, возможно, слишком грубо.

— Не лезь! — рявкнул я, мой голос прозвучал резче, чем я хотел. — Я сам справлюсь с этим дерьмом.

Её глаза на мгновение расширились от обиды и удивления, но она быстро скрыла это за привычной, напускной насмешкой.

— Да ладно, Генерал, не кипятись ты так, — бросила она, отходя на несколько шагов. — Я просто хотела посмотреть, как ты с самим собой бодаешься. Это же шоу получше любой гладиаторской арены будет. Не каждый день такое увидишь.

Я не ответил, сосредоточившись на своём двойнике. Она хотела быть рядом, хотела помочь, я это понимал. Но я не мог этого допустить. Не сейчас. Не здесь. Близость делает слабым, а слабость в этом проклятом месте — это верный смертный приговор. И я не собирался подписывать его ни себе, ни ей. Потребовалось ещё несколько ударов Плетью пока я не расколол своего двойника на тысячи мелких осколков. Физически я победил. Но внутри… внутри его слова осели тяжёлым, горьким осадком.

Когда все наши кошмарные отражения были повержены, оставив после себя лишь звенящую тишину и горький, неприятный осадок, мы подошли к самому центру этой ледяной долины, где возвышалось огромное, центральное зеркало. Оно было выше всех остальных, и его гладкая, чёрная поверхность пульсировала, как огромное, живое сердце, излучая волны холода и той самой древней, зловещей магии, которую я уловил раньше. Ами, всё ещё бледная и осунувшаяся после своей изматывающей схватки, посмотрела на меня. В её глазах плескалась усталость, но и решимость.

— Это ключ, Кир, — сказала она тихо, её голос был немного хриплым. — Разбей его. Он должен открыть путь дальше. Возможно, что именно там держат Юлину. Я не уверена в этом, но это самый вероятный вариант.

Я сам смутно чувствовал, что без разрушения этого гигантского зеркала мы дальше не двинемся. Молча кивнув, активировал Скрижаль. Сейчас не время для сомнений. Выбрав уже зарекомендовавшую себя Руну Плети Тьмы, я нанёс удар в центр этого пульсирующего зеркала. Его поверхность дрогнула, по ней, как паутина, пошли глубокие трещины, и через мгновение она разлетелась на тысячи мелких, острых осколков с оглушительным, режущим уши звоном. На месте разбитого зеркала открылся проход — тёмный, зияющий, как распахнутая пасть какого-то чудовища, ведущий вглубь, в неизвестность. И от него веяло таким замогильным холодом, что это невольно заставило поёжиться и задуматься о смерти.

Я посмотрел на своих спутников. Все были измотаны, не столько физически, как психологически. Эти проклятые зеркала оставили глубокие, кровоточащие следы в каждом из нас, и я знал, что эти невидимые раны не скоро заживут. Если заживут вообще. Но пути назад уже не было. Мы должны были идти дальше, в самое сердце этого ледяного кошмара.