— Что привело измученного господина рыцаря в ведьму? — спросила звонким голосом, который подходил бы двадцатилетней юноше. - Похмелье? Закреп? Сифилис? Все вместе? Для Серого Ордена всегда есть хорошие скидки.
- Привет, Соломия, - Филипп стащил с лица маску и поклонился. – У меня послание от Захара Козориза.
– Вот оно что, – ведьма съежилась. — И что же говорит Захар Козориз?
– Он говорит, что мне можно доверять. Я прибыл для разговора с господином Буханевичем по приказу Ордена. Никакой несправедливости. Должен расследовать, кто поиздевался над его рукописью.
Ведьма несколько секунд изучала Филиппа, а затем кивнула.
– Хорошая коса. Как тебя зовут?
- Филипп Олефир.
— Не знаешь ли иногда Северина Чернововка?
– Я его друг. Слышал немного о вас.
– Надеюсь, только хорошее, – она улыбнулась уже другой улыбкой, шире и теплее. — Стань конем и заходи внутрь, Филипп.
В небольшом доме Филипп несколько секунд привыкал к очень густому и пряному воздуху. Ведьмина жилья была переполнена сушеными травами: разнообразные ароматные охапки заполонили чуть ли не все возможные поверхности, завешивали стены, свисали из-под потолка, торчали по углам — именно они занимали здесь больше всего места. Соломия отодвинула коврик, под которым оказалась крышка, подняла ее и крикнула:
— Вылезай, писатель! Свои приехали.
Из погреба выбрался помятый Владимир Буханевич. За последние дни он сбросил не менее полупуда веса.
- О, господин Олефир! Как хорошо, что послали именно вас, — улыбка трактирщика получилась расстроенной. — Я бы предложил партию в тавлию...
Басюга выбрал Олефира для этого поручения именно из-за давних дружеских отношений и роли защитника, которую Филипп взял на себя во время сожжения корчмы Владимира — это должно было добавить откровенности их разговору.
— Здоровеньки были, пан Буханевич, — поздоровался характерник. - Как чувствует себя ваша спина?
– Состоялась малой кровью, – корчмарь повел плечом и скривился. — Заживает, спасибо.
— Рад это слышать.
— Все благодаря вам, друзья! Защитили, не отдали на растерзание, спрятали, переправили... — Буханевич немного прослезился и смущенно протер глаза. - Как мне отблагодарить?
— Лучшей благодарностью будет рассказ о том, как же случилось, что ваша рукопись превратилась в ужасный памфлет.
Соломия пошла колдовать над котелками в печке.
- Конечно, - Владимир пригладил растрепанные кудри вокруг залысин и присел на табурет. – Все началось весной. Мне пришло письмо от издательства: мол, услышали, что я не один год собирал рассказы о характерщиках, а они имеют большое любопытство издать такой сборник. Сказали, такая литература сейчас актуальна.
- Что за издательство? В книге не указано название.
— Не называйте этот хлам книжкой! — вскочил с табурета бывший корчмарь. — Это не книга, а дерьмо в переплете! Такое место в нужнике! Извините, Филипп... До сих пор не могу смириться со всем, что произошло...
- Успокаивающий чай, - вмешалась Соломия и чуть ли не насильно залила глоток у Буханевича. — Господин рыцарь, будете?
– Нет, спасибо.
— Может, вишневки?
— Просто воды, — поблагодарил характерник и вернулся к Владимиру, который яростно дул на чай. — Что за издательство?
— Я о нем никогда не слышал... И это, черт возьми, должно меня смутить! Но нет, - мужчина покачал головой и снова уселся на табурет. — Счастье затмило ум. Я много лет лелеял мечту издать книгу, но отовсюду получал одни только отказы. Вдруг ко мне обратились! И я поверил, что настало долгожданное время! Наконец-то годы труда окупились! Наивный...
– Они заплатили за рукопись?
– Да, щедрый аванс вместе с договором. Здесь я должен задуматься второй раз, потому что слишком хорошо все складывалось: издатели ни разу не захотели встретиться лично или по крайней мере почитать несколько историй перед приобретением рукописи... Но тогда я об этом не думал. Радостно подмахнул соглашение и всем вокруг хвастался, что теперь будут меня выдавать. Олух... Самый настоящий олух!
Соломия указала ему на чашку. Владимир смирно отхлебнул.
– Что произошло потом?
– Потом была тишина. Я писал им несколько раз: спрашивал, когда ждать издания, планируют ли добавить гравюры, какой объем первого тиража... Молчанка. А на носу – очередной сбор Серого Ордена, горячая пора для любой корчмы Буды. Вдруг утром врывается знакомый, швыряет в лицо какую-нибудь книгу и кричит, что знать меня не хочет... Господи Боже! Я поднимаю тот талмуд и от ужаса цепения — леле, так моя летопись! Точнее, моя фамилия и мое название... А внутри все обезобразили, перекрутили, перевернули вверх дном, полили грязью, к каждому рассказу добавили лжи и зверств, изуродовали все... Уничтожили работу многих лет! Я душу в нее вложил, а те подонки запятнали мою фамилию! Я бы их собственными руками задушил...
Владимир чуть не разбил чашку, но под взглядом Саломеи овладел собой и допил остатки чая.
— У вас есть что-то от этой переписки?
— К счастью, среди вещей, которые я спас, осталось, — Буханевич принялся копаться в своем ящике. – Вот! Здесь было первое письмо, но оно не сохранилось. Я его на стену повесил.
Филипп взял большой желтый конверт, пробежал глаза. В графе отправителя стояли цифры почтового индекса, номер абонентского ящика и город Коростень.
— Также у меня оригинал летописи... Не вся, но несколько историй. Вы можете сравнить и увидеть, что я такого не писал!
— Не стоит, господин Буханевич. Я вам верю.
Тот усмехнулся с облегчением.
— Вы действительно верите, Филипп? Верите, что сделали меня жертвой? Верите, что я в жизни не придумывал такого мракобесия о ваших братьях?
— Верю, пан Буханевич. Мы с вами давно знакомы. И многие тоже верят в вашу невиновность, — последняя фраза была неправдой, но характерщику хотелось как-то разрадовать его.
— Многие товарищи отреклись от меня и теперь они проклинают мое имя, — грустно ответил Владимир. – Спасибо за доверие, Филипп. Мне болит не от ножа в спину, и даже не от потери корчмы и коллекции сабель, а от огромного пятна на моем честном имени... Не знаю, как с этим игом жить дальше.
— Не отчаивайтесь, пан. Страшнее всего вы пережили, а время все расставит по местам.
Соломия, учитывая поздний вечер, предложила Оле-фиру остаться на ночлег. Он согласился, а перед тем съездил в ближайший дуб и надиктовал знакомому казначейству с конверта. После этого они с Владимиром сыграли несколько партий в тавлию, которые Филипп намеренно проиграл, чтобы взбодрить господина Буханевича, а когда тот уснул, поболтал с Соломией.
— Сто тысяч лет малыша Чернововка не видела, — сообщила ведьма. – Вечно забывает обо мне! Никогда не напишет первым. Разве не свинья?
– Он очень озабочен в последнее время, – ответил Олефир.
- В самом деле? Чем именно?
Филипп сообразил, что рассказывать о свадьбе не стоит: если молодая ведьма когда-то здесь жила, то, наверное, была ее ученицей... Пусть Щезник сам с этим разбирается, решил Олефир.
— Его перевели в шалаш назначенцев.
Щезник сообщил новость, когда ватага собралась на прощальную кружку. Эней выглядел ошеломленным, Малыш и Варган радостно поздравили с этим событием. Савка не явился — по словам Северина, уже бросился из Буды своим непостижимым маршрутом.
- Назначенцы, - повторила Соломия и постучала пальцами по столу. — Это не тот самый шалаш, где служил его отец?
- Тот же.
– Как иронично, – Соломия налила себе вишневки и предложила Филиппу, но тот отказался. — Стоит теперь ждать с первенцем от какой-то характерницы!
Олефир покраснел и промолчал.
– Ну, а ты? – Соломия внимательно изучила его лицо. – Что у тебя за печаль?
Ночь серебряной скобы. Сломанная клеть. Четверо солдат. Слезы Майи. Багровые волны. Священник и его телохранитель. Назойливый голос. Пещелик с серебряным шаром.
– У меня все хорошо, – вежливо улыбнулся Филипп.
Спалось удивительно спокойно. После Буды Зверь почему-то оставил его в покое: не вмешивался в мысли, не мешал разговорам, не расшатывал душевный покой. Испугался пистолика? Или потому помог Павлин? Ведь именно после его прикосновения голос затих... Щезник говорил, что у Савки есть странные силы, природа которых даже ему, бывшему двухвостому, непонятна.
