Бог знает почему умолк Зверь, но пусть он молчит и дальше.
Утром Филипп прежде всего проверил дуба. Казначеи раскопали, что абонентский ящик в Коростене принадлежал конторе «Chysta mriya»: едва четыре месяца существования, уставный капитал в десять золотых и создание печатных изданий за объявленную цель предприятия. Управляющим числился некий Хведир Цапко, несколько раз судимый и трижды осужденный за мелкие аферы и мошенничество. Классическая ширма игроков, желающих оставаться неизвестными.
Сам Хведир придерживался альтернативной точки зрения по отношению к своим талантам: он считал себя несправедливо осужденным гением, чьи достижения присвоила жадная власть.
— Как можно называть мое страхование обманной схемой и самим вместо этого внедрять такую же? — жаловался пан Цапко, наливая себе коньяку.
Он любил сетовать на прошлое, хотя даже из слушателей в кабинете была только бутылка. За стенами непрерывно трещали станки. Сначала эти звуки и мощный запах типографской краски раздражали, но Хведир приспособился и взял за привычку каждый час серьезно прохаживаться по цеху, на работе которого он ни черта не разбирался.
В мире существовала справедливость! Наконец Федор занял достойную должность, полностью соответствовавшую его талантам, мог насладиться безбедной жизнью, заслуженной жалостью и сладким бездельем, где-то глубоко в душе подозревая, что вскоре это все кончится, потому что слишком уж хорошо получается, а в жизни так не бывает и в общем оно напоминает, но он напоминает, что он не напоминает, но он напоминает, что он не напоминает, что он не напоминает, что в его оно напоминает. организатора...
Дверь в кабинет с хряском распахнулась. Цапко даже не посмотрел, кто продрался сквозь охрану, а доверился укоренившимся рефлексам, бросившим его в открытое окно. Окна не добрался: в воздухе свистнуло, ногу ужалило и дернуло, и Федор повалился вниз.
Не успел допить коньяк, подумал он отчаянно. Французский, настоящий, контрабандный!
- На помощь можете не звать, все равно не услышат. Хорошая у вас типография, - сообщил незнакомец, сматывая плетку, которой умело предупредил побег. — Многие станки, много людей. Все при деле.
– А ты еще кто? — начал Хведир, разглядел черес с тремя клямрами и сомкнулся.
Это было хуже сердюков.
— Интересный жизненный поворот, пан Цапка, — характерник говорил так спокойно, что спиной бежали сироты. – Объясните мне, как все сложилось. Вышли из тюрьмы... И вдруг основываете издательство. Арендуете большое помещение, покупаете станки, нанимаете людей. Работаете беспрестанно, печатаете сначала листовки, затем целую книгу. Тиражи измеряются десятками тысяч. И что самое интересное, распространяете это добро по всем полкам Гетманата совершенно бесплатно. Откуда такая щедрость?
— Старые запасы откопал, — сказал Хведир.
- Конечно, - характерник повел рукой и плед пополз по полу, как змея. — Не нашли лучшего применения старым запасам, чем альтруистическое создание грязи против Серого Ордена.
— Мои деньги, что хочу, то и...
Канчук свистнул у уха и Федор чуть не обмочился. Остатки отваги исчезли.
— Оставьте враки, пан Цапка, у меня нет времени. Кто платит?
— Если я расскажу...
— Никто не защитит, пан Цапка. Вы уже сыграли свою роль, — голубые глаза смотрели холодно и пронзительно. – Ваши заказчики знали, что я найду это место, но не предупредили. Вас давно списали со счетов.
– Если я расскажу, меня убьют, – Федору захотелось плакать.
Слишком быстро кончилась сладкая жизнь, к которой он успел привыкнуть.
— У вас небольшой выбор, пан Цапка. Можете умолчать и умереть здесь, можете рассказать и попытаться выжить.
- Тряска! — Федор не колебался. — Деньги приносили наличными, никаких имен, никаких банковских записок. Все имеющиеся документы на столе. Это все, что я знаю! Меня просто усадили в кресло и давали бумажки на подписи!
– Спасибо, – характерник подбросил ключи на ладони. — Видите, пан Цапка, это было просто.
- Непросто, - возразил Федор. — Ударьте меня несколько раз и отрежьте мизинцы. Если меня поймают, не поверят, что я не продался!
- Доказательства пыток? Ладно, - сероманец пожал плечами и достал из-за череса нож. — Потом расскажете, кто посадил вас за стол и давал бумажки на подпись. Требуется подробное описание. Мне очень хочется познакомиться с вашими заказчиками.
Характерник без предупреждения копнул его в зубы, а затем в живот. Федор набрал воздух застонать, когда правую ладонь вдавили в пол.
– Нет! Я передумал, отрезать не надо... — заорал было Федор, но конец фразы утонул в визге, который никто не услышал за гулом печатных станков.
Кровь нырнула в лицо сероманца. Он вдруг уронил нож и с хрипом повалился на колени. Руки охватили голову, на шее напряглись мышцы, и характерник заревел так, что глаза полезли из зрачков. Федор не знал, чего ужасаться — зрелища кровавого отрубка вместо пальца; отсеченного мизинца, напоминавшего белого червяка на полу; или юродивого сероманца, сражавшегося прямо перед ним в ужасающем припадке.
- Оставь! Оставь! Сгинь! — кричал характерник, покачиваясь по полу. – Что мне сделать, чтобы ты исчез навсегда?
Он хлопал себя по щекам, бился лбом о доски, кусал губы, а потом выхватил небольшого пистолета и приставил себе к виску.
– Я нажму его, клянусь! Ты знаешь, что там! Ты не сможешь меня остановить! Еще раз я услышу тебя, еще раз увижу багряную рябь, то мигом нажму крючок - и все кончится!
Федор того уже не видел: забыв о боли, выпрыгнул через окно и дернулся так, что пятки сверкали. С самого начала этой проклятой авантюры он знал, что не стоит связываться с волкучащими делами, с самого начала было понятно, что за золото придется расплатиться, и вот теперь он потерял пальца, невесть сколько сумасшедших характерников ищут его, а единственный выход — бежать куда глаза глядят и где-то далеко за государственной границей. Так господин Цапко исчез из земель Украинского Гетманата и больше его никто не видел.
А Филипп все качался по полу и кричал, кричал, кричал, но гул печатных станков поглощал его крик.
***
Пора покончить с этим. Ради семьи. Ради мечты. Ради убитого Павла. Ради себя. Чего бы оно ни стоило!
В решительном смятении Игнат не сразу заметил, что Упир заковылял. К счастью, это произошло в месте, где жил знакомый кузнец Гриць, не впервые помогавший с конем.
— Здоровеньки были, — поздоровался Игнат.
Гриць, который мог ломать подковы голыми руками, собирался пройтись молотом по раскаленным куском металла, который клещами на наковальне держал подмастерье.
– Подковаться надо.
- Подожди, - Гриць несколько раз ударил, разбрызгивая оранжевые искры.
Искры напомнили, как Игнат вел сестру-невесту в дуб. Хорошее воспоминание... Он был так же счастлив, как и на собственной свадьбе.
- Одну подкову? – спросил кузнец.
— Остальное не мешает проверить.
Упырь фыркал и копыта наставлять не желал — знал, к чему все идет, а он страх как не любил подковываться.
— Третью тоже надо, — объявил Гриша после осмотра.
— Надо — это делай.
Кузнец, обычно любящий баландрасов, молчал. Пока подмастерье держал копыто Упыря, а Гриша ладил новую подкову, Игнат успокаивал коня, между тем попытался завести разговор.
— Вот крутимся, как мельницы, а все стоим на месте, — обычно эта глубокая фраза оборачивалась началом разговора с любым ремесленным.
— Угу, — только и буркнул Гриць.
Он бесплатно вытащил Игнату гнилого зуба, когда ни один знахарь в окрестных паланках не помог. Гриць всегда вел себя как хороший друг, что могло... И тут Гната озарило: проклятая книжка! Вот в чем дело! Надо было Буханевича сжечь вместе с его корчмой.
За работу Гриша взял полную цену, хотя раньше не гнушался поторговаться.
- На рюмку тоже не пригласишь? – спросил Игнат прямо.
- Времена меняются, - сказал кузнец. — Как услуги мои нужны, заходи. Но вместе не будем пить.
