Я схватил ее так, что ткань затрещала, толкнул к стене, прижал к ней, как тряпичную куклу, вскинул руку, чтобы ударить… Но в последний момент замер. Так и застыл, чувствуя, как по телу пробегают судороги. А она продолжала смотреть мне прямо в глаза.
Вот тебе, сука, и «дядя Край».
– Ну давай, – выдохнула Наташа. – Ударь. Ты же больше ничего не умеешь, только бить, стрелять и резать. Так же? Ты такой же, как и эти бандиты, которые ее убили.
Рука медленно опустилась сама собой. Я сделал шаг назад, не знаю зачем, но поправил воротник ее футболки. Растянул все равно ведь.
– Я… – выдохнул я, не зная, что сказать. – Я не…
– Нет, ты именно такой, – перебила она. – Плевать тебе на всех, лишь бы очередную войнушку устроить. Она ведь тебя любила, Край, и умерла из‑за тебя. А меня ты сплавить хочешь, потому что боишься, как лох.
Я сделал еще шаг назад, а потом уселся прямо на пол. Просто сел, уткнулся лицом в ладони и выдохнул, как будто из меня вытянули воздух. Замолчал. Она стояла рядом, и тоже не говорила ничего. А потом я почувствовал, как тонкая детская рука коснулись моего плеча.
– Прости, – сказала она тихо. – Прости, дядя Край, я не хотела…
– Ты всё правильно сказала, – перебил я. – Я просто… Я не знаю, как теперь.
– Ты моей маме обещал, что меня с острова вывезешь, так ведь? – спросила она.
– Ну да, – кивнул я. – И не смог. И никто уже отсюда никогда не выберется. Нет пути наружу.
– Но ты ей все равно должен, – она пожала плечами. – Заботиться обо мне. Только это не значит, что нужно меня скинуть на кого‑то и забыть. Не в том смысле, что «сыта, здорова, крыша над головой есть – и нормально».
Я промолчал. Она посмотрела мне в глаза и продолжила:
– Нам всем тут жить. А, значит, мне нужно научиться выживать. Если понадобится, то убивать.
– Я могу тебя защитить, – сказал я. Сам сразу же понял, насколько упрямо и глупо это прозвучало.
– Можешь, – кивнула она. – Но ты не можешь всегда быть рядом. Ты можешь опять словить пулю, играя в свою войнушку. Или можешь просто состариться и умереть. Я должна уметь защищать себя сама, дядя Край.
Она права. И она додумалась до того, до чего не все смогли. Можно было надеяться, конечно, что это плод моего влияния, но вряд ли. Дети ведь в Дачном жили, как и раньше. Бегали туда‑сюда, помогали в огородах. Лето же, а в то, что в сентябре учебного года уже не начнется, и в школу никто не пойдет, так и не подумал.
А школа должна быть, правда, другая уже. И там не академические знания должны преподавать. А в том числе, и как выживать, и убивать. И зомби, и себе подобных. Потому что если мы не научим этому наших детей, то внуков у нас уже не будет. Никто не доживет. И будет Крым действительно островом мертвых.
Ладно, чего это я расклеился. Все нормально будет. Что‑нибудь придумаем.
– Хорошо, – я вдруг улыбнулся, неожиданно для самого себя и продолжил. – Я там тебе ствол нашел под руку. Такой же, почти, как у тебя был, только очередью стрелять еще может. А если с ним разберешься, то потом из любого автомата Калашникова сможешь стрелять, принцип один и тот же.
Я вдруг не выдержал и обнял Наташу, прижал ее к себе. Потому что…
Потому что она – единственное, что у меня из прошлой жизни осталось. И я сейчас не про ту, что до Войны была, я о другом.
Я нес еще какую‑то чушь, чувствуя, как по моему лицу стекают слезы. А она слушала, не отстранялась, и как будто даже… Обмякла что ли.
Не знаю, сколько это продолжалось, но потом в голову мне пришла мысль о том, что мы теряем время. И неизвестно, не едет ли уже в эту сторону очередной конвой из Белогорска. А там могут быть такие силы, что и наши союзники на дороге остановить его не смогут. Нужно было действовать, причем быстро.
– Пойдем, поможешь, – сказал я. – Найди простынь, Лику нужно увезти отсюда. А потом мы сожжем тут все.
– Сейчас принесу, дядя Край, – сказала она и двинулась в сторону комнаты.
А я прошел в нашу с Ликой, которую мы занимали, и увидел несколько сложенных сумок. Она уже собрала вещи, понимала, что мы вот‑вот уйдем. Но не знала, что так закончится.
И меня снова придавило. Да. Кто же знать мог?
Но отчаяние поутихло. Потому что теперь мне есть ради чего жить. Ради чего воевать. Ради нашего будущего. И вещи Лики я, пожалуй, все равно возьму. Не на память, конечно, а потому что среди нас есть женщины. Та же Саша, она вообще с одной сумкой из деревни ушла, а там только медицина, да инструменты, никакой запасной одежды у нее не было. Пригодится.
И вот сумка, где рации и солнечная батарея к ним. И автомат.
Прихватив все это, я вышел из дома и положил в УАЗ, в ноги у пассажирского сиденья. Наташа все равно разместится, все‑таки ребенок. Да ей, на самом деле, еще и нельзя без детского кресла ездить, если так подумать. Правда, никому в голову бустер таскать уже не придет. Интересно, как быстро эти условности отпали.
Когда вернулся в дом, увидел, как Наташа уже принесла простынь.
– Расстели на полу, – попросил я ее, а когда она это сделала, поднял тело Лики и положил. И общими усилиями мы ее завернули.
После чего я подхватил легкое, показавшееся мне совсем невесомым тело девушки на плечо. Наташа посмотрела на меня, я кивнул, и мы двинулись на выход.
Но я остановился, когда проходил мимо керосиновой лампы, который мы пользовались для освещения в ночное время суток. Старая совсем, но работала. Недолго думая, сбил ее локтем на пол, и она естественно разбилась. Запахло топливом.
Я оторвал от савана Лики кусок, вытащил зажигалку, высек огонь и, когда хлопчатобумажная ткань загорелась, бросил ее на пол. Топливо тут же вспыхнуло, огонь побежал по полу, а мы двинулись на выход.
А там уже пахло дымом – я не сразу это заметил. А над деревней уже поднимались столбы дыма. Вот теперь‑то всем стало ясно, что прошлая жизнь закончилась.
Глава 2
За нашими спинами пылало зарево, а в небо поднимались столбы дома. Деревня пылала. Здесь не должно было остаться ни одного целого дома – только пепелище. И, если честно, то было как‑то даже жалко, потому что место неплохое. И оно стало прибежищем для меня на последние полтора месяца. Там было даже неплохо, если не брать в расчет бандитов.
Но увы. Теперь нам снова предстояло перейти на казарменное положение, поселиться в детском лагере, который в скором времени не будет ничем отличаться от военного. Мы везли целую машину оружия и мин, а еще у нас был пленный.
Оставалось надеяться на то, что конвой с гражданскими нормально доберется до базы Росгвардии, а потом мои парни вернутся назад. Я бы и сам мог поехать, на самом деле, но в этой ситуации мое присутствие требовалось здесь.
Нам удалось нанести хороший такой, крепкий удар по «Воронам». Но это был не нокаут, и даже не нокдаун. Даже если за все время мы перебили у них около сотни, может чуть побольше, это все равно даже не десятая доля их сил. А уж с учетом того, что у них была техника и артиллерия.
Так или иначе, преимуществом, которое мы получили, нужно было воспользоваться с умом. Вопрос только в том, что теперь делать: затаиться, или наоборот планировать следующую атаку.
Для атаки, как по мне, нас было маловато. Даже два десятка человек не набиралось. Если прощупать их, остановить какой‑нибудь конвой или еще что‑то подобное, то достаточно. Но для атаки на главную базу – мало. Очень мало.
А еще стоило помнить о том, что нам надо обеспечить нормальные условия на нашей базе. Да, мы везли с собой три генератора: тот, что забрали на стройке, да еще два из деревни. Но пользоваться ими мы могли только условно. С одной стороны, лес, конечно, может прикрыть его шум. С другой, если «Вороны» начнут прочесывать его, то рано или поздно услышат. А там найдут базу и устроят штурм.
