Северин подчинился, но пиво не смаковало.
– Ты без череса? Ха! И я без череса. Что это, если не поражение? – Колодий посмотрел на свой ремень. — Когда-то нас боялись… Уважали. Теперь ненавидят и презирают.
Чернововк выпил еще.
— Знаешь, когда случился излом? Другие есаулы считают, что это был Рокош. А я считаю, это была битва под Стокгольмом, — продолжал Корний. — Орден — это нож, которым режут глотки. Но если бить им в доспех, то лезвие сломается. Победа, которую приписывают Бориславу, оказалась на крови сероманцев! Мы потеряли на том поле столько людей, что чудо помогло бы нам возродиться.
- Чуда не произошло.
— На то-то и чудо.
Есаула одним длинным глотком допил бокал и принялся за следующий. Стальной перстень звякнул о стекло.
– Если вдруг Орден переживет следующий месяц, мой шалаш будет расформирован, – Колодий успел набраться, поэтому говорил откровенно. — Рыцарей мало, люди не доверяют нам, многие соблазняются посторонними заработками. В шалаше больше нет смысла, поэтому он уйдет в прошлое.
- Что будет с часовыми? — Северин сразу вспомнил Игната.
- На колбасу пустят, - ответил Корней мрачно. - Тряска, что за вопрос? Распихают между разведчиками, казначеями и военными.
- А как быть с новичками?
– Ты о джуре? Нет у нас джур. Двухвостых, кстати, тоже не станет — личная инициатива Забилы.
- Овва...
По-видимому, она знала еще тогда, когда говорила с ним о возможном возвращении к шалашу. Знала, что шалаша больше не будет.
— Совет Семь станет Радой Пятерых... Если выживет, конечно, — Корней махнул рукой, заказывая еще пива.
– Ты не выглядишь расстроенным.
— Да надоело все. Холера! Мы получили то, чего заслуживаем, — хмельной Корней ударил бокалом по столу так, что сосуд подпрыгнул. — Надо было менять что-то сразу после войны, а не ждать, пока петух в сра-ку клюнет! Я предлагал идеи. Я видел, что иначе Орден умрет! Но они продолжали делать все так, как делали всегда, потому что не умели иначе, шли в пропасть... А я? Что я? Разве меня слушали? Самый молодой есаул, что он там знает! Я предлагал брать необращенных. Да, без серебряной скобы, да, после закалки и проверки! Пусть без проклятия, пусть без дубов, можно было бы что-нибудь придумать... Мы получили бы немало желающих, уверен! Но нет, они уперлись рогом в традиции. И вот — все упустили, а теперь жалуются. Тьфу!
– Необращенные, – повторил задумчиво Северин.
– Да! Мы всегда принимали добровольно обращенных. А теперь никто не хочет принимать проклятие. Но и здесь мы могли что-нибудь придумать в собственную пользу! Например, нельзя инфильтрировать длительного агента через лунное иго, а с необращенным – пожалуйста! Крота можно ссылать куда угодно на долгие годы, как это делает Варта, — Корней махнул рукой, допил еще тормоза и добавил устало: — Но все равно. Мы вымрем, как древние хищники. Туда нам и дорогая!
Северин всегда считал Совет Семерых союзом мудрейших рыцарей Ордена, никогда не сомневался в их авторитете, даже кровавая бойня под Стокгольмом не нарушила его веры в есаул. После признаний Колодия и осознания глубины той ямы, где оказался Орден, его незыблемая вера в исключительность верховных авторитетов растаяла. Сначала он идеализировал отца, потом Совет Семей... Видимо, никогда не стоит верить в других слепо и несомненно — болезненным станет разочарование.
Киев тем временем готовился к празднику: избрание нового гетмана случалось редко, поэтому отмечалось гуляниями по всему Гетманату, особенно в столице, и даже ноябрьское ненастье не могло помешать. Улицы тщательно убирались, между домами натягивали гирлянды, всюду развевались желто-синие флаги, фонарные столбы украшали черные и красные ленты — цвета герба Равич, кобзари играли на площадях, с многочисленных плакатов на стенах размахивал булавой. В день инаугурации Правительственный квартал оцепили многочисленные сердюки; в зал Черного совета прибывали представители из Приднепровья, Подолья, Волыни, Галиции, Закарпатья, Причерноморья, Таврии, Запорожья, Слобожанщины, Буковины и Северщины, послы союзных и дружественных государств, многочисленные высокие саны греко-католической, римско-католической и православной. воеводы полков и вожди цехов, военные, газетчики и многие другие — все без исключения подвергались строгой проверке гвардейцев в белом.
Приглашать верхушку Серого Ордена на присягу нового гетмана было давней традицией со времен Хмельницких, и неприятная огласка последних месяцев не могла нарушить ее. Совет Симох в старомодной форме напоминал группу прокаженных, которая случайно вместо лепрозория попала на свадьбу, — все держались в стороне от очередей с тремя клямрами. Северин, впрочем, этим не волновался, потому что к их компании неожиданно присоединился Савка Деригора. Брат Павлин также имел на себе рыцарскую форму, хвостиком ходил за Верой, беспрестанно дергал приклеенное за ухом перо и радостно улыбался, не отвечая ни на один вопрос Чернововка.
— Сестра... А Павлин тоже имеет дар? — не удержался Северин, пока делегация сероманцев стояла в очереди у входа в зал.
– Да, – ответила Вера. – Я пыталась понять этот дар… Но не смогла. Пытки сменили Павла, и его дар также изменился. Сам знаешь, он не говорит об этом.
— Говорит, что это секрет.
Впереди гвардиец перед дверью требовал от Данилишина убрать капюшон, но получил фигу под нос.
— Думаю, Павлин сам не понимает природу собственной силы и не знает, как объяснить это посторонним. Как бы там ни было... Он смог это овладеть, — Вера задумчиво посмотрела на Савку, который торчал рядом с задраной головой. – Мне кажется, что он видит все иначе. Может быть, смесь нашего мира и Потустороннего мира? Кто знает. Наше воображение мало, чтобы понять его силу.
Очередь сдвинулась и делегация Ордена наконец-то попала внутрь. В зале Черного совета было тесно, шумно и душно.
- Идите с Савкой на балкон, - вдруг Вера обалдела на несколько секунд. - И хорошо запомни следующее...
Она прошептала адрес. Северин повторил.
- А зачем...
– Я не знаю. Ты потом поймешь. Иди, Щезник. Пусть Мамай помогает.
- Приказываю выжить, - добавил Иван Чернововк.
Колодий махнул ему рукой, а Яровой ободряюще кивнул. Северин поднялся на второй этаж, где скопились гости второго эшелона, и стал рядом с Савкой, который держался у самых перил.
— Черный волк, — усмехнулся Павлин, словно впервые его увидел.
– У тебя перо немного облезло, – заметил Северин.
- Подарить новое?
– Облако скопилось. Перекрестные тропы! Полечу вместе с коршунами, — Савка испуганно оглянулся.
— Буду считать это согласием.
С балкона зал виднелся как на ладони: Совет Симох расселся недалеко от трибун, гвардейцы выстроились под стенами, поток гостей высыхал, пока не осталось свободного места ни внизу, ни на балконах... Через несколько минут церемония началась.
Оркестр заиграл государственный гимн, хор спел, собравшиеся поднялись и положили руки на сердца. Ладонь Северина коснулась тусклого золота нитей, которыми на кунтуше было вышито очертание Мамая. Глаза бежали рядами людей. Возможно, Панько был прав — если привести доказательства заговора перед всем панством, есть шанс быть услышанными...
Хор умолк вместе с оркестром. Последние звуки прокатились под куполом и зал зашуршал, усаживаясь поудобнее. На трибуну взошел католический архиепископ Марьян Дубровский — по традиции каждого гетмана рукополагал глава его конфессии. Архиепископ пространно, с длинными цитатами на латыни, говорил о святости Бога и власти, о самоотверженности и служении, о подлостях и преступлениях, о мудрости и справедливости, и так еще много тягучих минут, пока на трибуне его не сменил невысокий человек в белом — Иаков Яровой. Его появление было встречено овациями, не в последний раз благодаря тому, что речь архиепископа наконец кончилась.
Северин аплодировал и рассматривал Иакова, не похожего ни на Николая, ни на Ярему Яровых. Тот почтительно стал на колено; архиепископ благословил и положил на плечи золотую цепь гетмана. Под новую волну оваций Яровой поднялся и положил правую руку на Библию. Зачитал клятву хорошо поставленным голосом, который был слышен во всем зале — удивительно для такого небольшого мужчины. Видимо, мощный бас является родственной чертой Яровых, решил Северин.
