Страж Ордена (СИ) - Семин Никита

Перечитав оба письма, купец удовлетворенно хмыкнул. Он аккуратно сложил их и запечатал личной печатью с гильдейским гербом.

Раз дубины и кулаки не помогли, теперь в бой вступали сургуч, перо и бюрократия. А это было оружие куда более страшное. Там, в Перми, разберутся. А если надо будет дать ход делу — подмажем! Не в первый раз…

Два дня прошли в уединении и труде. Мой новый дом, был уже не совсем пуст и быстро превращался из простого сруба в укрепленный пункт и лабораторию. Ночи стали спокойнее. Несколько раз за ночь я просыпался от слабого гула защитных рун на заборе — это мелкие «черви», постепенно расползающиеся по округе, натыкались на невидимый барьер и, получив легкий разряд, уползали прочь. Моя крепость работала, охраняя не только меня, но и не допуская тварей в деревню.

Это позволило мне сосредоточиться на более тонких вещах. Во-первых, позаботился о спасенном из-под влияния клещевика мужике. После моего «жесткого излечения» он оказался парализован. Договорился устроить его у старосты Федота и запустил регенерацию нервных волокон. Несколько дней, и будет как новый.

Во-вторых, продолжил заниматься домом. К вечеру второго дня я закончил работу над первым настоящим охранным артефактом. Не просто барьером, а системой раннего предупреждения. Я взял гладкий речной камень, часами вырезая на нем сложную руну-резонатор, а затем соединил его тонкой медной проволокой с маленьким бронзовым колокольчиком, который выменял у Кузьмича на целебную мазь. Подвешенный над дверью, этот примитивный, но эффективный прибор молчал. Но стоило существу с сильной энергетической аурой — будь то маг или крупная тварь — пересечь внешний периметр, как камень должен был нагреться, передав импульс по проволоке и заставив колокольчик издать тихий, мелодичный звон.

Установил энергомембраны на окнах. Теперь ни воздух, ни комары уже не летели внутрь. Кроме того, я решил проблему освещения. Больше никаких вонючих, коптящих лучин. В нескольких глиняных горшках, плотно закрытых крышками с единственным отверстием, я разместил колонии специально обработанного мха и по кусочку гриба-аккумулятора. Теперь по ночам моя мастерская заливалась ровным, мягким, белесым светом, не дающим ни дыма, ни пляшущих теней.

Я как раз проверял соединение на «сигнальном амулете», когда до моих ушей донесся шум, чуждый этой деревне. Это не был скрип крестьянской телеги или мычание коров. Это было звонкое ржание породистых лошадей, скрип дорогих рессор, громкие, полные праздной уверенности голоса и взрывы хохота.

Выйдя за ворота, я увидел их. К околице подкатили два легких, щегольских экипажа, запряженных парой сытых рысаков. Из них высыпала компания из пяти молодых людей, одетых по последней столичной моде: яркие сюртуки, узкие панталоны, цилиндры на головах. «Золотая молодежь» из Кунгура или даже откуда подальше, очевидно, изрядно заскучавшая в уездной глуши и решившая развеяться, съездив поглазеть на «деревенского колдуна», слухи о котором, похоже, дошли и до города.

Они вели себя как хозяева жизни. Громко обсуждали убогость изб, с показным отвращением морщились от запаха навоза и потешались над высыпавшими на улицу редкими крестьянами, отпуская в их адрес сальные шуточки. Они приехали за представлением, и вся деревня была для них сценой.

Заметив кучку деревенских ребятишек, с любопытством и страхом глазевших на них, один из дворян — самый элегантный и, на первый взгляд, спокойный — с ленивой усмешкой шагнул вперед.

— Ну что, jeunes mesdames et messieurs, (юные мадам и месье) не желаете развлечься?

— Le prince Golitsyne a décidé de combler les villageois de ses bienfaits! (Князь Голицын решил облагодетельствовать поселян!) — пьяным голосом выкрикнул один из дворянчиков.

Оп-па! Да это, выходит, молодой князь Голицын! Быстро просканировав его, я тотчас же почувствовал исходящую от него ауру — тонкую, едва заметную, но неприятно знакомую. Так и есть! И тут же ко мне пришло понимание, что Голицын уже успел где-то стать магом! Что вскоре и подтвердилось самым наглядным образом.

Юный князь обратил внимание на тощую, шелудивую дворнягу, что крутилась у колодца в надежде на подачку.

Скучающим движением он щелкнул пальцами.

Собака вдруг истошно взвизгнула, будто ее ошпарили кипятком. Ее тело неестественно выпрямилось, и, заскулив от боли и недоумения, она встала на задние лапы. Передние лапы нелепо задергались, и она начала неуклюже, с подвыванием, «танцевать», кружась на месте. В ее мутных глазах стоял неподдельный ужас, мышцы сводило судорогой, но невидимая сила заставляла ее продолжать этот жалкий танец.

Друзья Голицына взорвались хохотом. Деревенские дети, не понимая скрытой за этим «фокусом» жестокости, тоже прыснули со смеху, тыча в потешную собачонку пальцами.

Н о я не смеялся. Не до смеху тут было. Вот дерьмо! Да это же примитивная форма магии «марионеточника»! Точное, хирургическое управление чужой нервной системой. Пока еще в неуклюжем исполнении — Голицын, понятное дело, не успел ее освоить в полной мере. Да и знаний предыдущих поколений за ним нет — он сам первый в своем роде маг. Но эту технику ни с чем не спутаешь. И в памяти, как клеймо, вспыхнул образ другого Голицына, из моего времени, из свиты Иерарха Адамантоса. А здесь я вижу, получается, его предка — родоначальника настоящего, магического рода Голицыных, а не просто княжеского, но бездарного рода, как было до прихода магии.

Наконец, вдоволь насладившись зрелищем, компания заметила меня, неподвижно стоящего у ворот своего дома. Их смех стих. Голицын, с тем же скучающим видом, щелкнул пальцами еще раз. Дворняга мешком рухнула на землю и, скуля и поджимая хвост, уползла прочь. Он медленно повернулся ко мне. В его глазах было ленивое, оценивающее любопытство хирурга, разглядывающего новый препарат.

— А вот, я полагаю, и сам виновник нашего визита, — протянул он с легкой, снисходительной усмешкой. — Местный чародей. Ну, здравствуй, месье чудотворец. Показывай, чем удивишь просвещенную публику!

Посмотрев на этого хлыща, я лишь тяжело вздохнул. Нда, от осинки не родятся апельсинки. Что потомок твой был мудаком, что предок!

И в ладонях моих вспыхнуло два энергокнута.

Глава 11

Князь смотрел на меня с непередаваемой смесью ленивого высокомерия и неприкрытого вызова. Его дружки, усмехаясь, ждали представления. А куда денется этот деревенский мужик? Сейчас начнет юлить, кланяться и показывать свои фокусы, пытаясь угодить скучающим господам.

А у «мужика», то бишь у меня, внутри уже поднялась и закипела холодная, дикая ярость. В моей прошлой жизни, в роду Молниевых, как впрочем и во всех прочих, с самого детства, с момента когда юный аристократ хоть чего-то начинает понимать кроме «агу-агу», ему вбивают в голову: ты не такой как все, ты не простолюдин, ты — Одаренный, ты надежда семьи, опора Империи, ты — соль земли. Веди себя подобающе и не смей ронять родовую честь! Так что, за один лишь подобный тон можно было в буквальном смысле головы лишиться. Все как полагается: вызов на дуэль, секунданты, схватка, хоть по закону это и запрещено… а потом все списывают на несчастный случай на тренировке. Камеры? Да какие камеры, побойтесь Бога! Эти штуки — для простонародья… Так что реакция на неуважительное обращение была практически инстинктивной и очень резкой. На уровне рефлексов.

Единственное, что меня удерживало от желания пустить в дело энергокнуты прямо здесь и сейчас — это очевидное невежество этих болванов. Конечно, откуда им знать, кто я таков? Откуда знать им, что уже через несколько лет сам Государь Император дарует дворянство всем «одаренным», и такие, как я, станут новой знатью. И к этой мысли их, старую, изнеженную аристократию, пора было приучать. Жестко и без сантиментов.

Чтобы немного привести их всех в чувство, я встряхнул энергокнуты, так что они затрещали, разбрасывая искры и вспышки света. Господа побледнели и отшатнулись. Решив, что достаточно привлек их внимание, я убрал бичи и произнес: