— Наверное, у тебя есть множество вопросов...
– Вопросов.
– Я готов ответить на каждое.
- Слишком много. Слов, Максим потер указательными пальцами виски.
– Хорошо, – кивнул Северин. – Я хочу помочь тебе. Если после всего случившегося ты хочешь иметь со мной дело...
Северин совершил паузу, но Максим не ответил.
— Если согласишься, я рад приму тебя как друга. У тебя никого не осталось, — характерник сделал паузу, но Максим снова промолчал. — Если захочешь битвы, я приму твой вызов. Однако не хочу, чтобы это произошло.
Красные глаза съежились.
— Потому что я убью тебя, Максим. Мне есть за что драться.
Альбинос вытянул перед собой руки, хрустнул суставами. Потрогал лицо, понюхал под мышками. Осторожно поднялся на ноги, качнулся с носков на пятки. Северин сделал шаг назад.
Зря он сказал о вызове.
Опанча съехала на землю. Под разрисованной кровавыми потеками молочной кожей бугрились мышцы. Движения, поначалу неуверенные, налились хищной грацией. На груди виднелся шрам - след Захарова выстрела.
Северин отступил еще на шаг, положил ладонь на рукоятку пистолета. Он не будет тратить время на волчий герц: просто стрельнет серебром и потом. К черту поединки!
– Сон, – разбил молчание Максим. — Так долго. Таков настоящий.
– Я был в похожем, – согласился Северин. — Но по сравнению с тобой пробыл там гораздо меньше времени.
Оборотни-безотцовщины, пленники потусторонних существ. Мог ли уловить Максим это сходство? Наверное, он видел в Черновцов только старого врага...
— Драться, — прокричал Максим. – Зачем?
... что стал его единственным знакомцем во всем мире.
– Я – никто, – альбинос вздрогнул от холода, поднял опанчу и закутался. — Подросток, ставший мужчиной в волчьем теле. Все, что я знаю и умею жить в стае.
- Стая больше не примет тебя.
Максим закашлялся. Накрутил прядь белых волос на пальцы, взглянул на него грустно.
– Мир не примет меня.
– Поэтому я предлагаю помощь! Меньше всего, что я могу сделать для тебя. Чтобы загладить тот вред, который ты понес от моей семьи... От чистого сердца.
Северин действительно говорил это от чистого сердца.
– Мы были друзьями детства. Помнишь?
Максим подошел к нему. Северин стоял на месте.
— Волки лучше людей. Волки помнят спасенную жизнь. До самой смерти будут верны... А люди предают, — Максим смотрел ему прямо в глаза. — Не боишься, что я предаю тебя, Северин?
– Не боюсь.
Он знал, что от уверенности его ответа зависит, выйдет ли он отсюда в одиночестве. Максим рассмеялся — коротким и неприятным смехом, похожим на звон.
— Как ты дожил до седин с такой наивностью? — Альбинос развернулся и окликнул деревья: — Владыка! Я проклинаю тебя!
Могильная тишина древней чащи глотнула его проклятие.
— Я должен покинуть край, ставший домом, — его речь перешла от рубленых слов к предложениям. — Не хочу уходить, но должен. Я не доверяю тебе, но никого не знаю. И ничего не знаю...
Он ступил на дорогу, ведущую к дому волхва.
- Веди, Северин. Я пойду за тобой.
Жизненные тропы Чернововков и Вдовиченко пересеклись снова.
***
Снова! Он перегнулся через борт, разинул рот, высунул язык... Но все, что можно было выбеливать, он уже выбеливал. Соленые брызги испещрили лицо. Морская болезнь сжимала желудок, душила горло спазмами, и когда казалось, будто миновала, возвращалась новыми приступами.
— Качка опасна, — сказали сзади.
Меньше Максим хотел, чтобы кто-то видел его в таком состоянии.
- Еще... долго?
— До рассвета доплывем. Не опрокинешься? Не хочу убивать паромника, он добрый дядя.
— Не опрокинусь.
С тихим плеском бурились темные воды. Максим осел на палубу, оперся спиной на борт, откинул со лба прилипшие волосы. Рвота забирала чертовски сил.
— Когда мы впервые к варяжским берегам плыли, то я рыгал дальше, чем видел, — возразил Северин ободряюще.
Максим запретил себе представлять это зрелище.
– А со мной рыгала еще половина корабля!
Желудок болезненно скрутило.
– Однако я закалился, и на второе морское путешествие даже шторм не составил меня пополам.
Северин протянул бурдюка. Родниковая вода смыла кислый привкус изо рта и призрак забеленного корабля с глаз.
— Плесни еще на виске, холмик и запястье.
Волкам жилось проще: без морей, паромов, качек, когда вся вода вокруг — лужи, ручьи и лесное озеро около человеческого поселения.
– Попробуй уснуть, – посоветовал Северин. — Не заметишь, как придет рассвет.
- Да разве здесь уснешь? - пробормотал Максим.
— Устраивайся поудобнее, смотри на небо, слушай плеск волн. Если снова прикрутится, то дыши медленно и глубоко, сосредоточься на посторонней мысли. Мне помогало.
Очередная куча советов от Северина Чернововка, великого учителя жизни.
Максимов словарный запас восстановился и обогатился. Он смаковал интересные слова — пуцвиринок, алебастровый, бокораш, пантровать, тайстра — однако до сих пор не мог подобрать нужные слова для обозначения своих чувств к Северину. Новый друг? Старый враг? Он пытался разыскать в себе жажду мести, но зря: потерянная родня превратилась в укрытых саваном забвения призраков, он растерял чуть ли не все воспоминания о них. Святослав так звали его старшего брата... Он был хорошим братом. Беспокоился, оберегал... Ярослава — мама... Всегда суровая. Понятно, как она согласилась отпустить их вдвоем... Роман — отец. Ненавистный многими руководитель Свободной Стаи, начавший Рокош и расколовший Серый Орден, повлекший за собой Волчью войну... Вот и все воспоминания.
Настоящей семьей стала стая волков. После пробуждения на алтаре в человеческом теле Максим желал только одного – вернуться. Годами он жил равным между равными, пока Владыка не выбросил его прочь, как противную игрушку. Покидая леса, Максим поклялся возвратиться с местью. Леший, а не Северин, Вдовиченко ненавидел от всей души.
Научиться всему заново. Впихнуться в неудобные одежды, держаться в седле непослушного коня, считать деньги, читать газеты, разжигать костер — все, что умели даже дети, требовало усилий. Максима раздражало, что за накоплением бытовых безделушек память о волчьих годах превращалась в сон, таяла, как снег под весенним солнцем, а еще раздражал Северин, который всегда был прав.
Они были сверстниками, но с Чернововкой он чувствовал себя ребенком рядом с взрослым. У Северина были седина, семья (жена, ребенок — эти слова казались невероятно чужими), воспоминания о войне и куче всего остального... А что Максим? Одни путешествия по лесу и охоте. Бесспорно, эти воспоминания были прекрасны, но они блекли на фоне жизненного опыта Северина.
Максим тосковал по стае. Он оглядывался, пока лес не исчез за горизонтом, но никто не пришел попрощаться с изгнанником... По ночам Максим невольно перебрасывался на волка — к счастью, единственным свидетелем тому был Северин.
- Ты должен овладеть собой, - напутствовал характерник. — Никто не должен распознать в тебе оборотень. Иначе верная смерть.
Вдовиченко кивал, но тайком хотел опрокинуться и убежать в ближайший лес. Ему здесь не место — лучше снова жить где-нибудь волком! Раздраженный очередной неудачей (перепутал монетки в пять и пятьдесят шелягов), Максим булкнул об этом вслух. Северин взглянул на него, как на причмеленного, и строго ответил, что проклятие лунного ига сведет его с ума, а Зверь пленяет сознание.
– За девять лет в стае ничего подобного со мной не случилось!
— Потому что сила лешего в тех местах сдерживала действие проклятия или что-нибудь.
- Я больше волк, чем человек...
– Ты – болван! Хватит уже искать оправданий для побега!
В такие мгновения Максим овладевал жгучей яростью к Черно-волку, но он не находил нужных слов, чтобы надлежаще произнести ее, от чего свирепствовал еще больше.
В то же время он испытывал глубокую благодарность к спутнику: например, только Северин заметил, как страдает кожа и глаза альбиноса от солнечных лучей, сразу купил ему широкополую соломенную шляпу.
