Кто из них пришлый, кто местный, сейчас уже не поймешь. Одеты все были одинаково, в форму, а по искореженным трупам особо и не различишь.
Шнур выстрелил еще раз, где‑то в соседней комнате, и я вошел в последнюю, которую еще не проверил. И увидел парня, относительно целого. Ну он в дальней, ему, похоже, повезло. Да и задачу поставили – тылы крыть, он в перестрелке практически не участвовал.
Сидел возле батареи отопления, держался за уши, и было видно, что по его шее течет кровь. Раскачивался вперед‑назад, глядел перед собой невидящим взглядом. Ну, толку с него как от пленного не будет, разве что в качестве сакральной жертвы оставить, для того, чтобы местных кровью запачкать. Но один – все равно мало, можно даже не мараться.
Я прицелился ему в голову и выстрелил, разбрызгав мозги по радиатору. Он так и не посмотрел на меня, не обратил внимания. Вышел, посмотрел на Грома и проговорил, стараясь больше не орать:
– Все готовы! Пошли отсюда, пока заживо не запеклись.
Спускаться по лестнице не стали, спрыгнули прямо через пролом. Я отряхнулся, двинулся вперед. Надо рюкзак забрать, он за гаражом лежит, а бросать его нельзя. Там и патроны, и паек, и лекарства. Все, что пригодиться может.
Так и сделал, а потом вышел со двора. Вдохнул воздух, в котором по‑прежнему висела мелкая пыль, снова мотнул башкой.
Дальше по улице были еще двое «росгвардейцев», один сидел на асфальте, вытянув ноги, одна из которых оказалась забинтована прямо поверх штанины. Ну с этим позже можно будет разобраться. И, что немаловажно, у нас машина есть, так что нам не придется пешком тащиться. Довезем с ветерком, а дальше Саша превратит маленькую дырку в его ноге в большую, и будем ждать, пока заживет.
Но в целом такая операция, да еще и с одним трехсотым – это уже хорошо. Очень даже.
Второй рядом на корточках, беседовали о чем‑то.
Справа появилось еще двое наших, у каждого на плече было по второму автомату, один еще и две РПС‑ки тащил, повесив их на плечо. Ну, значит, разобрались со всеми.
Все, можно было выдохнуть. Врагов тут больше нет. И что‑то мне подсказывает, что пытаться отбить деревню никто не приедет. Уж слишком много народа «Вороны» потеряли за последние дни, и до прихода подкрепления они с базы больше не высунутся.
– Минус двое! – крикнул Бехр. – Разобрались! Они постреляли чуток, да только станция у них даже не из кирпича, сплошной профлист!
– Заебись, – ответил Гром, повернулся ко мне. – Ну, что дальше, Край?
Голос звучал уже более явно, слух постепенно возвращался ко мне, да и звон уходил. Но все равно глухо, как через подушку. А мне теперь с местными разговаривать.
Хотя, бля. Почему все время я, да я? Я вообще раненый герой, считай, обеспечил успех всей операции. Так что пусть сами разбираются для разнообразия.
– Свяжись с Русей, пусть машину сюда гонит, – сказал я. – И кого‑нибудь из местных из дома вытащи, пусть соберет остальных. Гром, выступишь перед ними? Я чего‑то не могу. Устал, если честно.
– Понимаю, бля, – ответил он, вполне серьезно. – Самому такого переживать не приходилось, но подозреваю, что тебе сейчас очень хуево.
– Если честно, так и есть, – признаваться в своей слабости не хотелось, но я все‑таки решил, что так будет правильно. – На ногах еле стою.
– Бехр, Игнат, – обратился к своим подчиненным Гром. – Пройдитесь по домам, найдите кого‑нибудь, и пусть тут все собираются.
– Так дом же горит, – кивнул кавказец на взорванный мной коттедж. Там действительно постепенно поднималось пламя. – Может где‑нибудь в другом месте?
– Нет, – я покачал головой. – Им еще и пожар этот тушить потом. Думаешь, мы этим заниматься будем что ли?
Я повернулся и двинулся к ближайшему забору. Бросил на землю рюкзак, сам облокотился на стену, закрыл глаза. Да уж, что‑то сложный сегодня день.
Хотя, положа руку на сердце, когда я мог сказать, что у меня был легкий день? То то и оно. Один сложнее другого.
Ладно, главное – живой. А со всем остальным еще успеем разобраться.
Глава 19
Я сидел на кушетке, а Саша ковырялась у меня в ухе. Прикосновение какой‑то металлической штуки было неприятным, кожу холодило, но я терпел, потому что знал, что это необходимо.
– Ну, перепонки вроде бы целы, – проговорила хирург, впрочем без особой уверенности.
Ну еще бы, она ведь не ЛОР‑врач. А теперь ей приходилось выступать вообще за всех. И терапевт, и ЛОР, и даже как недавно выяснилось, акушер‑гинеколог. Разве что не педиатр, но и до этого дойдет.
Хотя, пожалуй, это будет как раз началом спокойной жизни. Тот момент, когда с нами снова окажутся дети. Нет, сейчас есть Наташа, но она как ребенок не воспринималась уже совершенно. Руки у нее окрепли, как я понял, она занималась с какими‑то гантелями, которые нашла тут в лагере, а навыки работы с пистолетом‑пулеметом отработала до совершенства.
И когда я только приехал, сразу прилипла ко мне, требуя провести зачет. Насколько я знал, она и стрелять ходила вместе с нашим пополнением, и старалась чуть ли не больше всех. И из Макарова, и из «Витязя».
Я пока отговорился травмой, но потом сходим и я посмотрю, как она теперь стреляет. А еще она рассчитывала на то, что я возьму ее в бой, но такой возможности у меня не было. Рисковать девчонкой мне не хотелось. Но вот такая вот воинственная у меня получилась племянница. Или приемная дочь? Да черт тут ногу сломит.
– Я так и не поняла, что случилось‑то? – проговорила Саша, сделав несколько шагов назад и усевшись за стол. И тут же принялась черкать что‑то в обычной тетрадке в клеточку. Похоже, что она и медицинскую карту уже успела завести.
Голос по‑прежнему звучал, как сквозь вату, но звон уже окончательно прошел. Это радовало. Значит, пару дней, и я снова смогу нормально слышать, ну, насколько это возможно. Так, как после рок‑концерта, когда рядом пару часов ревели гитары и гремели барабаны на полной громкости. Если я, конечно, был хоть раз на рок‑концерте.
– Да мина взорвалась рядом, – ответил я. – Противотанковая.
– А как так получилось‑то? – удивилась она. – Я думала, что противотанковые только танк и может подорвать.
– А я сам ее взорвал, – ответил я. – Выдернул предохранитель из взрывателя, зашвырнул в окно. Еле спрятаться успел.
– Все геройствуешь? – спросила она.
– Да ты видела бы, что случилось с теми, кто в этом доме был, – я хмыкнул.
– Край, ты ведь добегаешься, – сказала Саша, провела в тетрадке какую‑то длинную линию, после чего закрыла ее. – Неужели ты не понимаешь? У тебя трети кишечника нет, прежней формы ты не наберешь уже никогда. А ты все со стволами носишься.
– Только не надо из меня инвалида лепить, Саш, – я поморщился. – Ну и сама подумай: если не я, то кто? Мы на войне, и кому‑то надо все это делать.
– Так другие есть, – ответила она. – Вот пусть они и бегают с автоматами. А ты командуй.
– Ты знаешь, я же тут узнал о себе кое‑что, – я улыбнулся. – Я был майором. Еще раньше, до эпидемии, когда служил. Мог на штабной должности сидеть в теплом и уютном кабинете. Гербовые печати ставить, и все остальное. Но тогда в поле работал. Похоже, что у меня это идея‑фикс какая‑то.
– Ну тут я ничего сказать не могу, я не психиатр, – она развела руками. – Хотя он тебе бы понадобился, как мне кажется.
– Смешно, – усмешка на моем лице стала еще шире.
– Это ты так думаешь, – сказала она, почему‑то без тени веселья. – А вы с войны возвращаетесь поломанные, а потом куда? Либо в психушку, либо в бандиты, либо, тем, кому повезло, обратно едете. За смертью своей едете. А все потому что реабилитации после войны толком никакой нет.
– Саш, это не про меня, – я покачал головой. – Я в здравом уме и твердой памяти. Считай, что иммунитет у меня к таким делам. Или еще лучше считай, что я заговоренный. Во. Думай, что меня какая‑нибудь бабка отшептала.
